Каждый за себя, а Бог против всех. Мемуары - Вернер Херцог

Чтобы экономить вес, ни один из них не брал с собой настоящую альпинистскую веревку, но благодаря шнуру Месснер сумел подхватить падающего Каммерландера, и тот повис над зияющей пропастью. Что касается меня, то испанцам потом стало сильно не по себе от того, что они проявили такую неосторожность. Они собрали свои металлические шесты с разлома ледника и стали сбрасывать их в расселину недалеко от основного лагеря[34], и тогда я уже снова к ним присоединился. Связка тонких алюминиевых шестов при первом столкновении со стенкой рассыпалась с чистым металлическим звуком, и чем глубже они улетали, тем ниже становился звук, который они издавали, и в какой-то момент это звучало как хоровые крики. Когда шесты провалились примерно на сто метров в глубину ледника, звук разросся до рокота бесчисленных органов, играющих в унисон. У меня сразу же появилась история для моего фильма о К2, своего рода научно-фантастический сюжет о радарной станции на почти недосягаемой вершине. Однако, пережив свои приключения на Гашербруме, я окончательно оставил этот проект, потому что всегда прислушивался к своим предчувствиям.

Примерно в это же время у меня объявился незнакомец по имени Денис Райхле. Он был воодушевлен идеей, что мы должны поработать вместе, а проект найдется сам собой. Райхле рос сиротой в Эльзасе, и в четырнадцать лет его как солдата фольксштурма отправили в последнюю битву за Берлин. Все остальные дети-солдаты его подразделения погибли, он выжил. Эльзас стал французским. И Франция тоже призвала Райхле в свою армию и послала на войну в Индокитай, как только ему исполнилось восемнадцать. Он выжил и там, пройдя многие годы войны в джунглях, которая велась очень грязными средствами. Вернулся во Францию ветераном двух войн и сделался фэшн-фотографом, а также пробовал себя как велогонщик. Но вскоре пустой мир моды ему надоел, и в конце концов он стал фотожурналистом. Райхле работал почти на всех театрах военных действий и делал репортажи – всегда будучи на стороне угнетаемых меньшинств. Афганистан, Ангола, Ливия. Он провел пять месяцев в плену у красных кхмеров в Камбодже. Был единственным западным журналистом, который вел репортажи о кровавой освободительной войне в Восточном Тиморе. Туда не летали самолеты и не ходили суда, поэтому его доставили поближе к острову на рыбацкой лодке, а последний километр до суши он добирался вплавь. Я не знаю никого, кто разбирался бы в военных делах лучше, чем он, и никого, кто бы подходил к делу столь же методично. Он месяцами ходил от командира к командиру, пока не убеждался наверняка, что теперь может отправиться в опасную военную зону, довериться какому-нибудь войсковому подразделению. Когда закончились съемки «Фицкарральдо», в Перу в восьмидесятые стала набирать силу повстанческая армия «Сияющий путь». Она начала с террористических актов на высокогорье в районе Аякучо. Тогда ничего еще не было известно о ее командной структуре, снаружи к ней было не подобраться. «Сияющий путь» устраивал резню среди сельского населения, а правительственная армия отвечала столь же жестоко. Денис завязал первые контакты с участниками герильи и пять месяцев осторожно сближался с этой организацией. Мы размышляли, не сделать ли нам вместе об этом фильм. Потом пришло приглашение на встречу на высшем командном уровне. Были приглашены и другие репортеры, однако Денис позвонил мне и рассказал, что тщательно проверил эти сведения с помощью всех возможных контактов, но дело кажется ему слишком мутным. Я спросил его, что нам делать, и он просто сказал: «Мы этого делать не станем». Встреча и в самом деле состоялась, без нас, и все восемь приехавших туда репортеров попали в ловушку. Не выжил ни один, всем им отрезали головы.

В 1983 году я ездил по Австралии, готовясь к съемкам своего игрового фильма «Там, где мечтают зеленые муравьи». В нем рассказывается о конфликте группы аборигенов и горнодобывающей компании. Аборигены, последние носители своего языка и замысловатой мифологии, защищают священные места от бульдозеров. Мне стало ясно, что я никогда не смогу проникнуть в мышление аборигенов и их представление о Времени сновидений, потому что я принадлежу своей культуре. Поэтому я просто изобрел свою собственную мифологию Зеленых муравьев, о которой и рассказал в фильме. И от этого совет старейшин группы племен йирркала, которую я посетил на севере Австралии, чувствовал себя гораздо спокойнее, чем если бы я стал копаться в их мифологии.

В то время мне очень помогли австралийские режиссеры Фил Нойс и Пол Кокс, у последнего я временами даже жил. Я сыграл небольшую роль в его фильме «Человек цветов». Документалист и оператор Майкл Эдолс знал многих аборигенов и с удовольствием помог мне завязать нужные контакты. Я познакомился с Майклом и посмотрел некоторые его фильмы еще на кинофестивале в Каннах в 1976 году, позже я пригласил его сыграть самого себя в «Носферату». В той же сцене вместе с ним можно увидеть Вальтера Заксера, художника по костюмам Гизелу Шторх и преданную и умную Аню Шмидт-Церингер, мою многолетнюю сотрудницу, все они приглашают Изабель Аджани на ужин под открытым небом. При этом под ногами у них мечутся тысячи крыс.

Когда Денис Райхле предложил мне стать режиссером фильма о детях-солдатах в Никарагуа, мне пришлось отказать ему, потому что я был слишком погружен в новую работу в глубине австралийского континента. Среди прочего в эти месяцы меня занимала проблема, как снять 400 тысяч муравьев, которые одновременно останавливаются на бегу и лишь таинственно поводят усиками. При этом они должны были располагаться в одном направлении, как металлические опилки под действием сильного магнита. Я ставил вместе с биологами опыты в холодильных камерах, но скоро выяснилось, что это бесполезно. Эту сцену я вычеркнул из сценария, и муравьи упоминались только в диалоге. Я не берусь за то, что сделать нельзя.

Я порекомендовал Денису Майкла Эдолса. Тот даже начал снимать с Денисом в военном тренировочном лагере в Гондурасе в двойном качестве: как режиссер и оператор. Но, поскольку у них были очень разные подходы к этому проекту, пути их вскоре разошлись. Денис в отчаянии позвонил мне, спросил, не смог бы я все же продолжить съемки и спасти фильм, и я каким-то образом сумел выбраться в Гондурас в тренировочный лагерь для партизан. Бóльшая часть солдат была детьми, все из группы народностей мискито. Самым младшим было от восьми до одиннадцати лет. Уже через несколько месяцев после начала съемочных работ почти половина из них погибла, потому что в бой их всегда посылали на передовую. Они считались самыми храбрыми. Денис действовал крайне