Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1 - Николай Александрович Митрохин

— Повышается себестоимость продукции.

— Отстает развитие новой техники.

— Не обеспечиваются вводы мощностей.

— В промышленности недодано продукции на 9,5 млрд руб.

— Плохие показатели ожидаются в 1977 г. по сельскому хозяйству (недодано 20 млн т зерна, план по мясу не выполнен).

— Осложнилась обстановка с товарооборотом.

— В ходе выполнения плана пятилетки уже создались диспропорции.

— Проект народно-хозяйственного плана на 1978 г.

— Национальный доход 3,5 % (надо было бы планировать 4,5 %).

— Рост промышленного производства 4,3 % (надо 6,9 %).

— Рост валовой продукции села 7,1 %.

— Товарооборот 3,1 % (надо 6,5 %).

— Реальные доходы 2,3 % (надо 4,9 %)[567].

Начальник отдела нефтяной и газовой промышленности Госплана СССР (1976–1985), будущий первый заместитель министра нефтяной промышленности (1985–1988) Владимир Филановский-Зенков (1928–1994) в апреле 1982 года в личной беседе с парторгом Госплана заявил:

Обманываем себя каждый год с «липовыми» балансами, «показуху» нет мужества признать. Нет элементарных экономических рычагов и законов. Понасоздавали мощностей, которые не используются, не дают нужной продукции[568].

Михаил Бусыгин в мемуарах написал:

30 марта 1982 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о назначении меня министром лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности СССР. Ситуация в министерстве была тяжелая. Надо было думать и думать, как выполнять государственный план такой махиной, как наше министерство. Ведь в составе его было 3640 предприятий и организаций, работающих в нем было 2,5 миллиона человек. Самым главным являлось то, что базовая промышленность министерства — лесозаготовительная — систематически не выполняла плановые задания[569].

Говоря другими словами, из мемуаров складывается следующая картина: на какое-то время какие-то отдельные отрасли советской экономики могли выправиться и наладить работу (после прихода «сильного» управленца, получения крупных субсидий, жесткого контроля со стороны «директивных инстанций»), отдельные отрасли работали хорошо и стабильно и выполняли (и перевыполняли) планы, однако в целом картина была удручающая. Разумов в своих мемуарах пишет, что в аппарате Совета министров к концу 1970-х, помимо идеи возобновления реформ и оживления экономики (об этом см. ниже), созрело понимание необходимости изменения методики планирования, чтобы в реальности снизить запланированные темпы развития, синхронизировать их с имеющимися ресурсами. Однако в связи с тяжелой болезнью, а потом смертью Косыгина эти идеи не получили развития.

«Волюнтаризм» как взлом ведомственных «систем» в условиях планирования

Бывший директор ленинградского завода «Большевик» Владимир Величко, который в 1983–1991 годах возглавлял различные общесоюзные машиностроительные министерства, приводит характерный пример того, как происходило распоряжение трудовыми и производственными ресурсами со стороны очень высокопоставленного советского начальника:

Однажды позвонил Д. Ф. Устинов. Как секретарь ЦК КПСС он отвечал тогда за оборонный комплекс. На нашем заводе Дмитрия Федоровича хорошо знали и помнили с давних времен: он был живой легендой, когда-то директорствовал на «Большевике»… <…> …Поставил задачу: начать выпуск минометов «Василек». Продиктовал, сколько, к какому сроку, добавил со знакомой интонацией, которая свидетельствовала, что личные отношения для него могут ничего не значить: «Если ты не сделаешь, то ответишь в государственном и партийном порядке». А наше предприятие входило в систему общего машиностроения. Министр Сергей Александрович Афанасьев, наш первый ракетный министр, тогда с головой ушел в изготовление ракет, был увлечен космосом, запусками. После разговора с Устиновым мне позвонил Афанасьев и тоже по-свойски предупредил: «Если сделаешь хоть один миномет, я тебя лично сдам прокурору». И объяснил свою позицию: мы ракетчики, должны делать ракеты, а минометы «Василек», какие бы они расчудесные ни были, — это не наше дело. Вот положение! На мне сошлись разные взгляды небожителей на проблему вооружений, а на заводе-то что делать? Решил, что надо держаться своего министра, задание Устинова (тысяча минометов до конца года!) выполнять не буду. В конце концов я работаю по плану, а это что — личная причуда? Ну, в таком случае надо это как-то официально оформить. Но вот опять звонок от Дмитрия Федоровича, голос его тише, и перспектива передо мной открывается многообещающая: «По-моему, ты что-то недооцениваешь. Мы в полках уже создали минометные подразделения!» — и повесил трубку. А я уже решил для себя окончательно: минометы делать не буду! Подходит декабрь. Вдруг звонит Афанасьев: «Если до конца года ты не сделаешь минометы, я тебя своими руками сдам прокурору!» Вот как! В таких нервозных, если не сказать нелепых, условиях приходилось иногда работать. Что делать? Афанасьева наверху уломали, теперь уже и нам не открутиться! Шел в обком, договаривался, что подбросят с разных заводов пятьсот станочников, организовывал героический штурм на «Большевике». И мы делали минометы. Нас хвалили, поощряли, но мы и сами удивлялись своим результатам[570].

Изложенная история весьма типична. Почти каждый мемуар советского «производственника» от уровня директора завода и выше содержит похожие истории. О том, как откуда-то «сверху» и далеко не всегда их прямое начальство в «главке», но обком, министерство, ЦК КПСС их заставили поменять существующие планы и налаженную работу и делать что-то срочное и постороннее. И как надо было изыскивать по дороге ресурсы и напрягать внеплановой работой трудовой коллектив.

Вместе с этим рассказ Величко вскрывает сложные экономико-административные отношения среди как минимум четырех институций, которые могли влиять на конкретную экономическую ситуацию. С одной стороны ярко выражена воля конкретного партийного чиновника, с другой стороны — государственного, а с третьей — директора завода, который имеет возможность присоединиться к тому или другому мнению. В финале к этой истории уже подключается обком, который привлекает рабочих с других заводов. Все это происходит в ситуации, когда у завода официально нет в наличии материалов, необходимых для производства большого количества специфической внеплановой продукции в конце года. Но при этом реальные, вероятно не вполне законно накопленные запасы металла (однородного по своим техническим характеристикам) на заводе таковы, что предприятие может без дополнительных поставок изготовить эту тысячу минометов.

Самым простым способом описания и понимания этой ситуации было бы использование однозначно негативных терминов «волюнтаризм» или «административный произвол». Они обозначали взятое на себя высокопоставленными чиновниками право навязывать свою волю поверх согласованных планов и, возможно, вне сферы своей номинальной компетенции. Так они вмешивались в вопросы перераспределения имеющихся ресурсов, в том числе требовали выполнения незапланированной и обычно срочной работы.

Советская пропаганда и историография с 1964 года использовали термин «волюнтаризм» применительно к Никите Хрущеву. Тот нередко принимал решения, исходя только из одному ему понятных соображений, вне принятых институциональных и процедурных рамок, за пределами установленных планов и зачастую превышая свои полномочия. По масштабам и последствиям «волюнтаризм» существенно превышал «административный произвол» условного