Ностальгия по чужбине. Книга вторая - Йосеф Шагал

Девица понимающе кивнула, деловито подгребла к себе деньги и одарила меня вымученной улыбкой:

— Развлекайтесь спокойно, мисс Лоуренс…

«Чтоб ты всю жизнь так развлекалась!» — мысленно пожелала я.

Вызванное такси действительно отвезло меня в посольство Великобритании, где я, предъявив у входа свой многократно испытанный паспорт, беспрепятственно вошла внутрь.

— У меня назначена встреча с Джуди Десмонт, — сообщила я какому-то явно мелкому чиновнику посольства с зализанными назад редкими волосами.

Через две минуты меня ввели в просторную комнату, больше похожую на театральную гримуборную, нежели на помещение в здании посольства, и закрыли за мной дверь.

Замок снаружи отчетливо щелкнул.

Я огляделась и, увидев еще одну дверь, ведущую в ванную комнату, удовлетворенно кивнула. Ни Джуди Десмонт, ни кого-либо еще, даже отдаленно напоминавшего представителей рода человеческого, в помещении не было. Я уселась перед огромным, на всю стену, зеркалом, вытащила из сумочки необходимые причиндалы, затем стянула с себя свитер и юбку, и в одном нижнем белье проследовала в ванную…

Спустя сорок минут, уже полностью готовая, я набрала семизначный номер и произнесла в телефонную трубку то, что должна была произнести. Закончив с этой частью задания, я вновь подняла трубку и четырежды ткнула в черные кнопки.

— Слушаю вас! — произнес мужской голос.

— Передайте, пожалуйста, Джуди Десмонт, что у меня больше нет времени ее ждать. Как-нибудь в следующий раз…

— Да, мэм.

Ровно через минуту дверь открыли. Все тот же клерк с зачесанными назад редкими волосами даже бровью не повел, увидев перед собой совершенно не ту женщину, которую полчаса запускал в комнату. Впрочем, ему не было никакого дела ни до Гортензии Лоуренс, ни до Валентины Мальцевой, ни до Вэлэри Спарк. Чиновнику вообще не положено размышлять, почему в комнату заходит брюнетка, а выходит — яркая блондинка. И вообще, чиновнику думать не положено — для этого у него есть начальник…

Покинув фундаментальное здание британского посольства, я кокетливо улыбнулась советскому милиционеру, наградившему меня из стеклянной будки недобрым, пронизывающим взглядом. Ровно через минуту у посольства притормозило такси — последнее проявление заботы со стороны исполнительного посольского клерка. Сев на заднее сидение, я сразу же вспомнила родной русский язык и велела везти себя к ЦУМу.

— Как платить будешь, сестра? — немолодой водитель в коричневой кожаной даже не обернулся в мою сторону.

— Исправно.

— То есть, баксами?

— Откуда у меня баксы? — натурально изумилась я.

— Тогда откуда у тебя барская привычка ездить на такси? Ладно, довезу до ближайшего метро бесплатно…

— Послушай, дяденька… — Я посмотрела в обзорное зеркальце, чтобы увидеть бесстыжие глаза водителя. — Я только что прилетела, понимаешь? Из-за бугра. Может быть, пока меня не было, тут что-то произошло, а? У нас уже отменили рубли?

— Не знаю как у вас, а у нас, в такси, давно отменили! — отрезал водитель и, наконец, повернулся. — Так будешь платить или будем глазки друг другу строить?

— Сколько? — капитулировала я.

— Пятеру.

— Бандит!

— Ты еще бандитов не видела, сестра!..

Через час, сменив два такси и дважды — уже не споря — расплатившись долларами, я стояла у мраморного столика в кафе на втором этаже аэровокзала и с ненавистью рассматривала еду, которую сама же положила на коричневый пластиковый поднос. Есть не хотелось, не есть — означало вызвать подозрения… Я тоскливо искала выход из этой ситуации, когда услышала за спиной:

— А вы изменились, Валентина Васильевна…

Я все знала заранее: знала, кто со мной встретится, знала, о чем пойдет речь, знала даже, что за всем этим может последовать… И, тем не менее, едва услышав за спиной не лишенный некоего шарма баритон, непроизвольно вздрогнула и сжалась в маленький и жалкий комочек. Как любила повторять моя незабвенная подруга, женщине даже самый приятный сюрприз нельзя преподносить сзади. А ведь этот был из разряда неприятных…

Я медленно обернулась.

Когда-то давным-давно, в пору моей журналистской карьеры и увлечения остросюжетной литературой, я была уверена, что в массе своей рыцари плаща и кинжала, равно как и их коллеги по щиту и мечу, обладают невыразительной, сливающейся с окружающей средой, внешностью. Мой собственный, горький опыт свидетельствовал о прямо противоположном — подавляющее большинство шпионов, с которыми меня сталкивала судьба-злодейка, обладали подчеркнутой индивидуальностью. Их лица, манеры, речь врезались в память так глубоко и прочно, что я давно уже не строила для себя никаких иллюзий: в час переселения в мир иной эта мрачная галерея индивидуальностей всенепременно образуют у моего смертного одра своеобразный почетный караул, под ПРОНИКАЮЩИМ взглядом которого моя грешная душа навсегда покинет свою бренную оболочку…

Едва только увидев смуглое, резко очерченное лицо мужчины моих лет, глаза которого прикрывали тонированные стекла в модной металлической оправе, я поняла, что тот самый почетный караул пополнился еще одним типом.

— Признаюсь, для меня это неожиданность… — Мужчина обошел столик и опершись локтями о его мраморную поверхность, уставился на меня.

— Что, «это»? — механически спросила я. На самом деле, если в этот момент меня и интересовало что-то, то вовсе не этот советский генерал в канадской дубленке. Буквально в течение секунды перед глазами мелькнула помятое со сна родное лицо Тима с зубной щеткой в руке…

— Я не ожидал увидеть именно вас, — сдержанно улыбнувшись, ответил Горюнов. — Хотя теперь до меня наконец дошел смысл намеков…

— Вы разочарованы?

— Скорее, удивлен.

— Как это принято говорить в советских политических организациях… — Мобилизовав остатки душевных ресурсов, я выдавила на лица подобие светской улыбки. — Я не ваш уровень, да?

— Как раз, наоборот! — решительно возразил Горюнов. — Вы, Валентина Васильевна, в некотором роде легенда нашей организации. Получить из рук самого председателя КГБ загранпаспорт — это, знаете ли, феномен…

— Паспорт без права на возвращение, — уточнила я.

— Какая разница, — пожал плечами Горюнов. — Главное, что в моей конторе вы все еще считаетесь ЖИВОЙ легендой…

— Весьма сомнительный комплимент.

— Вы хотели сказать, унизительный, — уточнил генерал.

— Вы всегда так проницательны?

— Увы! — Горюнов развел руками. — Иначе не попал бы в такую незавидную ситуацию…

Несмотря на то, что в кафе было просто жарко, я засунула руки в карманы пальто, чтобы унять дрожь. Даже самой себе мне было стыдно признаться, что я боюсь этого мужика в дубленке. Отчаянно боюсь, поскольку по себе хорошо знаю, на что способен человек, которого загнали в угол…

— Где мы можем спокойно поговорить? — мои руки в карманах были мокрыми, словно только что я их вытащила из-под крана с горячей водой.

— А разве мы говорим неспокойно?

— Вы уверены, что за вами не следят?.. — Даже я понимала все наивность этого вопроса, но выбора у меня не было. В голове, подобно чугунному шару, перекатывалась фраза Дова: «Действуйте по инструкции, Вэл, и тогда вернетесь домой, к своей семье не в цинковом гробу!..»

— А вы?

— Никак не пойму, что вы пытаетесь изобразить? — меня вдруг разобрал острый приступ ярости. — Независимость? Высокомерие? Презрение к опасности? Но при чем здесь я? Может быть, вы думаете, что мне доставляет удовольствие эта встреча? Или все эти конспиративные страсти, в которых вместо оргазма получаешь пулю в затылок?.. И прекратите кокетничать, черт бы вас подрал! Я не в кинозале, а вы — генерал КГБ, а не актер, исполняющий роль Рудольфа Абеля в «Мертвом сезоне»! И вообще, соберите свои аналитические мозги в одной точке и поймите, что мне страшно, неужели вы не видите?!..

Пауза после моего монолога длилась не меньше минуты.

— Ну, ладно, давайте не будем ссориться, толком даже не познакомившись, — в голосе Горюнова звучали примирительные интонации. — Лично я ничего не имею против спокойного разговора в спокойной обстановке. Так что, берите меня под руку, пугливая Валентина Васильевна, и в путь!.. — генерал с подчеркнутой галантностью оттопырил локоть правой руки…

В машине Горюнова, которая не торопясь, с соблюдением всех правил дорожного движения, перемещалась по практически неосвещенным улицам в районе Автозаводской, я говорила минут двадцать. Причем мне даже не пришлось напрягать память — информация, факты, уточнения, детали и выводы слетали с языка, как давно перезревшие плоды с яблони, которую трясла банда уличных хулиганов. Я освобождала свою память с труднообъяснимым наслаждением — так, в нетерпеливом ожидании момента, когда подставишь тело под тугие струи горячего душа, сбрасываешь с себя несвежее белье…