Химеры старого мира. Из истории психологической войны - Ефим Черняк

Дело, впрочем, не свелось только к замене названия. Упорно распространялся и распространяется миф о различии между «информацией», исходящей от западных центров, и комментариями к ней. Оценки, мол, могут действительно носить пропагандистский характер, но каждый волен соглашаться или не соглашаться с ними, основывая свои собственные суждения на «информации» — не подлежащих сомнению фактах. Нечего и говорить, что сама эта теория — один из приемов пропаганды, призванной затушевать, что отбор фактов, подчеркивание в них той или иной стороны, даже их словесное выражение как раз и являются нередко главной формой психологического воздействия.

Э. Мэрроу, один из руководителей и признанных теоретиков Информационного агентства США, многократно повторял, что его целью является не завоевывать умы людей, а, мол, освободить их от различных заблуждений. Т. Соренсен откровенно признается: «Пропагандировать означает в представлении многих преувеличивать, манипулировать фактами, вести подрывную деятельность.

Поэтому правительство США использует эвфемизм»[350] (то есть более мягко звучащее слово). Пытаясь скрыть сущность и смысл психологической войны, ее руководители забраковали ныне самый этот термин как слишком откровенный, заменяя его таким, опять‑таки «информация», «политические коммуникации» и т. п.[351].

В прошлом организаторы психологической войны могли не скрывать либо, напротив, утаивать (иногда во многом бессознательно) свои социальные и политические цели (или некоторые из них).

Для современной эпохи характерно отрицание реакции самого факта ведению ею такой войны. Именно для этого (так же как и для привлечения внимания людей, далеких от политики или заведомо не доверяющих империалистическим идеологам) политическую часть пропаганды обрамляют статьями и передачами, посвященными науке, литературе, кино, музыке, спорту, бытовым вопросам тоже, впрочем, насыщенным агитационным содержанием. Наряду с этим в условиях быстрого роста классовой сознательности трудящихся для обоснования политической пропаганды в невиданных прежде размерах привлекаются реакционные концепции буржуазных социологов, экономистов, демографов, историков, юристов, литературоведов и других, они отравляют ядом психологической войны каналы международного научно — технического и культурного сотрудничества.

Пропаганда маскируется под «объективную информацию», «свободный обмен идеями между народами», «идеологическое сосуществование» и т. п. Психологическая война всегда ведется против народа, прежде всего против широких масс трудящихся, причем как раз эта суть реакционной пропаганды всегда отрицается ее руководителями, утверждающими, что их деятельность направлена против правительства той или иной социалистической или несоциалистической страны, против отдельных прогрессивных преобразований, которые изображаются наносящими вред населению, и т. п.

Как показывает исторический опыт, господствующие классы шли на вовлечение масс в политическую жизнь, которая связана с психологической войной, как правило, в двух случаях. Во — первых, когда господствующие классы были настолько уверены в силе идеологического принуждения, что считали такое вовлечение масс для себя вполне безопасным, и, во — вторых, когда включение в политическую борьбу уже произошло или происходило вопреки воле господствующих классов, и психологическая война была призвана направить его в безопасное и полезное для них русло.

Все многочисленные случаи ведения психологической войны можно свести к двум основным видам: к первому принадлежат различные случаи психологической войны, которая велась в контрреволюционных целях, во имя полной или частичной реставрации старых социальных и политических порядков (иногда только социальных или только политических). Другой вид — когда психологическая война порождалась противоречиями между господствующими эксплуататорскими классами различных стран. Надо особо отметить, что до эпохи империализма этот второй вид психологической войны встречался скорее в виде исключения и имел ограниченные сферы применения. (Он почти не использовался, например, даже в самых крупных торговых и династических войнах XVII‑XVIII веков.) К психологической войне в эти времена прибегали, когда надо было помешать мобилизации масс на совершение действительно крупных исторических преобразований. Лишь в условиях невиданного обострения внутриимпериалистических противоречий в эпоху массовых армий психологическая война стала постоянно применявшимся оружием. Однако после победы Октября, открывшего эру крушения капитализма, этот второй вид снова занял подчиненное место, поскольку главным для всей империалистической реакции стала борьба против Советского Союза, социалистического содружества, международного рабочего и коммунистического движения.

Реакционный класс всегда стремился для сохранения своего рушившегося господства к восстановлению системы идеологического контроля над массами. Однако только буржуазия империалистических стран в тщетном стремлении отсрочить свое неизбежное исчезновение с исторической арены ввела в правило ведение психологической войны против собственного народа.

История не знает случаев, чтобы реакционные феодальные силы и их союзники прибегали к психологической войне против буржуазного строя как такового. Это связано с тем, что и феодальный и капиталистический строй построены на эксплуатации трудящихся масс, а также с тем, что буржуазный уклад долго — иногда веками — вызревает в рамках феодального общества. Психологическая война была направлена лишь против революционных методов утверждения буржуазного строя и политических форм, возникавших в процессе этой ломки старых общественных отношений. Напротив, психологическая война против социализма всегда и неизменно была нацелена против основ социалистического строя. Она лишь для обмана масс, преданных социализму, нередко маскируется под кампанию против отдельных государственных или политических институтов социалистических стран.

Психологическая война, преследующая контрреволюционные цели, в случае, если она ведется внешней реакцией, является одним из видов интервенционизма. Она может служить подготовкой к вооруженному вмешательству и его составной частью. Но психологическая война может иногда проводиться и взамен вооруженной интервенции, которую реакция оказывается неспособной осуществить в силу различных причин. Психологическая война в течение всего периода нового и новейшего времени развивалась в тесной связи с политикой интервенции — попытками путем вооруженного вмешательства повернуть назад колесо истории.

До эпохи империализма лишь в виде исключения психологическая война использовалась во время конфликтов между реакционными классами различных стран. В XX веке, в условиях невиданного прежде вовлечения масс в политическую жизнь и бурного развития средств массовой информации, империалисты неоднократно прибегали к психологической войне для борьбы против соперников, поскольку эти внутренние распри нельзя было разрешить, не привлекая народ. Однако главным по — прежнему оставалось обслуживание интервенционистской политики, направленной против социалистических стран и против международного рабочего и национально — освободительного движения, которая составляла суть всех усилий международной реакции. Не столько психологическая война вышла за рамки обоснования интервенционизма, сколько интервенционистский характер приобретали все сферы активности империалистической реакции и, в частности, ее колониальная политика, заостренная против освободительной борьбы порабощенных народов.

На содержание психологической войны влияют различные факторы. Во — первых, конечно, классовая природа ее организаторов, их идеология (например, то, включает ли она или исключает широкую трактовку социальных проблем). Во — вторых, против кого эта война ведется (против какой классовой или национальной группы).

Здесь надо особо учитывать существование сложных случаев, когда буржуазия одной страны развертывает психологическую войну против буржуазной революции в другой стране (Англия против якобинской Франции в 1793 году). В — третьих, конкретные условия и цели, преследующиеся этой войной, те действительные или мнимые уязвимые места страны, против которой развертываются пропагандистские атаки, и т. д. В — четвертых, большой отпечаток на содержание психологической войны накладывают характер эпохи и основные линии идеологической борьбы в это время.

Политические силы, ведущие психологическую войну, в ряде случаев являлись внутренне неоднородными из‑за разделявших их классовых, национальных и других противоречий и вследствие этого преследовавшие своей пропагандой различные цели. Однако далеко не всегда содержание самой пропаганды отражало эти противоречия, которые она, кроме всего прочего, имела задачей утаить от населения, являющегося объектом психологической войны (например, антантовская пропаганда против Германии в 1914–1918 годах.).