Богиня весны - Филис Каст

Слезы градом катились из глаз Лины - должно быть, теперь двое выглядели как в тот день, когда впервые встретились и полюбили друг друга. И пока они обнимались, их тела становились все ярче и ярче, и наконец Лине пришлось прикрыть глаза ладонью от света. Еще мгновение - и они взорвались, как две упавшие звезды, и дождем искр просыпались в воду. Из взрывов возникли шары света размером с кулак. Они повисли над водой, привыкая к новому состоянию. И поплыли вверх по течению, и каждый шар уносил свой поток ветра. Лина смотрела им вслед. Два шара света продолжали держаться поблизости друг от друга, так близко, что, когда они удалились, расстояние между ними стало незаметным. Потом они исчезли из вида за поворотом реки.

Лина вытерла глаза ладонью и шмыгнула носом.

- И что с ними будет? - спросила она.

- Теперь эти души будут плыть вдоль Леты до ее истока. А там они снова родятся как обычные младенцы, чтобы прожить новые жизни, - ответил Гадес.

Лина снова повернулась к нему лицом.

- Но будут ли они опять вместе? Если они родятся как совершенно другие люди, ничего не помня о прошлой жизни, как им найти друг друга?

- Настоящие пары всегда находят друг друга. Так что не стоит их оплакивать. Женщина говорила правду: они будут вместе.

- Ты обещаешь? - дрогнувшим голосом спросила Лина.

- Я обещаю, милая. Я обещаю.

Медленно, пытаясь сбросить тысячелетия одиночества, Гадес обхватил ладонями лицо богини. Он решился. Он должен попытаться. Он пожалеет, если не сделает этого. Гадес смотрел на Персефону, и его сердце отчаянно колотилось. Глубоко вздохнув, он позволил себе смахнуть с ее лица последние слезинки.

- Именно это я и хотел тебе показать… поделиться с тобой… Узы любящих душ. Стоит однажды увидеть это - и забыть уже невозможно. Такое может даже изменить тебя. И это уж точно изменило меня.

Гадес осторожно наклонился к богине. Сначала он поцеловал ее в закрытые глаза, потом коснулся губами ее губ. Это был легкий и робкий поцелуй, но когда руки богини обхватили его плечи, а губы раскрылись ему навстречу, Гадес невольно впился в нее. Она была рядом, в его руках, живая и настоящая. На этот раз ему не нужно было воображать, что он касается ее. Неудовлетворенное, подавленное желание загорелось в его крови. И со стоном наслаждения он целовал ее снова и снова. Богиня была мягкой, теплой и пахла амброзией. Руки Гадеса скользнули под укрывавший богиню плащ и сжали талию. Потом темный бог стал ласкать ее бедра, повторяя то, что видел в мечтах. Одна его рука зарылась в шелковые волосы, и Гадес почувствовал, как участилось дыхание Персефоны, когда другая его рука заскользила вверх и вниз по ее бедру. Шелковая ткань ночной сорочки не могла помешать ему. Богиня передвинулась на его коленях, и отвердевшая плоть бога плотно прижалась к ее округлым ягодицам.

Стон, вырвавшийся из его горла, был низким, почти угрожающим. Как он мог так долго жить без нее? Он желал ее так, что огонь страсти мог сжечь его заживо.

Его рука снова вернулась к соблазнительному изгибу талии и двинулась вверх. Он ощутил полную округлость груди, и в его памяти вспыхнули темно-розовые соски, блестевшие от воды и масла. Кончики его пальцев нащупали твердый бутон и осторожно сжали его сквозь тонкий шелк.

Персефона задохнулась и негромко вскрикнула.

Этот звук проник сквозь багровый туман похоти, затянувший ум темного бога, и Гадес отпрянул. Оказалось, что его плащ уже брошен на землю, а Персефона лежит на нем, обнаженная и дрожащая. Волосы богини растрепаны, губы распухли… О, великие боги, да что же с ним такое происходит?! Он что, совершенно не владеет собой? Он не хотел, чтобы все произошло вот так, ведь даже самые молодые дураки понимают, что не следует набрасываться на богинь посреди леса… Ругаясь себе под нос, Гадес встал и резко поставил Персефону на ноги. К ее перепачканной ночной сорочке прилипли сосновые иглы, и Персефона выглядела такой невероятно юной и обольстительной, когда смотрела на него… и на ее чувственных губах играла смущенная улыбка…

Гадес сгорал от стыда. Ему ведь по-прежнему хотелось бросить ее на землю и овладеть ею прямо здесь. Он яростно стряхнул сосновые иглы, налипшие на ее одежду, бормоча несвязные извинения.

Сила страсти темного бога разбудила в Лине желание такое сильное, такое невыносимое, что это почти пугало. Но, видя, как безумная страсть, искажавшая лицо Гадеса, сменяется выражением то ли гнева, то ли смущения, она взяла себя в руки и приказала своим мыслям прийти в порядок. Конечно, у нее никогда не было любовника-бога, но она определенно не была наивной девственницей, и ей не следует вести себя как невинная девица.

- Я привел тебя сюда не для того, чтобы… чтобы… - Гадес горестно покачал головой и снова принялся отряхивать иголки с ее сорочки. - Чтобы наброситься на тебя, как зверь.

Он разозлился на себя, с облегчением подумала Лина. Он был подавлен. Лина взяла его за руку и заглянула в глаза.

- Гадес, прекрати! Все в порядке. Чего ты засуетился?

- Богиня заслуживает куда большего, чем кувыркание на голой земле.

Улыбка Лины была мягкой, чувственной.

- Не стану говорить за других богинь, но мне это кувыркание понравилось. - Она положила руки на его одетую в кожу грудь. От Гадеса исходил все такой же обжигающий жар. - И я совсем не сидела на голой земле. Подо мной были твои колени и твой плащ.

Гадес шумно вздохнул. Тоскливое выражение глаз сделало его на несколько сотен лет старше. Темный бог осторожно коснулся щеки Персефоны. И заговорил голосом, низким от обуревавших его чувств:

- Конечно, я привел тебя сюда не для того, чтобы соблазнить, но вдруг понял, что не могу не думать о тебе… и не могу удержать собственные руки. Я хочу тебя больше всего на свете, Персефона, и пусть мне помогут древние боги, - резко закончил он.

- Тогда пусть боги помогут нам обоим, Гадес, - сказала Лина.

И когда губы темного бога коснулись ее губ, она отказалась думать о Деметре и завтрашнем дне.

Гадес прервал поцелуй, пока еще мог владеть собой. Она была такой мягкой, так раскрывалась перед ним… Сомнений не оставалось, она желала его, но Гадесу мало было владеть ее телом. Ему нужна была ее душа. И невероятно нежным жестом он снова набросил ей на плечи свой плащ и обнял Персефону.

- Становится холодно. Нам лучше вернуться во дворец.

Он отвел с лица богини длинную прядь волос, отметив, что в ее глазах мелькнуло разочарование. Вот и хорошо, подумал он. Пусть она желает его, стремится к нему, пока ей не захочется узнать его не только физически.

Он повел ее обратно по той же тропе, убегавшей ко дворцу. Мысли Лины неслись в бешеном круговороте. Она все еще ощущала себя слишком разгоряченной, но в ее обостренные чувства странным образом вливалось воспоминание о прекрасной сцене ухода любящих, которую она наблюдала на берегу Леты. Мысль о бесконечной преданности чудесной пары не оставляла Лину. Ее рука, лежавшая на руке Гадеса, чувствовала пульс темного бога - ровный и сильный.