Замужем за незнакомцем - Луиза Аллен

— Значит, ты все-таки собиралась рассказать мне?

— Да, завтра, поверь мне. Мне хотелось вначале убедиться, что я действительно хорошо рисую. Когда Аккерман принял мои работы, я решила купить тебе подарок — на свои, а не на твои деньги. Но потом поняла: чтобы заработать большие деньги, необходимые на подарок, уйдет немало времени, и лучше все сказать тебе. Я и собиралась это сделать. Завтра же, после приема. Но не успела. Произошел этот нелепый случай, я никак не могла предвидеть, что рисунки появятся вдруг на приеме и станут объектом всеобщего внимания.

— Значит, ты меня рисовала, когда я спал и не ведал об этом. Расскажи.

— Да, — прошептала София. Она искала слова, чтобы объяснить все, но при этом не проговориться о своей любви: любовь не должна стать извинением ее поступка. — Я знаю, что ты благороден и щедр, и так сожалею, что навредила тебе своими необдуманными поступками. Пойми, я не привыкла верить, что кто-то поймет меня, вот почему мне хотелось показать свои работы профессионалу.

— И еще потому, что ты вышла замуж, можно сказать, за незнакомца, ведь так?

— Почему ты должен был меня понимать?

— Понимание приходит с любовью, ты не считаешь? Или любовь затмевает нам разум и мы не видим истины?

— Любовь? — Он что, подозревает о ее истинных чувствах? — Но я вышла за тебя…

— Вышла. Но ты не любишь меня?

— А тебе нужна моя любовь? — пробормотала она, не ожидая такого прямого вопроса.

— Любовь — это боль, ее легко можно сломать и легко предать, — проговорил он, не отвечая на ее вопрос.

— Нет, — сказала она, — любовь не так легко разрушить. Предать — да. Но то, что я испытывала к Даниэлю, не было любовью. Теперь я знаю это. Что нам делать, Каллум?

— Продолжим нашу жизнь, что еще остается? Мы ведь женаты, помнишь: «…и в радости, и в горе…»?

Он галантно открыл перед ней дверь, и, собрав остатки сил, она пошла наверх.

Отослав Чиверс, София долго сидела, водя щеткой по густым волосам, освобожденным от шпилек и украшений. Она устала, устала безумно, до изнеможения, мыслей никаких не было: она просто сидела в прострации, глядя перед собой невидящим взглядом.

И не сразу услышала, как открылась дверь спальни.

— Каллум?

Он вошел, закрыл дверь, подошел к Софии и вытащил щетку из ее окоченевших пальцев. Волосы так наэлектризовались, что раздался характерный легкий треск.

— Хватит, они уже расчесаны.

— Да, — согласилась она покорно и села, спустив ноги с постели.

Зачем он здесь? Он был в черном халате, босые ноги ступали по ковру. Она заглянула в его глубокие зеленые глаза и почувствовала, как стало трудно дышать, невысказанное чувство грозило задушить ее. Больше она не может выносить этой пытки.

— Я так сожалею… — снова начала она и замолчала: он сейчас уйдет.

— Знаешь, я не хотел заходить, но вдруг на меня нахлынуло желание, — заговорил он глухо. — Не могу понять — почему. Я страшно зол на тебя, безумно устал от этого нелепого приема, но хочу тебя. Назови это примитивным и первобытным чувством, мне должно быть стыдно. Скажи, чтобы я ушел, и я тут же удалюсь. Я не стану насильно добиваться твоей ласки.

Пока он не произнес этих слов, ему и в голову не приходило, что он мог бы взять ее силой, наказать физически, и она понимала, что многие мужчины так бы и поступили.

— Я знаю, — прошептала она. — Останься.

Он наклонился, притянул ее к себе и поцеловал. Даже сквозь толстую ткань халата она чувствовала его запах: смесь ароматного масла, мыла, запах знакомый и приятный, и его поцелуй был требователен, но не груб. Слеза скатилась по ее щеке.

Он оторвался от нее и слизнул соленую влагу со своих губ, потом кончиком пальцев провел по, ее щеке, снимая слезы:

— Не надо плакать. — Его голос был глух, но прикосновение оказалось нежным и ласковым. — Тебе это не поможет.

— Да, да, я не буду плакать, — торопливо отозвалась она. — Не буду.

Его тело выдавало его намерения. Но он слишком джентльмен, чтобы наказывать ее подобным образом. София притянула к себе его темноволосую голову и сама поцеловала его в губы.

— Сделай так, чтобы я забыла обо всем, — прошептала она, не зная, что за этим последует.

Не прерывая поцелуя, он поднял ее на руки и положил на постель. Быстро скинул халат, под которым, как она и подозревала, ничего не было. Она закрыла глаза. Но он сел в ногах и взял в руки ее ледяные ступни, окоченевшие от долгого сидения без ночных туфель. Его сильные пальцы начали массировать ее ступни, щиколотки, потом он провел открытой ладонью по ноге, до самых колен. Она лежала, глотая слезы и стараясь вызвать в себе ответную страсть. Но Каллум не спешил. Он тихонько погладил нежную кожу под коленом. И вдруг осторожно, не применяя силы, раздвинул ее колени. Она лежала без движения, не сопротивляясь, пока он целовал внутреннюю часть ее бедер, поднимаясь все выше. Она ждала всего что угодно: грубого насилия, наказания, но не этой нежности. Она не заслужила ее. Пусть лучше он будет несдержан, причинит ей боль, она понесет заслуженное наказание, потом им будет легче. Ее ночная сорочка сбилась наверх, она выгнула спину, чтобы он мог отодвинуть ее, и снова легла. А его поцелуи становились все нежнее, прикосновения все интимнее, и вот она уже задыхалась от нетерпения. Наслаждение, последовавшее за нетерпеливым ожиданием, было таким острым, что все мысли исчезли, руки ее вцепились в простыню, она уже не сдерживалась, стоны становились все громче. Отпустив простыню, она прижала к себе его голову, и ее тело отозвалось немыслимой волной наслаждения. Наконец, она затихла и лежала обессиленная и опустошенная.

— А теперь спи. — Он встал, надел халат и вышел.

Она еще долго лежала, глядя на мигающее пламя свечей и не понимая, как она не умерла от той сладкой пытки, такого наказания, которому он подверг ее сегодня.

— Миссис Чаттертон дома, Хоуксли? — спросил Каллум, отдавая дворецкому шляпу, хлыст и снимая перчатки.

Он явился домой рано — все равно работа сегодня не ладилась. Утром он ушел из дому, не дожидаясь завтрака, потом выпил кофе в Сити. Ночью он почти не спал, но на этот раз в коротком сне обычный кошмар с участием Софии почему-то не явился — осталось только облако тумана, в который она ушла навсегда. Какую боль она причинила ему своим недоверием! Отчаяние и страх, охватившие его, помогли ему по-настоящему понять, что он любит Софию и не хочет ее терять.

Он не мог забыть того, что произошло вчера в ее спальне. Каллум явился в ее спальню с намерением наказать ее, но воспоминания возвращались к той небывалой нежности, которую он испытал, и тому, как страстно она откликнулась на его ласки.