Отбитая. Том 2 - Кира Романовская

у меня будет плохое настроение, я ею, конечно же, займусь, пока ни здоровья, ни настроения никакого нет. Ты это, Вадим, заканчивай свои игры с удушениями. У тебя проблемы с управлением гневом, вот, что я тебе скажу. У меня в Питере трёх девочек так придушили до смерти, когда клиенту захотелось выпустить пар.

— Спасибо, блять, за заботу.

— Я серьёзно, заканчивай с этим, перешагнёшь грань — оттуда уже не вернуться обратно. Лёня вон перешагнул и где он теперь? Он был болен, это как бы факт. Здоровый человек не издевается над другими, а он издевался, над всеми, над собой больше всех. Как сказал Юнг, Карл Густавович, — мучителем становится перенесший муки. Лёне бы на психотерапию сходить, после травмирующего события, да поздно пить Боржоми, почки его уже в гробу.

Прямо сейчас в тёмной комнате, где были слышны только голоса и не было видно лиц, а тем более глаз, ей было легко с ним говорить. Может, дело было в единственном бокале шампанского, который успел усвоить её организм, может, в чём-то ещё, но язык развязался.

— Вадим, я кое-что сделала. На условку тянет, если на меня заяву напишешь.

— Блять… — тихо выругался он, а она прыснула от смеха. — Выкладывай.

— Я обыскала дом Игоря, ну, как бы твой теперь, с камерами немножко намухлевала, но всё уже обратно вернула!

— Зачем? Ты до сих пор его в чём-то подозреваешь? Ты больная?

— Да! Мой брат же резанул правду по матке! Ты не расслышал тогда? — хмыкнула Катя. — В общем, я нашла кое-что — предсмертную записку, от Оксаны. Игорь хранил её в коробке своих любимых шахмат, под подкладкой. Там… ну… он защищал не Лёню всё это время, а тебя.

— От чего?

— От того, что Оксана в записке писала — она объявила виновным тебя в своей смерти, когда на окно встала.

Катя прикусила губу. Зачем она это сказала?! Ему что ли от этого легче станет.

— Это так для информации, чтоб никаких белых пятен. Игорь просто очень добрый. Был… Или стал потом. Может, вину свою чувствовал, и перед Лёней и перед ней, тобой. Он за ним присматривал, чтобы Лёня совсем от реальности не отъехал в сторону мести тебе. В общем, ты это, в голову не бери, ладно? Отнеси на сессию с психотерапевтом что ли, проживи все эмоции и чувства, потом живи дальше. Сессия БДСМ не поможет, сразу говорю! Я на себе пробовала, психотерапия реально помогает, хлыстом по заднице — нет!

— Ты ходишь к психотерапевту?

— Тебя только это удивляет? Два раза в неделю, как штык, у меня сеанс видеосвязи. Правда не могу нормального найти, у меня был постоянный доктор, но он скоропостижно скончался три года назад. С тех пор какие-то дилетанты попадаются. Я больше них знаю, если копнуть. Где дипломы взяли? Отзывы в интернете купленные.

Она слышала, как он усмехнулся в темноте, ничего не ответил, но, может, хотя бы задумается, тешила себя надеждой Катерина. Может, он её и ненавидит, но она-то испытывала совсем противоположные чувства, ей не хотелось, чтобы он страдал.

— Значит, твой брат сказал правду?

— Угу, два месяца провела в клинике лечения неврозов, по факту — психушка с настоящими психами. С тех пор немного крышуля подтекает, если вовремя не подлатывать.

— Почему ты туда попала?

Он знал ответ, но хотел услышать это от неё.

— Мне не дали на неё посмотреть, не дали похоронить, и меня немного переклинило… Я была как кошка, которая ищет по углам котят, которых утопили. Мама испугалась, решила, что там мне будет лучше. Не стало, кстати, я оттуда сбежала. Забор надо было повыше делать…

Катя прыснула от смеха, Вадим почему-то ее не поддержал.

— Это не смешно, Катя.

— Когда в жизни совсем всё плохо, остается только смеяться. Ты бы попробовал, вместо терапии, может, поможет.

— Со мной всё нормально.

— Ага, я тоже так думала…

Вадим тяжело вздохнул, вот и поговорили — это у него с головой не всё в порядке, а она старается, лечится. У неё всё под контролем, у него нет. Катя повторила за ним, вздохнув в темноте, заворочалась, переворачиваясь на спину, сложила руки на груди.

— Ладно, уговорил, проведу тебе твой первый сеанс…

* * *

Ноябрь редко радовал солнечными днями, но в это утро, как видно, сжалился и подарил солнышко людям. Катя отвернулась от окна в спальне и смотрела на мужчину рядом, который жмурился от яркого света и слегка улыбался с закрытыми глазами. Она лежала на спине, утопая головой в мягкой подушке. Согнув колени, она слегка покачивала ими, в такт музыке, звучавшей в её голове. Обнажённый мужчина, лежащий рядом, обнимал её одной рукой, лежа на боку и подпирал её попку своими мощными бедрами. Катя улыбнулась и осторожно погладила пальчиком его морщинки вокруг глаз, пытаясь выправить непослушные складки, он поднял веки и окутал её теплым любящим взглядом зеленых глаз.

— Мне нужно идти. Я не могу остаться.

— Почему?

— Потому что я занимаю чужое место.

— Чужое место? Чьё?

— Женщины, которая сделает тебя счастливым и даст тебе то, чего ты хочешь.

— И чего я хочу? — спросил он, обхватив ее грудь ладонью, от чего вся решимость Кати вдруг начала таять.

— Семью. Я знаю, что ты хочешь её. Ты станешь таким хорошим папой, только вот детей у нас тобой быть не может. Я не могу их тебе подарить. Я не могу остаться!

Она попыталась встать, но тяжелая рука на её груди придавила её обратно.

— Я хочу, чтобы ты осталась. Мы найдем выход… — потянулся он к её губам и осчастливил их обоих поцелуем.

— Ну, ты мог бы жениться на какой нибудь женщине детородного возраста, нарожал бы с ней троих-четверых детей, а я бы была твоей любовницей. Только выбирай повреднее бабу, чтобы потом не жалко было у неё детей отбирать. Разведёшься, женишься на мне и у нас будет полноценная семья! Как тебе план?

— Какая же ты у меня баба дурная… — вздохнул мужчина, поцеловав её в лоб.

— Но ты ведь всё равно меня любишь?

— Люблю, конечно, куда деваться.

Её счастливая улыбка озарила комнату ещё более ярким светом, чем солнце, светящее в окно. Счастье переполняло её и словно выливалось наружу, через улыбку и светящиеся счастьем глаза, но вдруг улыбка начала меркнуть вместе со светом из окна.

— Твоя спальня на северной стороне. В ней не бывает солнышка утром, — дрожащим голосом сказала она. — Это мне снится, да?

— Да, Бесстыжая, это всего лишь сон.

— Тогда я не хочу просыпаться,