Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов

— Ваши люди, Сергей Эдуардович, будут немедленно изъяты из колонны и отведены на нашу базу, тут недалече. Там их помоют, обмундируют и накормят, — он рассмеялся и дружески обнял Павловского. — А мы пока потолкуем.

В русском кафе, в том самом, где ранней осенью, перед подходом на Петроград, Павловский с Гуторовым пили крепкий литовский бимбер, ничего не изменилось. Знакомый официант быстро накрыл стол, выставив горшочки с запеченной в духовке свининой и картофелем, солёные огурчики, квашеную капусту, селёдочку с луком, принёс и показал большую бутылку виски «White horse». Генерал согласно кивнул головой и, улыбаясь, наполнил стаканы янтарной жидкостью.

— Жизнь выкидывает удивительные кренделя, Сергей Эдуардович. Пьём дешёвый шотландский виски; в нарушение всех европейских правил закусываем по-русски свининой и солёными огурцами эстонского производства… Чудны деяния твои, Господи. — Он перекрестился по-католически, слева направо. — Полагаю, Господь нам простит этот грех перед Крещеньем. Мы всё-таки люди ратные, а ратным можно. Ну, будем здоровы!

Павловский ел жадно, изголодавшись в последнее время. Ему было стыдно перед генералом, но он не отрывался от тарелки, поглощая нежную свинину. Насытившись и утёршись льняной салфеткой, сказал:

— Мне стыдно перед вами, Станислав Никодимович. За свой голод, за обтрёпанные и простреленные шинель и мундир. — На левом предплечье мундира пулевое отверстие было грубо зашито, а вокруг него расплылось рыжее пятно спёкшейся крови.

— Пустяки. Вы были ранены?

— Царапина. Ничего серьёзного. Пуля скользнула, ободрав кожу.

— А вы откуда родом? У вас очень правильный говор. Не из Питера, случаем?

— Из Новгорода. Там матушка осталась.

— О! Новгород! Чудный город. Кремль, Святая София, памятник Тысячелетию России, Ярославо Дворище с десятками прелестных церквей… А я в вашем городе долечивался в госпитале, знаете ли. В конце шестнадцатого. Но давайте к делу. От моей дивизии осталось полторы тысячи сабель. Считай, два конных полка. Пойдёте ко мне эскадронным командиром?

— Почту за честь, Станислав Никодимович, хоть взводным.

— Взводами пока есть кому командовать. Эскадрон сформируете из своих людей и частью из прибившихся ко мне конных егерей полковника Бенкендорфа. Вы часом не знаете, где сам Бенкендорф нынче?

— Не могу знать.

— Ну, да бог с ним. Я, Сергей Эдуардович, поляк, родом из Западной Белоруссии. Там сегодня вершатся большие дела. Кстати, у вас польская фамилия. Вы поляк?

— Во мне течёт польская кровь, по отцовской линии. Почивший в Бозе батюшка, отставной подполковник отдельного корпуса пограничной стражи, происходил из бедной, разорившейся шляхты с Волыни. Большую часть времени он и прослужил там.

— Прекрасно! Я всем буду вас представлять поляком, не подведите меня. В будущем это поможет. Так вот, являясь гражданином Эстонии, я через Генеральное консульство Польши в Ревеле, простите, теперь Таллине, пытаюсь наладить связи с польским Генеральным штабом. Если удастся мой замысел, мы с братом Юзефом, он полковник, командует у меня полком, и с вами, если пожелаете, уйдём под крыло белого польского орла. И не с пустыми руками. Приведём с собой боеспособную единицу — конную бригаду или дивизию. И там, в Западной Белоруссии, в союзе с Войском Польским, начнём новый крестовый поход против большевистской власти. Ну как, полковник? Пойдёте со мной?

У Павловского от выпитого, обильной закуски и потока необычной информации закружилась голова. Он некоторое время молчал и, сообразив, что его молчание может быть расценено, как колебание, решительно ответил:

— Простите, Станислав Никодимович, от выпитого и тепла несколько расслабился. Конечно, я с вами. Да и какой у меня выбор? Спасибо вам. Вы уже второй раз спасаете меня.

— Пустяки. Теперь слушайте дальше. У вас есть деньги? Ага, конечно нет. Я так и думал. И у меня нет. И у моих и ваших офицеров тоже… За два минувших месяца мы не получали жалованья. А где же они, денежки наши?

— Не могу знать.

— Верно! Вот мы и спросим об этом у самого главнокомандующего, у генерала Юденича. Где же наши денежки? А?

— Как-то не по уставу.

— А по уставу, милейший полковник, — Булак-Балахович повысил тон, лицо его налилось краской, — армию на голодном пайке держать? По уставу бросить её на растерзание красным псам, а самому отсиживаться за сотни вёрст в Нарве? По уставу отречься от растерзанной, разутой и раздетой армии, умирающей от тифа зимой в чужой стране, сидя в тёплой резиденции и попивая французский коньяк? Вот я и мои офицеры горят желанием спросить Николая Николаевича обо всём этом. Кстати, эстонская разведка и полиция готовы оказать нам содействие. Пойдёте с нами?

— Пойду.

— Вот и чудесненько. И ещё… — Генерал убрал с лица улыбку, прошёлся указательным пальцем по рыжим усам. — Мы люди военные. Никакой политики. Никакой самодеятельности. Железная дисциплина и неукоснительное подчинение только мне. Вам всё понятно, полковник?

— Так точно, господин генерал.

— Тогда с Богом!

Войсковая группа Булак-Балаховича со всеми удобствами разместилась на территории ипподрома неподалёку от Нарвы. Караульная служба, отметил Павловский, была тщательно налажена. Чужих на территорию не пускали. В натопленных помещениях отдыхали сытые и в меру пьяные бойцы и офицеры, скромно отмечали Крещенье. Где-то звучала гармошка, где-то под перебор гитарных струн лились волны грустных романсов…

Павловский нашёл и собрал своих. Подошли Гуторов, есаул Тимофеев, сотник Куринов, поручик Дембовский, совсем юный прапорщик Жамнов, хорунжий Толкучий, прибившиеся во время отступления сапёрный подпоручик Клёпин и коллега Гуторова по контрразведке — подпоручик Кузовков. Как всегда, рядом с командиром был его верный ординарец-адъютант — подхорунжий Хлебов, наводивший на всех страх своим пиратским видом. Из нижних чинов были командиры отделений — урядники Хрущ и Мокров, фельдфебель Бурко. Остальных решили не тревожить. Пусть отдыхают. Подхорунжий Хлебов доложил:

— Так что, господин полковник, люди помыты, поемши, обмундированы и обуты во всё новёхонькое. Ваши мундир, шинель, чистое исподнее и сапоги — ждутс вас в баньке.

— Спасибо, Хлебов. Потолкуем с людьми, потом и в баню можно. Спасибо.

Павловский кратко, без ненужных для ушей подчинённых деталей, обрисовал ситуацию и поведал о плане Булак-Балаховича двигаться в восточную Польшу.

— Что скажите, господа хорошие? — спросил он у боевых товарищей. — Кто не пойдёт со мной, того осуждать не стану. Пусть каждый выбирает свою стезю. Кто согласен, пусть напишет рапорт на моё имя. Завтра формируем эскадрон.

Рапорты написали все. Своими помощниками Павловский выбрал есаула Тимофеева и штабс-капитана Гуторова. Командирами взводов стали поручик Дембовский, сотник Куринов и прапорщик Жамнов. Тыловые вопросы поручили хорунжему Толкучему. Подпоручик Клёпин был назначен старшим офицером по оружию и боеприпасам. Вопросы контрразведывательного обеспечения легли на Гуторова и подпоручика Кузовкова.

Поутру бойцы эскадрона получили карабины, патроны,