Поцелуй чернокнижника (ЛП) - Робертс Тиффани

— Я все исправлю, — продолжал Меррик. — Какую бы цену ни пришлось заплатить, я заплачу. Ты — моя, Адалин, и я тебя не отпущу.

Она зажмурилась, выдавив из себя новые слезы, и резко выдохнула, когда напряжение в теле стало невыносимым.

Связывание душ.

Это был единственный выход. Не осталось времени на исследования, не осталось времени на борьбу с ее болезнью. После тысячи проклятых лет он оказался у черты.

С неохотой он перевел взгляд с Адалин на Дэнни.

— Даниэль, на моем столе в кабинете — свиток. Принеси его. Быстро.

Мальчик кивнул и вскочил на ноги, бросившись через комнату. Одна из рук Адалин схватила Меррика за запястье. Ее пальцы сжались с мертвой хваткой, ногти впились ему в кожу.

Меррик снова посмотрел на нее и провел большими пальцами по ее скулам.

— Подожди, Адалин. Держись.

— Меррик? — голос Дэнни дрожал от страха и неуверенности.

Снова подняв взгляд, Меррик посмотрел на Дэнни — и его сердце замерло на месте. Дверь в кабинет была широко открыта, а комната за ней представляла собой обугленный беспорядок — его магия из гостиной внизу прошла сквозь пол и испепелила его стол.

— Нет, нет, нет, — пробормотал он. — Нет!

Его сердце снова забилось в невероятно быстром темпе, а частые, неглубокие вдохи не позволяли набрать в легкие достаточно воздуха. Свиток исчез. Ключ к ее спасению исчез.

Не отпущу. Не могу отпустить. Отказываюсь отпускать.

Адалин судорожно выдохнула. Ее спина выгнулась, глаза наполовину закатились, показывая белки, тело билось в конвульсиях.

Он не знал, как ей помочь. Не знал, что делать. В своей самоуверенности, в своей глупости он верил, что может изменить ее судьбу — и сам же лишил ее шанса.

Меррик стиснул зубы, закрыл глаза и обнял ее, притянув к себе. Она дрожала, ее тело было твердым, а не мягким и податливым, как обычно.

Он терял ее.

— Я люблю тебя, Адалин, — хрипло произнес он. — Я не могу тебя потерять.

Он прижался к ее песне маны, позволив ей накрыть себя, желая, чтобы она слилась с его, чтобы вновь создать ту прекрасную дуэтную мелодию, к которой он так привык. Напряжение в ее теле ослабло, и она обмякла в его объятиях. Ее резонанс затрепетал, заискрился… но искра осталась. Едва заметная, крошечная — такая, что мерцает в последние мгновения перед смертью.

Он с трудом сглотнул и открыл глаза.

Мне не нужен свиток.

В тот момент он понял: он знал, что делать. Всегда знал. Это был инстинкт, зарытый глубоко в нем, в первородной мане его сущности. Он чувствовал это каждый раз, когда они соединялись, когда их мана звучала в унисон, когда их души переплетались хотя бы на несколько секунд.

Свиток лишь описывал нечто естественное, нечто, что не нужно понимать, чтобы исполнить — потому что это было правильно. Потому что она была правильной. Единственной.

Он поднял голову, ища взглядом Дэнни, все еще стоящего на коленях напротив.

— У тебя есть нож?

Глаза Дэнни расширились, и он покачал головой.

— Принеси, мальчик. Сейчас же! Быстро, черт побери!

Дэнни снова бросился прочь, выбегая в коридор.

Семя. Кровь. Мана.

Одно из этих условий уже было выполнено — он чувствовал это в ней до сих пор. Осталось лишь добавить два других пункта, и связывание завершится.

Как можно осторожнее, Меррик поднялся с лестницы и уложил ее на пол. Он прижал ладонь к ее груди — сердце билось глухо, слабо, медленно.

— Нет, — прорычал он, вливая в нее магию, подкармливая ту крошечную искру внутри. — Еще немного, Адалин.

Темнота, окружавшая искру, рванулась в ответ, вонзив отравленные когти в его резонанс, но он не отступил. Он не поддался лей-линии, как не поддастся и болезни — смертной или иной. Не пока она в опасности.

Топот шагов эхом разнесся по коридору — Дэнни возвращался бегом. Он опустился на колени, одной рукой упершись в пол, и протянул Меррику свой охотничий нож.

Меррик выдернул нож из ножен.

— Что бы ты ни увидел, мальчик, что бы ни услышал или почувствовал — не вмешивайся. Стой в стороне.

Он не дал Дэнни времени на ответ. Искра в Адалин могла продержаться лишь короткое время, и он не мог позволить себе терять даже долю секунды. Подняв ее руки по очереди, он разрезал ладони. Из ран потекла кровь. Затем он порезал свои ладони и бросил нож рядом с собой на пол.

Переместившись, он оседлал Адалин, поспешно сплетая свои пальцы с ее. Из ее груди вырвался слабый, хриплый выдох, за которым последовал неглубокий, натужный вдох.

Их кровь смешалась, и Меррик почувствовал первые отголоски ее мана-песни в собственных венах. Он вцепился в это ощущение, стиснул зубы и потянул.

Он действовал чисто инстинктивно, почти не осознавая, что именно делает. Воздух между ним и Адалин засветился, когда из обоих стали вытекать искристые потоки магии. Мана Меррика была привычного синего цвета — яркая и сильная, стремительно накапливавшаяся перед ним. Мана Адалин была приглушенно-зеленой — тонкой, слабой, формировалась медленно, но была столь же настоящей.

Потоки магии встретились в воздухе между ними и начали кружить друг вокруг друга. Сначала медленно, затем — когда Меррик напряг мышцы и сосредоточил всю волю — все быстрее, пока их не стало невозможно отличить друг от друга. Обе маны слились в ярко-бирюзовую сферу. Мана-песня Адалин поднялась до уровня Меррика, усиливаясь, становясь громче и мощнее, чем он когда-либо ощущал ее, становясь не просто частью его маны — а ее равной.

Чувство эйфории охватило Меррика, когда он смотрел на этот мерцающий, пульсирующий шар — на их объединенную сущность. Не существовало большего единения. Не было способа быть ближе.

Магия раскололась надвое. Одна часть вошла в грудь Меррика, другая — в грудь Адалин. Волна экстаза накрыла его, заставляя содрогнуться и зарычать, словно в момент кульминации.

Спина Адалин выгнулась. Она судорожно вдохнула, распахнув глаза, и тут же обмякла, когда свет магии угас. Ее веки дрогнули и опустились, голова склонилась набок. Меррик рухнул вперед, поймав себя на локтях, но не отпустив ее рук.

Запыхавшись, он уставился на ее лицо. Оно было расслабленным, свободным от страдания и боли. На короткое мгновение его охватила паника — а вдруг он ее потерял, вдруг ничего не получилось?

Но он чувствовал ее. Чувствовал ее внутри себя, в каждой клетке, в каждой ноте собственной маны — их маны.

Он знал, что она жива, так же ясно, как знал, что жив сам.

И она была его. Всегда была его. Даже если тогда он не осознавал, что это значит — он знал это с самого первого взгляда.

— М-Меррик? — тихо спросил Дэнни. — Она… Адди…?

— Она жива, — ответил Меррик хрипло. — Она жива.

Дэнни подполз ближе, положил ладонь на щеку Адалин и поцеловал ее в лоб. Когда он отстранился, то вытер слезы с лица, всхлипнул и поднял на Меррика взгляд. Его глаза были красными от слез, но в них светились безмерное облегчение и благодарность.

— Спасибо.

Меррик осторожно соскользнул с Адалин и бережно поднял ее на руки, прижимая к груди так, чтобы ее голова покоилась на его плече. Он поднялся и понес ее в спальню. Сердце постепенно замедлялось, но дыхание оставалось тяжелым.

Она была жива… но в порядке ли она? Ее мана-песня звучала сильнее, чем когда-либо… и все же он чувствовал, что тело по-прежнему слабо, что болезнь еще не ушла. Не продлил ли он ее страдания?

Нет. Он ощущал, как это темное пятно ослабевает, отступает. Он чувствовал, как ее тело исцеляется. Облегчение захлестнуло его.

Дэнни опередил его, открыл дверь в спальню, и Меррик вошел. Он подошел к кровати и уложил Адалин. Из порезов на ее ладонях все еще сочилась кровь.

— Бинты, — сказал Меррик.

— Хорошо.

Шаги Дэнни быстро удалились по коридору.

Меррик аккуратно откинул со лба Адалин влажные от пота пряди, заправив их за уши.

— Вернись к нам, Адалин. Вернись ко мне.