Лихо ветреное - Ирина Волчок

И очень трудно было с ребенком. Провалился обеими ногами в решетку, которая закрывает ливневый сток, застрял между прутьями, а мать выдернуть его попыталась. Измучилась сама, пацана измучила, спасибо, что не поломала или не вывихнула ничего, только ободрала сильно. И прохожие тоже те еще помощнички… Хорошо, что кто-то догадался позвонить — не мать, посторонний кто-то. Трудно было работать, очень. Освободить-то — это не самое трудное. Но ведь мать над ухом орет, за руки хватает, рыдает, дура безмозглая. Пацану и так и больно, и страшно, и не понимает ничего — лет пять ему, наверное… А тут еще мамочка истерит на всю катушку. Обоих пришлось в больницу, хотя, на взгляд Павла, мать там только мешать будет, под ногами путаться, рыдать, за руки хватать… Вот от чего устаешь больше всего.

А остальные вызовы уже поспокойней были. По стенам не бегали, на тросах не висели, никого из разбитых машин автогеном не вырезали. Бомжа с чердака сняли, ногу бомж подвернул, сам спуститься не мог, покричал в слуховое окно — его и заметили. Из канализационного люка мальчишку с собакой достали. Собака как-то сумела туда свалиться, а мальчишка ее спасать полез. Спасатель. Там лестница до земли метра полтора не достает — спрыгнуть спрыгнул, а подняться уже никак, тем более — с собакой. Пытались его первым поднять — ни в какую, даже кусаться стал. Ну, подняли сначала собаку, собака не кусалась… И еще несостоявшийся пожар — алкаш уснул, а газ под сковородой не выключил. Дыму было!.. Даже непонятно, что у него там жарилось, — все в угли. Ничего особо серьезного, алкогольное отравление, ну и дымом немножко надышался, кадавр недоделанный.

А котенок и сегодня был. Маленький совсем, как он хоть сумел на эту грушу влезть? Груше лет сто, наверное, до неба выросла, а ствол от земли метра на три голый, ни одной веточки. Котенка Толик-акробат достал. Говорят, раньше в цирке работал. Похоже. С самой верхотуры достал, с самой тонкой веточки, прямо из-под неба. Котенок ему все руки изодрал, рыжий такой, почти как рыжая Мария. А хозяйка котенка, смешная бабулька, тоже рыжая, сначала все плакала и за сердце хваталась, а потом норовила ребятам баночку варенья всучить…

…Павел проснулся, открыл глаза — и сперва не понял, почему так темно и почему он спит одетым. Раскладушка, скрипнув, напомнила: отдохнуть хотел, буквально пятнадцать минут, а уж потом ремонтировать. А уж потом в «Фортуну», чтоб она провалилась. Пораньше, до танца, а то Зоя опять смоется с какими-нибудь инкассаторами. Надо же ему спросить, наконец, подумала ли она над его предложением… Почти одиннадцать уже. Пораньше опять не получится. Называется, ремонтом занят. Труженик ты наш, как сказал бы Макаров.

Павел торопливо поднялся, бестолково похлопал ладонью по стене, забыв, где тут выключатель, нашел, зажмурился от света, пошел с закрытыми глазами в кухню искать недоеденную вчера булку, потому что есть хотелось нестерпимо, наткнулся на стремянку, в результате всех этих шараханий обозлился — и тут же, как бывало почти всегда, пришел в норму, мобилизовался и успокоился. Главное — переодеться, булку можно и по дороге пожевать.

Так, жуя по дороге черствый и сыпучий кусок оставшейся с вечера булки, Павел и добежал за семь минут до «Фортуны». Чтоб она провалилась. Отряхнул крошки с рубашки, традиционно помедлил у входа и неторопливо вошел внутрь. Идти неторопливо было трудно, радостное нетерпение подгоняло его пинками и нервно шипело: «Скорей, скорей… Чего тормозишь? Парализовало, да? Боишься, да? Бои-и-ишься…»

Ну, боится. Ну и что теперь, назад возвращаться? Все равно опять придет. И смотреть будет. И ждать будет. И приходить к Макарову в час ночи будет. И, невыспавшийся, днем на тросах висеть будет… Вот это плохо. Это нельзя, это опасно, и, уж конечно, в первую очередь — не для него. Так что, будьте так любезны, отвечайте быстренько на мое предложение своим принципиальным согласием — и я побежал продавать машину, отдавать долги, доделывать ремонт, устраиваться на вторую работу и покупать кольца. Где у вас тут ювелирный магазин?

Зоя стояла за стойкой бара — одна, очевидно, Люське, которой обзавидовался хмурый бармен, достался-таки незаконный перерыв, чтобы поесть-попить-покурить или домой позвонить. Зоя сегодня была одета вполне пристойно, правда, насколько мог судить Павел, на полметра мимо моды — кофточка какая-то на пуговичках, воротничок какой-то ажурненький, юбка широкая, длинная, ниже колен, и вся поперечными разноцветными полосочками. Хотя кто ее знает, нынешнюю моду, может, это как раз последний крик. А рыжие кудри те же, только сегодня Зоя заплела их в две тугие косички, и косички неровно торчали в стороны. И еще косметики никакой не было. Не будет танцевать, может быть? Хорошо бы… Надо же поговорить, наконец. Что ему теперь — до конца жизни бегать по ночам в «Фортуну»? Чтоб она провалилась. Вместе со всеми ее посетителями. Вон их сколько развелось, как полевок в урожайный год. И за столиками сидят, и у стойки кучкуются. Наверное, сегодня здесь областной слет алкашей. С уровнем дохода сильно выше среднего. Вон какие бумажки они кидают на стойку. А Зоя — цап и: «Ах, Иван Иваныч, вы тыкой щедрый, я пря-а-амо удивляюсь!» И отсутствие косметики нисколько не мешало ей стрелять глазками, поводить бровками, играть ямочками на щеках и дразнить розовым языком. И эти придурки, естественно, млели.

Павел аккуратно отодвинул в сторонку пару разноцветных пиджаков и одну гавайскую рубаху, протиснулся к стойке, наклонился через нее и почти официально сказал:

— Здравствуйте, Зоя. Мне надо с вами поговорить.

— Конечно… — Она мельком глянула на него, отвернулась и опять глазки кому-то состроила. — Обязательно. Сейчас Надя вернется, она позвонить пошла… Ой, Юрий Па-а-авлович, какие люди! Как давно я вас не ви-и-идела! Ой, кыкой вы наря-а-адный! Наверное, опять выиграли? Тыкие люди никогда не проигрывают… Сделать вам что-нибудь особенное? Можно сказать, икс-клюзивное!

Павел отодвинулся к углу стойки, смотрел, как Зоя делает что-то «икс-клюзивное», не глядя хватая бутылки и плеская понемножку из каждой в высокий стакан. У нарядного Юрия Павловича рукава рубашки был заляпаны то ли кофе, то ли соусом, а левая щека испачкана мелом. Зоя выдернула из пачки бумажную салфетку, перегнулась через стойку, потянулась к потной морде этого Юрия Павловича, хихикая и приговаривая:

— Ой, пызвольте, я за вами поухаживаю… За таким человеком… Вон у вас тут еще… И еще… Ой, я пря-а-амо удивляюсь, как вам женшчины на шею кидаются! Прям всего обцеловали!

Юрий Павлович подставлял морду, довольно похрюкивал и держал бумажник наготове. И где хоть бродит эта Люська?.. Нет, Надя. Люська, кажется, вчера должна была работать. А за всех Зоя работает…