Черный воздух. Лучшие рассказы - Робинсон Ким Стэнли

Да, подобный скандал обойдется Десмонду не просто в крупную сумму. Теперь-то его наверняка сошлют в какой-нибудь из самых скучных городских секторов, отскребать стены заодно с роботами, или учить детишек, или еще что-нибудь в том же роде – одним словом, в свое время поплатится он за это всерьез. А Клео!.. Я застонал. Клео будет яриться на него до конца дней.

Что ж, возможности мои были невелики, но друг есть друг, и потому, пока остальные окружали и усмиряли растерянных эктогенов (включая, увы, и моих танцовщиков, в страхе прижавшихся друг к дружке), я отправился на поиски Десмонда: хотя бы затем, чтобы предупредить его о грозящей опасности. Прекрасно зная его любимые убежища, сам их с ним порой разделявший, я поспешил в путь. Смутно напоминавшие парижские, бульвары северной части пентхауса были почти безлюдны.

Первым следовало проверить заброшенный планетарий поблизости от бань: дверь отпиралась ключом, втайне от всех воспроизведенным нами несколько лет назад. Ах, как неловко вышло! Десмонд и юная эктогенка занимались любовью на возвышении посреди зала. Десмонд лежал на спине, а оседлавшая его девушка изгибалась так, словно сквозь ее тело течет вся энергия исполинского шпиля… да, этой ночью друг мой нарушил все возможные табу! Я тут же захлопнул дверь, однако, учитывая создавшееся положение, счел уместным громко постучать в нее.

– Десмонд! Это я, Рорик! Тебя видели с этой девушкой, уходить надо!

Молчание. И как же, скажите на милость, быть дальше? Ничего подобного со мной прежде не происходило.

Выждав добрых тридцать секунд, я снова отворил дверь. Пусто. Ни Десмонда, ни девицы.

Однако я был одним из тех, кто вместе с Десмондом некогда отыскал второй выход из планетария, а потому, не задерживаясь, поспешил к его центру, к огромному шару из оптоволокна, которого даже Десмонду не удалось починить, и распахнул люк рядом с шаром. Теперь бегом – вниз и вдоль коридора, ведущего к одному из технических помещений пентхауса.

Вдаваться в подробности долгих поисков, а уж тем более отчаянных, несуразных стараний избежать встреч с отрядами соперников, вышедших на охоту за беглецами, здесь ни к чему. Несмотря на то, что Десмонда я знал как облупленного и в тревоге за друга искал его всюду, где только мог, друга я не нашел, пока не вспомнил о том самом месте, о котором должен был вспомнить в первую очередь. Да, беглецы отыскались именно там, в северо-восточном углу обзорной террасы, прямиком за стеклянной стеной занятой под выставку оранжереи, где скульпторы, обладая способностью видеть хоть что-либо сквозь собственные отражения (снаружи к тому часу стемнело), могли бы заметить их без труда.

Оба – и он, и рыжеволосая девушка – стояли у Десмондова телескопа, бок о бок, опершись локтями об ограждение и глядя вниз. У ног Десмонда лежала все та же объемистая спортивная сумка. Что-то в их позах удержало меня от немедленного появления из мрака. Казалось, оба едва-едва завершили самый обыденный, самый интимный из разговоров – беседу о пустяках, о незначительном, какие ведут меж собою любовники, состоящие в теплых, близких отношениях многие годы. Какое спокойствие, какое смирение… Я замер, не в силах глаз от них оторвать. В тот миг я знал твердо: этой картины ничто не разрушит вовек.

Десмонд со вздохом повернулся к девушке и намотал на палец прядь ее волос, любуясь игрой золотистых отблесков на рыжем локоне.

– На свете есть три вида рыжих волос, – уныло сказал он. – Темно-рыжий, медно-рыжий и золотистый. И прекраснее всех…

– Темный? – откликнулась девушка.

– Нет, золотистый, – возразил Десмонд, коснувшись локона пальцем.

– А это все что такое? – спросила девушка, указав вниз.

Внизу простирался сумрачный, давным-давно окутанный ночным мраком мир, необъятная темная Африка: заросли, словно черный мех, искрящиеся дымными отблесками многих тысяч костров, крохотными, будто желтые звездочки.

– Мир, – хрипло, с усилием выдохнул Десмонд. – Ты, полагаю, не знаешь о нем ничего. Там, вокруг этих огней, люди. Рабы, живущие даже хуже тебя, хоть и ненамного.

Однако его слова девушку нисколько не тронули. Отвернувшись, она подняла опорожненный бокал, оставленный на перилах. Внезапная растерянность на ее лице так живо напомнила мне выражение ее лица там, на подиуме, что я задрожал на холодном, пронизывающем ветру. Она даже не представляла себе, что происходит…

– Тьфу ты, – сказала она. – Жаль, не додумалась побольше с собой захватить.

Продолжение разговора, начатого где-то в совсем ином мире… Увидев выражение лица Десмонда Кина, я понял: настало время вмешаться.

– Десмонд!

Рванувшись вперед, я сгреб его за плечо.

– Десмонд, времени нет! Бежать нужно! Укройся в одном из наших потайных мест, да понадежнее! Не проверять же на собственной шкуре, какой приговор могут вынести за подобные вещи!

Долгая пауза. Представив себе, как мы трое выглядим со стороны, я снова невольно вздрогнул.

Мир – скульптор безжалостный…

– Ладно, – в конце концов откликнулся Десмонд, присев над сумкой и запустив руку внутрь. – Ты, Рорик, бери ее и уводи. Если ее изловят… после всего этого наверняка усыпят.

– Но… но куда я с ней денусь? – промямлил я.

– Ты знаешь город не хуже меня! Доберись до служебного лифта оранжереи, спустись на технические этажи, и… словом, там разберешься! – отрезал он.

Казалось, он хочет дать еще какой-то совет, но тут дальние двери оранжереи распахнулись настежь, выпуская наружу целую толпу. Пришлось бежать, не мешкая. Схватив девушку за руку, я рванулся к ближним дверям, ведущим внутрь, а оглянувшись напоследок, увидел Десмонда Кина карабкающимся на перила. «Господи, да он с собой покончить решил!» – подумал я… но тут же заметил характерно прямоугольный рюкзак у него за спиной.

Побег из Катманду

Перевод А. Корженевского

I

Обычно меня мало интересует чужая почта. Строго говоря, меня и моя собственная почта не особенно интересует. По большей части я получаю или рекламу, или счета, но даже когда приходят письма, это или семейные новости от моей невестки, размноженные на ксероксе для всего клана, или, в лучшем случае, редкое письмо от какого-нибудь приятеля-горнолаза, которое выглядит как статья, адресованная в «Альпинистский журнал для полуграмотных». Читать что-то в таком же духе, только написанное кому-нибудь другому?.. Нет уж, увольте.

Однако невостребованная почта отеля «Стар» в Катманду всегда чем-то меня притягивала. Скрываясь от пыли и уличного шума, я по нескольку раз в день проходил через залитый солнцем мощеный двор отеля, входил в холл, брал ключ у одного из сонных дежурных-индусов – все они, кстати, неплохие парни – и поднимался по неровным ступеням к своей комнате. Как раз там, у подножия лестницы, висел на стене большой деревянный ящик с ячейками, буквально забитый корреспонденцией. Писем и открыток там было штук двести, не меньше: толстые пакеты, голубые авиапочтовые конверты, затрепанные открытки откуда-нибудь из Таиланда или Перу, обычные конверты, исписанные сложными адресами и заляпанные фиолетовыми штемпелями – все перегнувшиеся через рейки, что удерживали их в ячейках, и серые от пыли. С висящей над ящиком тканевой репродукции печально взирал на это запустение Ганеша, и взгляд его слоновьих глаз был столь печален, словно он действительно переживал за всех тех отправителей, чьи письма так и не найдут своих адресатов. «Невостребованная почта» – это слишком нейтральная формулировка.

Спустя какое-то время меня все-таки допекло. Как говорится, разобрало любопытство. Мимо этого ящика я проходил раз по десять в день, и там никогда ничего не менялось – никто письма не брал, и новых не добавляли. Сколько сил потрачено впустую! Давным-давно эти люди, чьи имена значатся в адресах, собрались и поехали в Непал, а дома кто-то из их родных, друзей или любимых не поленился и написал письмо – по мне так это совершенно героический труд. Такое же веселое занятие, как долбить кирпичом себя по ноге. «Дорогой Джордж Фредерикс! – восклицали авторы письма. – Где ты? Как ты? У твоей невестки родился ребенок, а у меня скоро снова начнутся занятия. Когда ты вернешься домой?» И подпись – «Верный друг, всегда о тебе помнящий». Но Джордж уже отправился в Гималаи, или поселился в другом отеле, так и не заглянув в «Стар», или отбыл в Таиланд, Перу или еще куда. Честное стремление связаться с ним ни к чему не привело.