Перевозчик душ - Дмитрий Исаев

Я подошёл к невидимой границе и протянул руку. Клубы тумана окутали её. Какого-то воздействия не заметил, но руку всё-таки убрал.

— Не кусается? — спросил Иваныч.

— Да вроде нет. То, что он гуще, это вижу, но в остальном…

— А вот меня кусает.

Иваныч подошёл и запустил руку за границу. Он стоял так секунд тридцать с какой-то лукавой улыбкой, а затем вернул руку назад, и я в ужасе отскочил от него.

— Ну как?

Перед моим взором предстала кроваво красное месиво. Кожа с неё просто испарилась.

— Вот так оно и происходит. Жрёт и никак нажраться не может.

— А меня почему не трогает?

— Мне бы тоже хотелось это узнать.

Я обернулся и вновь поглядел в глубину тумана. Он висел не просто плотной пеленой — он дышал. Медленные, тяжёлые волны катились по земле, словно невидимые щупальца. Раньше он был белым, почти безобидным. Теперь же в его глубине плескались грязно-серые оттенки, а кое-где проступали багровые прожилки, будто вены на больной коже.

Я стоял, впитывая в себя эту новую реальность. Туман передо мной пульсировал, как живое существо, его серо-багровые клубы переплетались в странных, почти осмысленных узорах.

— Он… наблюдает за нами, — прошептал я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

Иваныч мрачно кивнул. Его покалеченная рука зарастала прямо на глазах.

— Давно уже. Но теперь он стал смелее. Раньше просто висел, как декорация. Теперь… — он бросил взгляд на свою рану, — теперь он пробует на вкус.

Я сделал шаг вперед, снова протянув руку. Туман охотно обвился вокруг пальцев, холодные струйки просочились под рукав. Но боли не было — только странное покалывание, будто тысячи микроскопических иголочек касались кожи.

— Он тебя не трогает, — голос Иваныча звучал одновременно с восхищением и горечью. — Как и тогда, у моста. Почему?

Внезапно в глубине тумана что-то шевельнулось. Контуры сложились в знакомый силуэт — высокий, с неестественно длинными руками.

— Ахиллес? — я инстинктивно отпрянул.

Но нет. Это было лишь подобие, бледная тень. Фигура сделала шаг вперед, и я увидел — внутри ничего нет. Только туман, сжатый в подобие формы.

— Это… — я не мог оторвать глаз, — Он учится. Подражает.

Мне захотелось войти в пелену и встретиться с человеком, силуэт которого звал меня.

Иваныч резко схватил меня за плечо:

— Отойди. Сейчас не время.

Туманная фигура замерла, будто прислушиваясь. Потом медленно подняла руку — точь-в-точь как я минуту назад.

И тогда меня осенило.

— Он не просто изменился. Он эволюционирует. И я… — я посмотрел на свою нетронутую руку, — я часть этого процесса.

Иваныч потушил сигарету, раздавив окурок каблуком:

— Значит, ты и есть ответ. Исчез на два года. За это время всё и произошло. Это не совпадение.

Мы стояли молча, глядя как призрачная фигура в тумане повторяет мои движения. В голове складывался страшный пазл.

— Нам нужно найти Людмилу, — наконец сказал я. — Если кто-то и знает правду — так это Смерть.

Иваныч кивнул, доставая ключи от машины:

— Тогда поехали. Только учти — она не любит гостей.

Мы направились к "Волге", оставляя за спиной пятиэтажку — последний островок порядка в этом безумном мире. Туман расступился перед нами, но я чувствовал — он наблюдает. И ждет.

"Волга" ревела, разрывая пелену тумана. Мы ехали по междумирью. сквозь клубящийся туман, который с каждой минутой становился все плотнее. Машина летела, разрывая пелену, но туман тут же смыкался за нами, словно живой организм, залечивающий раны.

Я крепче сжал руль, чувствуя, как холодные щупальца тумана лижут стекла. В зеркале заднего вида мелькнуло что-то — силуэт, повторяющий мои движения.

— Он следует за нами, — пробормотал я, заметив в зеркале заднего виды непонятный силуэт.

Иваныч, сидевший на пассажирском сиденье, мрачно кивнул:

— Не просто следует. Он учится. Смотри.

Он указал в боковое окно. В тумане возникали и растворялись очертания — то рука, то лицо, то силуэт, похожий на "Волгу". Туман копировал нас, как ребенок копирует взрослых.

— Он стал другим, — сказал я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Раньше он был просто… там. Теперь он живой. Либо им кто-то управляет.

Иваныч закурил, выпуская дым колечками:

— Живой? Нет. Он стал голодным. И ты… — он бросил на меня тяжелый взгляд, — ты его любимое блюдо.

— Что-то я не заметил, чтобы туман попробовал меня на вкус.

— Всё впереди.

Я резко свернул, избегая очередного призрачного силуэта. Туман ответил волной — густой, серой, с багровыми прожилками. Он обволок машину, и на мгновение мы оказались в полной темноте.

— Черт! — я ударил по тормозам.

Машина резко остановилась. Туман медленно рассеялся, открывая перед нами… ничего. Пустоту. Дорога оборвалась, уходя в серую мглу.

— Где мы? — спросил я.

Иваныч молча вышел из машины. Я последовал за ним. Под ногами не было асфальта — только серая, пыльная пустошь. Туман висел низко, почти касаясь головы.

— Это край, — наконец сказал Иваныч, — Край междумирья. Дальше — только она.

— Людмила?

Он кивнул:

— Ее владения. Но войти туда… — вольный сделал паузу, — не каждый сможет.

Я посмотрел в туман. В его глубине что-то шевельнулось — высокий, худой силуэт. Жнец. Он стоял неподвижно, наблюдая.

— Нас ждут, — прошептал я.

Иваныч бросил окурок под ноги:

— Тогда пошли. Не стоит заставлять смерть ждать. Только помни — что бы ты ни увидел, не поддавайся. Людмила любит играть с головами.

Мы шагнули вперед, и туман исчез. Я оказался в совершенно другом месте. Туман исчез, оставив после себя абсолютную тишину. Мы стояли посреди бесконечного поля, где вместо травы росли бледные, полупрозрачные цветы. Их лепестки шевелились, хотя ветра не было. Над головой — ни солнца, ни луны, только равномерное серое свечение, не отбрасывающее теней.

— Где… — начал я, но голос застрял в горле. Звук не хотел рождаться в этом месте.

Иваныч схватил меня за руку. Его губы двигались, но я не слышал слов. Только когда он прижал ладонь к моему лбу, в голове раздался его голос:

"Не говори. Здесь слова имеют вес."

Я кивнул. Воздух был густым, как сироп. Каждый шаг давался с трудом — будто земля не хотела отпускать мои ноги.

Впереди показался дом. Небольшой, деревянный, с резными ставнями. Совершенно обычный, если бы не одно "но" — он стоял вверх ногами, крышей в землю, а фундаментом к небу. Из перевернутых окон струился свет.

"Вот и она", — прозвучало в моей голове.

Мы подошли ближе. Цветы под ногами начали вянуть, чернеть, превращаться в пепел. Дверь дома скрипнула и приоткрылась.

Из темноты протянулась рука — женская, бледная, с длинными тонкими пальцами. Она сделала приглашающий жест.