Вас любит Президент - Владимир Романовский

– Когда это случилось?

– Недавно, Винс. Это один из тех относительно редких случаев, когда человек действительно разоряется полностью. Всё его имущество будет передано кредиторам в ближайшие дни. Ему придется, возможно, переехать в мотель, если остались наличные, в чем я сомневаюсь. Все друзья его уже успели бросить.

– У него есть сбережения.

– Все счета заморожены. Его судят на сумму, втрое превышающую то, что у него было.

– Первый раз слышу.

– Понимаю. Вы вели себя эгоистично, думая только о себе, что простительно в вашем положении. Вот номер профессора, – он протянул Винсу лист. – Передайте ему привет от меня. Он очень забавный парень. Или же найдите молодого репортера, у которого остались еще какие-нибудь иллюзии.

Тимоти Джей Левайн откинулся в кресле.

– Заведите каких-нибудь новых друзей, – продолжал он. – Прямо сейчас, не медля. Если вам нужно выбирать между сигаретами и сладким, выбирайте сигареты, только, смотрите, не пристраститесь. Если вам нужно отвлечься, идите в мир и совершите что-нибудь совершенно бескорыстное.

– Не понял.

– Это так, просто мысли. Это все, Винс. Я понимаю, что двадцать тысяч за пять минут – дороговато. Я бы дал вам инструкции бесплатно, но боюсь, что тогда вы не стали бы им следовать.

– Это не похоже ни на какие советы, которые получают от адвоката, – сказал Винс. Ему было неудобно. – Не скажете ли…

– Боюсь, что ваше время истекло, – сказал Тимоти, глядя добродушно на Винса. – Мне нужно сделать несколько дел. Я тороплюсь.

– Я…

– Нет, не вы, а я их должен сделать. Нельзя быть таким эгоистом, Винс – я да я. До свидания.

На улице три устрашающего вида черных подростка сгруппировались вокруг Бентли. Винс некоторое время наблюдал за ними. Быстро возникла проволочная вешалка, ее сунули между стеклом и рамой двери со стороны руля.

– Эй! – сказал Винс. – Эй вы там!

– Делаем ноги, ниггер, – сказал один из подростков. Втроем они кинулись бежать и скрылись за углом, хохоча и подбадривая друг друга отвратительными расистскими эпитетами. Винс вытащил проволочную вешалку. На двери красовалась неряшливая царапина. Профессионализм – явление редкое, и в преступной среде тоже. Старомодные замки Бентли можно было открыть ногтем за три секунды, ничего не поцарапав. Помимо этого, лезть в Бентли вообще глупо. Машина может принадлежать какому-нибудь мафиозо, или бывшему чемпиону мира по боксу в тяжелом весе с плохим характером.

Чрезмерные горестные переживания, как однажды объяснила ему Илэйн, есть проявление эгоизма. Каждый человек является в какой-то степени эгоистом, поскольку в конечном счете эгоизм есть форма самосохранения. Но эгоизм чрезмерный становится в конце концов разрушительным – по отношению сперва к другим, а затем к себе.

Для поддержания эквилибриума во вселенной следовало совершить бескорыстный поступок, как посоветовал Тимоти. Винс сосредоточился. Поступок.

Он взял с пассажирского сидения номер «Дейли Ньюз». Меньше чем за пять минут он убедился, что толстый Тимоти Джей Левайн прав. Тесть Винса разорился. Многие теряют состояние в один день, но их потом вытаскивают за уши те, кто тоже разорился бы, если бы должника заставили платить, а именно – банки, политики, семья, любовницы, и так далее. И тем не менее Джон Форрестер действительно был разорен. В один день. Никто не мог бы теперь уберечь никакую часть его имущества, никто не мог бы предоставить ему возможность сделать новое состояние. Сопоставляя сказанное Тимоти с информацией в газете, Винс заключил, что наличествовал, скорее всего, какой-то заговор, имевший целью потопить весь клан. Какая-то дикая экзотика. Кому такое могло придти в голову? В наше время?

Дворецкий впустил его в дом, предупредив, что хозяин отсутствует.

– А миссис Форрестер?

– Она в библиотеке, сэр.

– Спасибо.

Винс побежал вверх по ступеням.

– Здравствуй, Винс, – сказала Мора без интонации. – Как ты? Все в порядке, надеюсь.

– Это правда?

– Что? Что мой муж неудачник без цента в кармане? Да.

– Мне очень жаль.

– Он сам напросился.

– Не подскажете, где мне его сейчас искать? Мне нужно с ним поговорить.

– Понятия не имею. Мне все равно. Я уезжаю.

– Э … что?

– Я от него ухожу. Здесь мне больше нечего делать.

Винс посмотрел на одну из книжных полок. Повинуясь импульсу, он приблизился, привлеченный книгой в мягкой обложке, выделяющейся среди томов в кожаных переплетах. Он снял книгу с полки. Пьесы Лопе де Вега во французском переводе. Он помнил, что купил эту книгу сам, в Лионе, по просьбе Илэйн. Читалками она не пользовалась.

– Можно я возьму эту книгу себе? – спросил он.

– Можешь взять хоть все, – сказала Мора. – Я давно уже ничего не читаю, кроме колонки сплетен. А драгоценный мой муж перестал читать сразу после университета.

– Вы уезжаете … за границу?

– Если бы! – Мора печально покачала головой. – Сукин сын не только сам разорился, он и меня разорил. Переезжаю к сестре в Южную Каролину. Если увидишь Гвен, скажи ей, что мы ее там всегда примем, если у нее нет других планов. Она в тебя влюблена. Ты, наверное, знаешь.

– Влюблена?

Винс подавил раздражение. Но, в конце концов, не ее это, Моры, дело, кто в кого влюблен. Родители бывают порой удивительно бестактны.

– А чего ты ждал? – спросила Мора. – Она вся в отца, в этом смысле. Хватает все, что ей не принадлежит, и пренебрегает тем, что имеет по праву … Ты знаешь ли, какая я была пятнадцать лет назад? Я была неотразима. Мне было почти пятьдесят, но любой мужчина сделал бы все, вплоть до голосования за Партию Зеленых, чтобы только провести со мной несколько часов. Один молодой человек развелся с женой после того, как увидел меня один раз на вечеринке. Я понимаю, что звучит это … фатовато, но … это правда. И как же поступает мой муж? Он находит себе тощую ящерицу и спит с ней. Нужно было ее видеть. Я уверена, что есть на свете женщины уродливее, но они все время прячутся, наверное. Жуткая она была – не передать. Груди нет, и клюв орлиный. Видел бы ты эти ноздри. Огромные. Родители у нее были богатые арабы. К чему катится мир! Ты только посмотри на все это, Винс. Гвен – неблагодарная шлюха, а Илэйн … бедная Илэйн … она могла выбрать себе кого угодно…

Мора остановилась, не потому, что поняла, что ведет себя бестактно по отношению к вдовцу, но просто потому, что ей стало очень грустно. Она была подавлена горем.

– До свидания, миссис Форрестер, – сказал Винс.

Наклонившись импульсивно, он поцеловал ее в щеку. Она повернула к нему лицо. В ее небесно-голубых глазах блестели слезы. Глаза Илэйн. Он резко выпрямился и вышел из комнаты.