Героиня мира - Танит Ли

— Я намерен предать гласности гнусную историю о проявленной некомпетентности и недоброжелательстве в ходе открытого заседания, а если понадобится, я доведу ее до сведения самого императора.

Несмотря на молодые годы, адвокат пользовался широкой известностью и внушал немалый страх. Воллюс выбрала его умышленно. Сомнительно, чтобы громогласные обвинения смогли достигнуть императорского слуха, а вот их влияние на общественное мнение, неблагоприятное для судейских, — дело совсем иное.

Чиновник возразил, что нам не следует торопить события.

— Три с лишним месяца — подобный срок, сэр, свидетельствует об отсутствии поспешности как с нашей стороны, так и со стороны судейства, представителем которого, насколько я понимаю, являетесь вы.

— Совершенно верно. Скажите, однако, мадам, что вы хотели получить по иску?

Я посмотрела вдаль — глаза большие и полны света — и почувствовала, какое воздействие оказал мой взгляд на чиновника.

— Всего лишь права, — тихо и четко проговорила я, — положенные мне как оставшейся без кормильца вдове.

Мои слова пришлись адвокату по душе, он погладил меня по плечу, обтянутому богатыми шелками.

— Госпожа Аара просит о законном гражданстве, а помимо этого о предоставлении ей права собственности на поместье Гурц.

— В котором до известной степени заинтересована корона.

Адвокат выпрямился, лицо его выразило оскорбленное изумление.

— Неужто мне следует полагать, что судейство Крейза, желая обустроить собственное гнездышко, готово лишить хрупкую юную даму наследства, завещанного ей любящим супругом на смертном одре? Разумеется, я ни за что не поверю, будто подобные заявления могут исходить от императора.

Чиновник облизал губы, а потом перо.

— Если госпожа составит заявление…

— Оно при мне, — сказал адвокат, — а также свидетельство о браке и прочие необходимые документы.

Чиновник бросил быстрый взгляд в надежде, что я снова посмотрю на него, но я склонила голову и оперлась на руку, поблескивая золотым браслетом.

Он извинился, встал и вышел.

— Мы повергли его в трепет, — сказал мне адвокат. — Вот увидите, он вернется с каким-нибудь приятным известием.

И правда, он возвратился лишь с тем, чтобы препроводить нас в кабинет повыше рангом и с большим количеством мрамора, где мое заявление зачитали вслух перед господами мощного телосложения, перещеголявшими меня по количеству драгоценностей в наряде. Они задали мне ряд вопросов, на которые ответил адвокат, поглядели на браслет, на имя Воллюс в списке моих покровителей и сказали, что весть о несправедливом обращении со мной весьма их встревожила, что проявленная мной в столь беспокойные времена верность достойна всяческого уважения, что Гурц был отменный ученый и патриот, что через три дня я могу зайти снова.

— Нам придется еще раз повторить всю процедуру? — спросила я адвоката.

— Отнюдь. Через три дня вы получите гражданство. А на протяжении недели и поместье.

— Все так просто?

— Это редкое исключение. Но у вас прекрасные друзья, госпожа Аара. Впрочем, пожалуй, мне пора привыкать величать вас по-новому. Необходимо, чтобы император присвоил вам титул, но это всего лишь формальность. Старик каждый месяц подписывает штук по двадцать таких любовных записок, в наказание за расширение границ империи. Награды и взыскания. Я и сам принц. Быть может, вы позволите мне нанести вам визит в поместье, принцесса Аара?

Сколько же времени прошло с тех пор, как я стала северянкой? Ах, это случилось задолго до того дня, когда мне вручили скрепленный печатью свиток с гербом Сазрата и Кронии. Мне кажется, это произошло в тот день, среди снегов, когда стоявший в дверях домика чавриец сказал: «Гляди-ка, тут есть даже юбчонка, нам на радость». И мне показалось, будто он говорит по-крониански, но все было иначе. Он говорил на языке моего родного города, моего детства, поэтому я и поняла его. А затем, словно яблоньку, я все перекрутила, словно яблоньку, флюгер, предатель, я не пожелала знать. Мельм пронзил его мечом. Я стояла с метлой наготове. Мы отбились от них. По-моему, именно в тот день я отреклась от старых привязанностей, если и не приобрела кронианского гражданства…

… А Фенсер, в какой день?

Это просто.

День, вечер, когда приказ о вынесении смертного приговора и о его отсрочке доставили обратно в Сектор Пантеон.

Я сделала его тем, что он являет собой теперь. Мое перо, вычеркнувшее его имя из списка приговоренных к смерти: «Заметьте, по размышлении имена некоторых людей оказались вычеркнуты, поскольку они имеют потенциальную возможность содействовать осуществлению замыслов императора».

Вражеский приспешник.

Он ожидал казни — веревка, черная крышка, небытие или наказание богов, о которых он говорил. Да, он уже вел эту дискуссию с самим собой, ведь в той дыре, куда они его упрятали, времени для этого нашлось предостаточно, чего не случалось прежде среди безумств на поле боя. И вот дверь открывается, камеру заливает свет луны, свет дня или только свет факелов, с которыми явилась стража, и он поднимается на ноги, думая, что вот и пришел конец веревочке, и ответ на вопросы, которые он задавал себе, откроется ему, когда петля сожмет горло, а если повезет, когда переломится позвоночник. Но нет, они ведут его в другое место Он станет им другом. Ведь он обладает знаниями, которые им пригодятся, и готов поделиться.

В полном ошеломлении он решает сначала, что его приняли за другого человека, и думает, что ошибка внезапно обнаружится и его все же поволокут во двор, где, словно голодный язык, по-прежнему болтается веревка.

Проходят дни. И ночи. Смерть, подобно отдаленным раскатам грома, становится все более расплывчатой.

Затем от него начинают требовать услуг. Никто не заметил ошибки. Он волен притвориться тем, за кого его принимают, а может, и отказаться от всего, и от жизни тоже; он выбирает жизнь. Он ведет рискованную игру, что-то сочиняет, отчаянно блефует. И боги, есть они иль нет, способствуют ему.

Только ведь он — творение моих рук, этот человек в черном, южанин, которому то и дело приходится вызывать обидчиков на дуэль, чтобы роняющие слюну псы не вцепились ему в пятки. Вычеркнув имя Фенсера Завиона из списка смертников, я переписала его заново, иными чернилами, на том, что превосходит прочностью красную бумагу.

— Цветы, — сказала Воллюс, — и стакан вина. На решетке запекают рыбку, которая тебе по вкусу. Нет, так дело не пойдет. Неужели тебе опять плохо?

Я превратила его в другого человека, а она сотворила меня, собирая клочок к клочку. И помимо звонкой монеты, которая поступит ей в уплату, она рассчитывает получить что-то еще. За мной долг, от которого нельзя отрекаться.