Тени школы Кейбл - Эбигейл Гиббс

Он провел рукой по лицу еще более драматичным жестом, чем это всегда делал Фэллон, когда нервничал или был шокирован.

Я откинулась на изогнутую спинку стула, осознавая всю информацию, включая последние несколько фраз, о чем знала и раньше. Эдмунд терпеливо ждал, шевельнувшись, только чтобы указательным пальцем пригвоздить фотографию к столу, когда ветер попытался унести ее.

— Значит, когда ты раньше сказал, что помнишь меня… — начала я осторожно.

Он медленно кивнул.

— Когда вы впервые прибыли ко двору, вам было четыре года и вместе с бабушкой вы останавливались не в своих апартаментах во дворце или на одной из ваших вилл в Атенеа, а у нас. Бóльшую часть первой недели вы плакали, просились домой и не давали всем нам спать. Ох и непросто нам было с нашей-то посменной работой!

Я открыла и закрыла рот, хотя мои губы остались приоткрытыми в полной сожаления улыбке. Это было очень похоже на меня маленькую — хотя я и не помнила таких событий. Я по­пыталась вспомнить хоть что-то из того, что было со мной в пе­риод жизни с родителями, — до того, как в шесть лет я отправилась учиться в Сент-Сапфаер. Мне говорили, что я ходила в подготовительную школу вместе с Кристи и Тэмми, пока обозленные родители других детей не заставили забрать меня оттуда. Но когда я пыталась вспомнить их лица, у меня ничего не получалось. Этот рассказ стал еще одним металлическим куском этой серой мозаики.

— Я, кажется, припоминаю, как в восемь и десять лет вы часто убегали и прятались с детьми Атенеа, чтобы бабушка не увозила вас домой. Однажды королева обнаружила вас с Фэллоном и Чаки в кладовке. Вы, очевидно, загнали их в угол, догоняя, чтобы поцеловать на прощание.

Меня смущал уже сам неприглядный оттенок красного, в который окрасились мои щеки после этой истории. Я тут же спрятала лицо в ладонях. Эдмунд засмеялся.

— Но почему я не помню твоего участия во всех этих событиях? — буркнула я сквозь пальцы, чтобы перебить его.

Это сработало.

— Преимущественно потому, что чем взрослее вы становились, тем важнее для вас было интегрироваться в общество. А мы ведь работаем в тени. А значит, мы все меньше видели вас обеих.

— А Атенеа? Они знают об этой связи между нами?

Я немного развела пальцы, чтобы наблюдать за ним. Он едва заметно нахмурился.

— Старшее поколение точно знает. Подозреваю, что Фэллон не в курсе. Но когда на прошлой неделе составлялся план нашего приезда сюда, беспокойства касательно того, что Алиа или я можем быть… — он замолчал и сильнее нахмурился, — некомпетентны в силу своих эмоций… — после паузы его взгляд упал на стол, — в связи с вашим присутствием, высказано не было. А потому я предполагаю, что те, кто все-таки знает, или забыли, или считают это несущественным.

— Некомпетентны в силу своих эмоций?

— Да. Поправляя сказанное вами раньше, я не просто обслуживающий персонал. Я чуть не стал вашим дядей.

Когда он сказал это, вся история приобрела совсем другое ­значение. Он не просто чуть не стал наследником. Он чуть не стал родственником. Про себя я отметила, что нужно будет поискать официальные записи о регистрации браков в библиотеке Барратора, чтобы проверить то, что он рассказал. Потому что если это действительно было правдой, то в их лице я приобретала союзников.

Его глаза закрылись, и он наклонил голову в сторону выхода.

— Вам пора идти.

Я неохотно толкнула ему фотографию.

— Оставьте себе. — Эдмунд поднялся, выпрямившись во весь свой огромный рост, и сделал шаг в сторону, но потом передумал и снова подошел ко мне. — Знаете, вы ведь не изгнанник. При дворе многие будут рады вашему возвращению, особенно когда вам исполнится шестнадцать и вы сможете занять свое место в Совете. — А потом, к моему полнейшему замешательству, он наклонился и поцеловал меня в макушку, положив правую руку на мою щеку, к которой прилипли мокрые кудряшки. — Поэтому отпустите свое прошлое и научитесь принимать решения, маленькая почти племянница. — Он погрозил мне пальцем. — Но сначала марш переодеваться, пока вы не успели простыть!

Он ушел. Когда я подошла к выходу и стала открывать дверь, по моему лицу скользнула улыбка и я начала тихо, почти беззвучно смеяться. Когда меня впервые привезли в Девон после смерти бабушки, я сидела на окне своей спальни и, глядя на пустынный сад, мечтала о том, что какой-то неизвестный мне, забытый дальний сейджеанский родственник приедет и восстановит мою жизнь, избавит меня от этого горя… и это станет концом моего бесконечного одиночества. Теперь, когда я стала старше, я понимала всю абсурдность тех мыслей, но это… это было почти так же здорово.

А потом… потом я почувствовала себя счастливой. Я была в мире с событиями этого дня. Ведь без них у меня не было бы необходимости давать никаких объяснений, не нужно было бы бежать, и Эдмунд не последовал бы за мной.

Но я отказывалась жалеть мужчину, которого убила. Жаль мне было только Нейтана и судьбу, которую он себе выбрал. Печальное выражение его лица, его немой ответ на то неверие, которое читалось в моих чертах, — все это не оставляло меня. Оно крепко за меня цеплялось. Поэтому я знала, что Эдмунд не прав: для меня не все было потеряно, во мне осталось еще достаточно крови, тканей и мышц, чтобы бороться дальше.

Нейтана Райла мне было жаль, потому что его невинная человеческая сущность была безжалостно и бессмысленно убита.

Глава 21

Отэмн

Многое изменилось после этого дня.

Я осталась в Барраторе до четверга, пока домой не вернулись мои родители. К тому времени вокруг нашего дома уже была установлена охрана, и Эдмунд решился сесть за один стол с моими родителями. Его задача была объяснить им, почему над нашим участком земли возник защитный щит, который будет отмечать любое «несанкционированное» проникновение на территорию, а также почему несколько членов Атан Ку-ди — которые обычно занимались исключительно безопасностью Атенеа и их ближайшего окружения, — были готовы прийти на помощь в любую минуту, если возникнет необходимость. Мама стала довольно активно возражать, и я с восхищением наблюдала за тем, как Эдмунд сообщил ей, что, будь его воля, мер безопасности было бы еще больше. Что ж до папы, то если он и узнал этого массивного гиганта или вспомнил его фамилию, то виду не подал.

Очень скоро я привыкла к новому и приятному распорядку. Начало недели я проводила у Фэллона, в четверг возвращалась домой, чтобы провести время «в семейном кругу», а на выходные снова уезжала в Барратор. Следовательно, работу мне приходилось пропускать, но это было небольшой потерей: атмо­сфера в кафе стала совершенно невыносимой, а папа тайком от мамы начал понемногу давать мне деньги. Тратиться на автобус мне не приходилось, потому что Фэллон и Эдмунд регулярно ­меня подвозили, а потому в четверг я полетела в город и ку­пила себе новую пару туфель для школы. Модель я выбрала непривычную для себя: они были со шнуровкой и на невысоких тонких каблуках. В туфлях я не чувствовала себя такой уж низенькой. Я дефилировала в них по комнате, привыкая ходить на каб­луках, регулируя шнуровку и примеряя их с разными нарядами. Они казались мне слишком красивыми для школы. Я очень нервничала, когда первый раз обула их в Кейбл, хоть раньше и носила туфли на каблуках с бальными платьями. Фэллону они понравились.