Портреты революционеров - Лев Троцкий

Гражданская война в Испании заслуживает величайшего внимания, ибо она во многих отношениях явилась репи-тицией будущей мировой войны. Во всяком случае, Сталин вполне готов повторить свой испанский опыт в мировом масштабе с надеждой на лучший успех, – именно купить благорасположение будущих победителей, доказав им делом, что никто лучше его не способен справиться с красным призраком, который для удобства терминологии будет снова назван «троцкизмом».

В течение пяти лет Кремль руководил кампанией в пользу союза демократий, чтобы в последний час как можно выгоднее продать Гитлеру свою любовь к «коллективной безопасности» и миру. Чиновники Коминтерна получили команду: «Налево кругом!» – и немедленно извлекли из архивов старые формулы социалистической революции. Новый «революционный» зигзаг будет, надо думать, короче «демократического», потому что атмосфера войны чрезвычайно ускоряет темпы событий. Но основной тактический метод Сталина тот же: он превращает Коминтерн в революционную угрозу по отношению к противникам, чтобы в решительную минуту обменять его на выгодную дипломатическую комбинацию. Опасаться сопротивления со стороны Броудеров нет основания: эти тигры хорошо дрессированы, боятся бича и привыкли в положенный час получать свою порцию мяса.

Через покорных корреспондентов Сталин пускает слухи, что в случае, если Италия или Япония присоединятся к Англии и Франции, Россия вступит в войну на стороне Гитлера, причем будет одновременно стремиться к советизации Германии. (См, например, N.Y. Times, 12 ноября.) Поразительное признание! Цепями своих «завоеваний» Кремль уже сейчас настолько привязан к колеснице германского империализма, что возможные будущие враги Гитлера автоматически оказываются врагами Сталина. Свое вероятное участие в войне на стороне Третьего рейха Сталин заранее прикрывает обещанием стремиться к «советизации» Германии. По образцу Галиции? Но для этого необходимо предварительно занять Германию Красной Армией. Через восстание германских рабочих? Но если у Кремля есть такая возможность, зачем тогда ждать вступления в войну Италии или Японии? Цель инспирированной корреспонденции слишком ясна: запугать, с одной стороны, Италию и Японию, с другой – Англию и Францию, чтоб таким путем уклониться от войны.

– Не доводите меня до крайности, – угрожает Сталин. – Иначе я наделаю страшных дел.

Здесь, по крайней мере, 95% блефа и, может быть, 5% туманной надежды на то, что в случае смертельной опасности спасение принесет революция.

Мысль о советизации Германии под указку кремлевской дипломатии так же абсурдна, как и надежда Чемберлена на реставрацию в Германии мирной консервативной монархии. Недопустимо недооценивать военную мощь Германии, как и силу сопротивления режиму наци! Сломить германскую армию сможет только новая мировая коалиция посредством войны невиданных масштабов. Низвергнуть тоталитарный режим сможет лишь могущественный напор немецких рабочих. Они совершат революцию не для того, конечно, чтобы заменять Гитлера Гогенцоллерном или Сталиным. Победа народных масс над тиранией наци будет одним из величайших потрясений мировой истории и сразу изменит лицо Европы. Волна возбуждения, надежды, энтузиазма не остановится перед герметическими границами СССР. Советские народные массы ненавидят жадную и жестокую правящую касту. Их ненависть сдерживается мыслью: нас подстерегает империализм. Революция на Западе отнимет у кремлевской олигархии единственное право на политическое существование. Если Сталин переживет своего союзника Гитлера, то ненадолго. Двойная звезда сойдет с небосклона.

Койоакан,

4 декабря 1939 года

Сталин после финляндского опыта

Когда фракция Сталина еще только подготовляла исключение «троцкистов» из партии, Сталин, в свойственной ему форме инсинуации, спрашивал:

– Неужели оппозиция против победы СССР в грядущих боях против империализма?

На заседании Пленума ЦК в августе 1927 года я ответил на это, согласно секретному стенографическому отчету:

«В сущности, Сталин имеет в виду другой вопрос, который не решается высказать, именно: неужели оппозиция думает, что руководство Сталина не в состоянии обеспечить победу СССР? Да, думает!»

– А партия где? – прервал меня с места Молотов, которого Сталин в интимных беседах называл «деревянным».

– Партию вы задушили, – последовал ответ. Свою речь я закончил словами:

«За социалистическое отечество? – Да! За сталинский курс? – Нет!»

И сейчас, как тринадцать лет тому назад, я полностью стою за защиту СССР. От британского правящего класса я не только географически, но и политически отстою на несколько тысяч миль дальше, чем, например, Бернард Шоу, неутомимый паладин Кремля. Французское правительство арестовывает моих единомышленников. Но все это нимало не побуждает меня защищать внешнюю политику Кремля. Наоборот: я считаю, что главным источником опасностей для СССР в нынешней международной обстановке являются Сталин и возглавляемая им олигархия. Борьба против них перед лицом мирового общественного мнения неразрывно связана для меня с защитой СССР.

Сталин кажется человеком большого роста, потому что он стоит на вершине гигантской бюрократической пирамиды и отбрасывает от себя длинную тень. На самом деле это человек среднего роста. При посредственных интеллектуальных качествах с большим перевесом хитрости над умом он наделен, однако, ненасытным честолюбием, исключительным упорством и завистливой мстительностью. Сталин никогда не заглядывал далеко вперед, никогда и ни в чем не проявлял большой инициативы: он выжидал и маневрировал. Его власть почти что была навязана ему сочетанием исторических обстоятельств; он лишь сорвал созревший плод. Жадность к господству, страх перед массами, беспощадность к слабому противнику, готовность согнуться вдвое перед сильным врагом – эти свои черты новая бюрократия нашла в Сталине в наиболее законченном выражении, и она провозгласила его своим императором.

Ко времени смерти Ленина в 1924 году бюрократия уже была, в сущности, всемогущей, хотя сама еще не успела отдать себе в этом отчета. В качестве «генерального секретаря» бюрократии Сталин был уже в те дни диктатором, но сам еще не знал этого полностью. Меньше всего знала об этом страна. Единственный пример в мировой истории: Сталин успел сосредоточить в своих руках диктаторскую власть, прежде чем один процент населения узнал его имя! Сталин – не личность, а персонификация бюрократии.

В борьбе с оппозицией, отражавшей недовольство масс, Сталин осознал постепенно свою миссию как защитника власти и привилегии новой правящей касты. Он сразу почувствовал себя тверже и увереннее. По своим субъективным тенденциям Сталин является ныне, несомненно, самым консервативным политиком Европы. Он хотел бы, чтобы история, обеспечив господство московской олигархии, не портила своей работы и приостановила свое течение.