Федор Годунов. Потом и кровью - Иван Алексин

что отряд, — подытожил войсковой есаул, — мышь незаметно к крепости не подберётся.

— А мы по той степи к крепости не пойдём. Мы её по дуге обойдём.

— С севера подобраться хочешь? Так и там у турок дозор во все глаза смотрит.

— Вот и пускай смотрит, — усмехнулся я в свою очередь. — А мы как к берегу Днепра севернее Казы-Кермена выйдем, там вплавь по течению к крепости и спустимся. Берег крутой. Если к нему вплотную держаться, с крепости ни один дозорный нас не заметит. А там поднимемся на берег возле самой стены, дождёмся, когда товарищи с другой стороны на крепость навалятся, внимание на себя отвлекая, и на стену залезем. Благо, турки крепость до конца достроить не успели и стены Казы-Кермена не высоки.

В общем, споров было ещё много, но откровенно глумиться над моей идеей прекратили. А в итоге, с небольшими доработками навроде отвлекающего штурма под командованием Бородавки и заклёпки по возможности пушек, держащих под прицелом Днепр, приняли к действию.

Тронулись, стараясь не споткнуться в темноте. Ну, хоть заблудиться не получится! Казы-Кермен, усыпанный яркими факелами-точками на стенах, служил отличным ориентиром. К нему поначалу и двинулись, постепенно всё больше забирая влево и обходя крепость широким полукругом. Остановились как раз напротив ворот, едва различимых несмотря на свет всё тех же факелов.

— Вам тут до поры стоять, — приобнял Сагайдачный Тискиневича. — Как Радко вернётся, выжди ещё трохи и наваливайтесь на ворота.

Войсковой есаул кивнул, молча приобняв товарища.

— Пошли.

Мы тронулись вслед, обнимаясь на прощание с остающимися.

— Удачи, — хлопнул меня по плечу Янис. В штурмовой отряд Сагайдачный бойцов лично отбирал и литвину, который даже казаком не был, места в нём не нашлось. Да что там говорить, если он и меня брать не хотел. Если бы идею с вылазкой именно я не озвучил, сам бы с основным отрядом остался.

— Я за ним пригляжу, — жизнерадостно фыркнул Тараско.

— Вот это меня и пугает, — со вздохом, парировал я в ответ.

На то, чтобы окончательно обогнуть крепость и выйти к Днепру с севера, ушло ещё с полчаса. Потоптались у обрыва, вслушиваясь во всплеск речной воды, поправили пояса с саблями и топорами, проверили мешочки с гвоздями для заклёпки орудий.

— Ступай, Радко, — развернулся Сагайдачный к одному из казаков. — Как раз, пока мы к крепости подберёмся, дойдёшь.

— Понял, батько.

Я проводил глазами растворившийся в темноте силуэт. Дойдёт. Лишь бы не заплутал в ночи. Ну, а как иначе? От крепости сигнал Тискиневичу не подашь. А так, как Радко обратно вернётся, он и ударит. Тут, главное, нам не оплошать и к тому времени у стен наготове затаиться.

— Ну, и нам пора. Бог нам в помощь. Если будет на то его воля, погуляем ещё в Сечи, а нет, так и умрём за веру Христову.

Сагайдачный, показывая пример, первым соскользнул с трёхметровой кручи, с головой окунувшись в воду.

— С Богом, браты, — зашептали со всех сторон.

Вода в реке вспенилась, принимая в себя десятки тел. Стиснув зубы, прыгаю и я, оттолкнувшись подальше от каменистого берега.

Вода оказалась на редкость холодной. Мда. Вот этот момент я в своих планах не учёл. Забыл, что на дворе уже давно не лето. Доплыть, конечно, доплыву, но как бы потом воспаление лёгких не схватить. Здесь эта болезнь лечится с трудом, забирая на тот свет почти каждого первого. Так что вся надежда теперь на то, что тело мне от прежнего носителя досталось молодое и здоровое. И на то, что у крепости мы не долго провозимся и быстро обратно на эту кручу вскарабкаться успеем.

— К берегу. К берегу плотнее жмитесь, — донёсся из темноты шёпот обозного старшины.

Ну, это Сагайдачный уже перестраховывается. Обрыв над головой естественным козырьком нависает, создавая слепую зону. Со стен Казы-Кермена нас увидеть просто невозможно. Другое дело — остров. Но и оттуда нас разглядеть практически нереально. Мы просто с берегом в ночном мраке сливаемся. Хотя наверху становилось всё светлее. Освещённая множеством факелов крепость медленно приближалась, каменной глыбой нависая над головой. Слишком медленно, на мой взгляд. Просто тело уже начало коченеть, наливаясь холодом.

Нет. Так не пойдёт! Я не для того бурю в Чёрном море пережил, чтобы в какой-то речушке утонуть.

Я ещё энергичнее заработал руками, стараясь хоть немного разогнать застывшую в жилах кровь, ускорился, скользя по течению вдоль берега и неожиданно резко ткнулся в прижавшееся к скале тело.

— Кого там несёт на мою голову⁈ — раздражённо фыркнули мне прямо в ухо знакомым голосом. — Ошалел? Доплыли уже. Цепляйся за камень. Скоро подниматься будем.

— Холодно, дядько Корч, — наплевав на гордость, признался я. — Ног уже не чувствую.

— Ты, что ли, Чернец? — заметно смягчился пожилой казак. — Потерпи. Кривонос уже на скалу залез и верёвку скинул. Недолго осталось.

Ай да, Кривонос! Ай да, молодец!

Я, конечно, сразу поверил этому невысокому, довольно невзрачному на вид запорожцу с изуродованным, сплюснутым набок носом, когда он заявил, что без проблем по скале подняться сможет. Мол, и склон не особо крутой, и высота всего несколько метров. С его Карпатами и сравнивать не приходится. Но то, что он так быстро справится, не ожидал.

Ждать, и впрямь, долго не пришлось. И пары минут не прошло, как настала моя очередь за верёвку цепляться. Сверху резко потянули, вытянув словно рыбёшку из реки, попутно хорошенько обтесав об шершавый берег. Я невольно охнул, цедя обними губами отборные ругательства, отполз в сторону, освобождая место для следующей жертвы садистов-рыболовов.

— Тише ты, — зло прошипел мне прямо в ухо Сагайдачный. — Турки прямо над нами. Услышат, все здесь сгинет. Ползи к стене. К ней прижмись.

Подняв голову, вглядываюсь в стену с примыкающей к ней башней. Несколько метров всего. По всему видать, сильно турок разорение Варны обозлило, раз они недостроенную крепость в борьбе с запорожцами задействовать решили. Это нам на руку. Вот только и нас заметить в любой момент могут. Тут хоть жмись к стене, не жмись. Всего делов-то; через край перегнуться да на её подножие взглянуть. Одна надежда. Не ожидают нас турки под стеной увидеть. Они дальше, за подходами к ней присматривают.

Дрожа от холода, подползаю к склонившем над двумя длинными жердинами Тараске. Растягиваем их в стороны, тем самым натягивая обрывки верёвки,