Эхо войны. - Ольга Шумилова

— Ну, что, переходим на подножный корм, лорды и леди? — с печальной иронией констатировал Ремо, заглядывая в рюкзак в поисках случайно уцелевших калорий.

Я оглядела покатый травянистый склон, стремительно убегающий вниз, в болотистую низину, неопределенно хмыкнув, и кивнула на потрепанный кустарник у границы болот:

— Интересно, что–нибудь из этого всего съедобно? Фарры, кто–нибудь помнит школьный курс естественных наук?

Раздались приглушенные смешки. Маэст скинул рюкзак и, морщась, потирал поясницу. Лаппо и Тайл на четвереньках ползали вокруг носилок. Тайл — потому что связывал треснувшую перекладину, Лаппо же нянчился с коматозным ременом, которого незаметно повесили ему на шею. Зима хмуро разглядывал болота, сидя на чужом рюкзаке.

И только Коэни воспринял мои слова всерьез, тихо ответив:

— Я знаю, фарра, — он помолчал и поднял на меня глаза: — В северных болотах водятся съедобные пиявки–львиноголовки. А на деревьях может расти удавочник. У него очень калорийный сок. Правда, деревьев здесь вроде бы нет, но…

— …Но есть равнина, где еще сегодня с утра я видела песчаного отиса. Будем раскапывать норы — там должны быть зимние запасы семян, — закончила я и иронично подытожила, глядя на Оглоблю: — Не волнуйся, Коэни, я пошутила. Солдаты тоже время от времени проходят курсы выживания. Поэтому…

— Я на север, — флегматично отозвался Маэст, выдернул из сваленных на носилках вещей стойку от палатки, развернулся и размеренно зашагал на север — искать норы. Я выбрала себе такую же и, обернувшись к магу, сказала:

— А мы с тобой пойдем на запад. Я, конечно, надеюсь, что до пиявок дело не дойдет, но хотелось бы иметь выбор… Ремо, бери Зиму и отловите десятка два, если найдете. Только перчатки защитные наденьте — они в половину руки вырастают, могут пальцы покусать.

Ремо кивнул и принялся искать мешок и перчатки, Зима же, услышав свое имя, резко повернулся и процедил:

— Я не пойду ни на какое болото.

— Ну, значит, и есть не будете, — спокойно констатировала я, выбирая мешок и себе. — И я не шучу, молодой человек.

— Это ящерицы в воде не тонут. Я не собираюсь увязнуть в какой–нибудь трясине.

— За вами присмотрят, не волнуйтесь.

— Нет, — голос холодный, жесткий, как промерзшая добела сталь. И такой же хрупкий.

— Да.

— За пиявками пусть идет тот, кто это предложил! — он взрывается внезапно, как и положено Огню. Даже странно, как он может так походить на снег с таким пламенем внутри. Щурит бешеные, опасные глаза и шипит с искренней, жгучей ненавистью: — Слышишь, ты, слюнтяйчик! Я к тебе обращаюсь, нежный ты наш! Вот со своей тонкой душевной организацией и шел бы ловить пиявок! Что ж ты, такой весь из себя положительный, других подставляешь? Видно, не такой уж хороший мальчик, каким строишь себя перед начальством?! Ну, скажешь, не так?!

Коэни побледнел, и несколько минут стоял молча, пытаясь разлепить непослушные губы. Потом опустил глаза, ставшие внезапно огромными на белом как мел лице, и тихо сказал, повернувшись ко мне:

— Фарра, лучше пойду я. Это действительно будет… справедливо. Я могу ходить по воде, и, наверное…

Я смотрела на него, на повинно опущенную голову, дрожащие пальцы, от которых щемило сердце, потому как я слишком хорошо знала, как плохо, тяжело ему от неприятия, а уж от ненависти, такой сильной, такой настоящей…

Чесались кулаки, сильно чесались, но пускать их в ход нельзя.

Прости, Ремо, придется сделать тебе изрядную гадость.

— Ну что ж, очевидно, наш рацион будет все–таки состоять преимущественно из пиявок, если вы все–таки их найдете. Или из воздуха, если нет, — спокойно заключила я. Выдержала задумчивую паузу, аккуратно поправляя повязку на лице. Она оставляла открытыми только глаза, поэтому в кои–то веки с моего лица сошло нейтральное выражение. И добрым оно не было. — Без мага много нор за время привала мы не найдем, но если вы считаете, что пиявки нам нужнее — ваше право. Пойдете втроем. Счастливо поохотиться.

Я подхватила стойку и зашагала туда, куда и собиралась — на запад.

Через полчаса меня нагнал закончивший свои дела Лаппо, легко согласившийся шуровать импровизированным заступом в норах, на которые указывала моя жидкая поисковая сеть. Засовывая в непробитые проходы руку чуть ли не по локоть, он смеялся и говорил, что когда–нибудь мы нарвемся на разорвыша вместо отиса, и ее откусят. Я не смеялась, но за упорные попытки разрядить обстановку была благодарна.

За два часа мы нашли шесть нор, две из них — давно покинутые пустышки. К лагерю мы возвращались, непринужденно обсуждая свои, вампирские проблемы, главная из которых, к счастью, уже не висела топором над нашими головами — Зима, похоже, после травмы стал еще более пакостным, хотя куда уже больше… Еще раньше Лаппо внушал некоторое уважение своей стойкостью, упрямством, которое не забивало разум, и сострадания в нем было больше, чем у других — в этом он походил на Ремо, взять хотя бы этого несчастного ремена, с которым он возится, — видимо, у врачей от Жизни так всегда… Но только с искренней улыбкой на лице он стал по–настоящему симпатичен. Умение улыбаться в лицо судьбе, находясь посреди грандиозной кучи дерьма, дорогого стоит.

Я знала, что он тянет из меня гнев, но позволяла это ему делать.

Во всяком случае, увидев в лагере Зиму, с брезгливой миной оглядывающего перемазанного в грязи Ремо, мне не пришлось себя одергивать. И всего два раза напомнить себе, что бить детей непедагогично.

— Звезда моя, где костер, я вас спрашиваю?!

Морщась, я осела на надежный с виду камень и хмуро оглядела собравшихся. Последние полчаса я бегала по болоту за какой–то скользкой тварью, которую надеялась подстрелить, впрочем, безуспешно. Кожа и не думала заживать, что не удивительно при таком образе жизни, и мумия, в которую я превратилась стараниями Ремо, ничего не могла делать ни быстро, ни точно, ни безболезненно — несмотря на все обезболивающие. Я промокла, замерзла и никак не была обрадована отсутствием отопления.

— Ладно, ладно, это я разбил запальник, — Лаппо комично поднял руки над головой. — Убейте меня за это.

— В самое ближайшее время, — пообещала я. — Пирокинетик вам на что? Могли бы и сами додуматься.

Связист, сидящий, как обычно, поодаль от всех, гордо отвернулся. Мужчины переглянулись.

— Ах, вот как?… — процедила я. — Юноша, вы не жаждете продолжить путь без нашего общества, раз оно настолько вас не устраивает?… Отвечайте, я не шучу. Видимо, пора внести ясность в этот вопрос.

— Орие… — начал Ремо.

— Я не могу, — внезапно раздалось из дальнего угла. Я ожидала продолжения, которого не последовало.

— Приучайтесь конкретно выражать свои мысли. Я жду.