Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

чтобы разговор этот прекратился. Всё оговорённое они получают в срок.

– Отлично, – Джан-Баттиста ухмыльнулся, словно мальчишка, задумавший пакость. – Но там написано и кое-что ещё, и, если не сработает один из пунктов, значит, выстрелит другой.

– Да говори же, Тьма тебя побери, что там за пункты? – прорычал Руджеро Контарини.

– Первый – что в монастыре обязательно должна быть монахиня, носящая в миру фамилию Кандиано, или же фамилию рода, принявшего на себя обязательства, долги и права Кандиано. Есть среди ваших сестёр такая?

Аббатиса всплеснула руками:

– Но это не может иметь отношение к собственности на землю!

– Логически рассуждая – нет, не может. Но мы говорим о юридическом документе. Должна быть? Да. Условие выполнено? Нет. Значит, мяч на нашей стороне, и противнику засчитывается штрафной.

– Ради всех богов, Баттиста, обойдись без этой варварской футбольной терминологии! – поморщился Руджеро.

– Слушаюсь, дядюшка! – Джан-Баттиста изобразил шутовской поклон. – Но трезво смотрящий на вещи судья – если дело дойдёт до суда! – может попросту спросить у Кристофоро Кандиано, нынешнего главы, есть ли в роду женщина, готовая уйти в монастырь, подходящая по возрасту и не имеющая иных обязательств. Он скажет «Нет», и это будет чистой правдой, и значит, мяч уйдёт мимо ворот. Прошу прощения, дядюшка, вырвалось.

Руджеро проворчал что-то неразборчивое, но грозное.

– Хорошо, а второй? – жадно спросила аббатиса. – Вы же сказали, что есть и второй пункт!

– Есть, – Джан-Баттиста посерьёзнел. – И он может вас выручить, если Кристофоро рискнёт заявить о своих правах…

Присутствующие невольно затаили дыхание – все, кроме одной.

Кроме Полины. Она оторвалась от досье, обвела всех взглядом, широко улыбнулась и сказала:

– Я нашла!

– Что нашли? – недовольно спросил Джан-Баттиста, так тщательно подготовивший свою минуту славы.

– Я нашла связь между происшествиями!

Джан-Марко сочувственно сжал локоть брата и кивнул Полине:

– Рассказывайте!

– Рассказываю. Итак, нас интересует сестра Элена, энолог монастыря, которая перевелась в него три года назад из района Салерно. Вы говорили, мать Октавия, что она интересовалась только здешней лозой и именно поэтому настояла на переводе, так?

– Совершенно верно, – кивнула аббатиса. – Местный эндемичный сорт Фиор д’Аранчо. Элена говорила, что его пытались культивировать на юге, в Кампанье и, в частности, в Салерно, поскольку розовые вина из тамошних сортов у них не удаются. Но ничего не вышло…

– Это очень интересно, – кивнула Полина, ткнув пальцем в один из листов досье. – Потому что вот здесь написано, что Элена Монтанари защищала диссертацию по эндемичным сортам, сохранившимся после филлоксеры.41

– Ну да, – кивнула аббатиса. – Я о таком сорте и говорю!

– Угу. Только сестра Элена всю жизнь занималась сортами, эндемичными для зоны Салерно, понимаете? Фалангина, Пьедироссо и Аспринио. Откуда выскочила страсть к Фиор д’Аранчо?

– И это… там написано? В моём досье? – спросила аббатиса внезапно севшим голосом. – Я это пропустила? Получается, я сама привела к монастырскому винограднику вредителя похуже филлоксеры?

– Возможно, вас утешит то, что эти сведения напечатаны мелким шрифтом, – Полина пожала плечами. – Тем самым, который обычно нормальные люди не читают.

Аббатиса со стоном опустила лицо в ладони.

– Итак, Элена Монтанари, сорока лет, прибыла в ваш монастырь, – продолжала Полина; аббатисе она сочувствовала, но не слишком, очень уж серьёзные силы собрались, чтобы вытащить её из неприятностей. – Три года она работала над лозой и вином. То есть, вино, которое выставлено на продажу в этом году, делалось под её руководством, верно? Но нас интересует в данный момент не то, как она могла навредить монастырю, а то, почему бы она это стала делать. И эти сведения тоже есть в досье…

– Тоже мелким шрифтом? – хмыкнул Джан-Баттиста.

– Нет, это уже нормальным. Просто до той минуты, как наши противники начали действовать, все эти листки оставались бесполезными сведениями, не более того. Значит, что есть в досье? Элена Монтанари родилась сорок три года назад, в две тысячи сто сорок пятом году, у Лодовико Монтанари и Элизабетты, в девичестве Лонга. Оба родителя маги земли, специализирующиеся на растениеводстве, эту специализацию унаследовали все их дети, двое сыновей и три дочери. Посмотрим чуть глубже. У Элизабетты Монтанари, разумеется, тоже были родители, Пьетро Лонга и Джузеппина, в девичестве… – тут Полина снова посмотрела на присутствующих сияющим взглядом. – В девичестве Партечипацио. И тому самому Ансельмо Партечипацио, долговое обязательство которого мы с вами держали в руках, она приходится кузиной из младшей ветви. Скажите, синьор Контарини, в Венеции это считается близким родством?

– Да, – весомо уронил Руджеро.

– Ну вот. Таким образом эта задачка и решается.

– Погодите-погодите, по-моему, вы перескочили через несколько действий! – запротестовал Джан-Марко. – А мне хотелось бы разобраться досконально, мне ещё нужно понять, открываем ли мы дело о незаконном магическом воздействии.

– Хорошо, я попробую объяснить подробнее, только… – Полина смущённо потёрла нос. – Синьор Контарини, не найдётся ли у вас грифельной доски и кусочка мела? Мне так проще объяснять…

– Найдётся, синьора профессор, – кажется, Руджеро развлекался этой сценой изо всех сил.

Во всяком случае, он старательно кашлял в платок, что очень походило на попытку не заржать во весь голос.

Грифельную доску принесли. Полина взяла в руки мел, вздохнула и начертила на этой доске два круга. В первом она поставила заглавную «К» и пояснила:

– Это вы, синьор Контарини, и ваши сторонники.

– Торнабуони, Морозини, Боттарди, Градениго… Понятно, – кивнул Руджеро. – А второй круг, очевидно, клан Фальер и его сторонники, семьи Леоне, Фабриччако, Кандиано, Сагредо, Корнаро, те же Партечипацио и прочие?

– Именно! – и Полина решительно нарисовала во втором круге большую букву «F». – Правильно ли я понимаю, что семья Обелерио принадлежала к вашим сторонникам?

– Да.

– И вам изрядно на пользу пойдёт возвращение этого семейства или его части, а также обретение ими фамильного дома и немалой суммы, которую должен вернуть по закладному письму глава семьи Обелерио?

– Это не дало бы нам такого уж большого перевеса, но… да. Несомненно, пошло бы на пользу.

– А если бы монастырь, возглавляемый вашей родственницей, перешёл в руки семьи Корнаро, это ударило бы вас по больному месту?

Руджеро хмыкнул.

– Опять-таки, это было бы не катастрофично, но неприятно. Я очень не люблю ударов по кошельку, да и племянница мне дорога. Вы ведь знаете, что мать Октавия из нашей семьи?

Леди Камилла кивнула, и Полина повторила её жест.

– Да, мы знаем, – сказала она. – И, по всей вероятности, это известно вашим противникам, иначе бы для них не было никакого смысла разорять монастырь. Теперь смотрите: три года назад сестра Элена перебирается сюда. Она должна стать своей в вашей общине, мать Октавия, и она ею становится. Пару недель назад эти люди начинают действовать.