Вас любит Президент - Владимир Романовский

– А, это хорошо, Том, я как раз собирался с тобой об этом поговорить.

– Ага.

– Помнится, последний коп, задавший этот вопрос, был переведен в Южный Бронкс. Я просто сделаю вид, что вопроса не было, потому что ты мне нравишься. Но я тебя предупредил. Теперь иди в заведение напротив и приведи сюда Гавина. Он там жрет бублики уже третий час. И вообще все где-то шляются, в непонятных местах. Влияние Лероя. Разложились. Некомпетентные бездельники.

Марти закрыл и запер дверь, присел на край стола, и набрал номер.

– Шеф? Это Марти. Только что был Винс и оставил сообщение от Лероя. Что? … Нет, совсем нет. Послушайте, я не могу следить за Лероем, когда он во Франции. И я не мог запретить ему туда лететь. Он бы что-нибудь опять заподозрил… Что? … Шеф, меня это задание счастливым не делает, поверьте. Делаю все, что могу. Я не знаю, что он задумал. А вы знаете? Я было понадеялся, что парни из Общих Сведений его пристрелят по ошибке … Нет. Это было бы слишком большим везением. Я не могу сейчас лететь во Францию, у меня здесь бардак, который нужно разгребать … Как только в этом отделении появится обычный капитан, неудобные вопросы начнут задавать сразу. Мы не можем этого допустить … Да, сэр. Благодарю вас..

Он сердито повесил трубку.

Вошел Гавин, не постучавшись.

– Привет, Гавин, – сказал Марти, беря со стола лист и подавая Гавину. – Твой трансфер. В Восточный Нью-Йорк. Ты мне говорил, что устал от бюрократии. Сорок уголовных преступлений в день – именно то, что нужно уставшим от бюрократии. Удачи тебе.

– Эй, капитан, – пробормотал пораженный Гавин.

– Убирайся, – сказал Марти. – Убирайся с глаз моих, ебаный хонки! К ебаным ниггерам в район, сука!

***

Об отелях нечего было и думать – если тебя одолело одиночество, в отеле будет только хуже. Собственную квартиру Винса теперь ремонтировали, но даже если бы она не была повреждена пожаром, возвращаться туда было бы глупо – по разным причинам. К счастью импресарио Винса отдыхал на каком-то экзотическом острове, который рекламировали, как девственный-нетронутый, и где местные только недавно начали учиться чистить иностранцам жилища, стирать им белье и готовить для них четыре раза в день, и все это за два доллара. Винс связался с импресарио, и тот позвонил портье, чтобы Винсу выдали ключи – солидных размеров лофт в СоХо, после пятого обновления за двадцать лет окончательно переставший напоминать швейных цех, из которого получился. В отчаянии, мучаясь одиночеством, Винс позвонил в сопроводительный сервис. Девушка приехала и начала его театрально соблазнять. В конце концов, заплатив сумму полностью, он ее просто выставил. Спал он урывками, просыпался, засыпал опять – но липкая дрема не приносила облегчения. Ни мир снов, ни реальность его не удовлетворяли – и там, и там жизнь была сплошным кошмаром. На следующее утро, проснувшись в очередной раз, он заставил себя подняться и убедился, что на часах уже одиннадцать. Если бы у него болела голова, ему, возможно, было бы легче – но в голове было ясно, и тело работало безупречно. Это добавило к кошмарным ощущениям чувство вины. Опасность, угрозы, эксцентричная помощь свояченицы были, оказывается, отдыхом, отвлекали от всего этого. Теперь дети в безопасности и не донимают, Гвен уехала в Париж с копом-расистом – и Винс остался один на один со своим горем.

Он посмотрел новости по телевизору. Сводки, в которых его, Винса, упоминали, привели его в самую настоящую ярость. Это было хорошо. Ярость приглушает горе. Наконец-то можно было начать что-то делать – он поговорит об этих сводках со своим адвокатом.

***

Офис Фила Мёри располагался в обшарпанном с налетом копоти здании в Трайбеке, построенном в тридцатых годах прошлого века, когда архитекторы стали привыкать к идее, что собственно вид здания не имеет никакого отношения к его функциям. Предполагалось, что суровые, безжалостные и эффективные предприниматели времен Великой Депрессии получали разве что дополнительный стимул суровости и безжалостности от уродливости своих штаб-квартир (когда не были заняты прыжками на тротуар с высоких этажей в связи с испытываемыми ими финансовыми затруднениями).

Старомодная, среднего возраста секретарша адвоката приветствовала Винса холодным взглядом и фальшивой улыбкой.

– Эй, Винс! – Мёри радушно улыбнулся, разведя руки в гостеприимном жесте. – Как поживаешь!

– Фил, я…

– Кофе не хочешь ли? Или чего-нибудь покрепче? Впрочем, ты, наверное, готовишься к следующему мачту.

– Фил! Ты знаешь, зачем я здесь.

– Предполагаю. Садись, садись.

Винс сел, сел.

– Прими соболезнования…

– Фил, есть проблема.

– Конечно есть. Мы ее решим, Винс. Ты пришел и меня застал – половина проблемы ушла.

– Ты читал сегодняшний «Поуст»?

– Да.

– «Дейли Ньюз»?

– Да.

– «Крониклер»?

– Да, Винс, я их все читаю.

– Интернет?

– Естественно.

– Обнаружил что-нибудь любопытное?

– Много.

– Фил, моя жена погибла, а детей я прячу…

– Детей?

– Слушай, мне не нравится, что эти хамы постоянно намекают, что я убийца собственной жены. Серьезно. Я могу легко без этого обойтись, мне хватает забот.

– Винс, они же журналисты…

– Я не желаю, чтобы журналисты намекали, что я убил женщину, которую любил больше жизни. На то, что они думают обо мне, мне плевать, но у моих детей вся жизнь впереди, и мне бы хотелось, чтобы они жили без того, чтобы чувствовать себя обязанными защищать своего отца каждый раз, когда какой-нибудь подонок что-то говорит…

– Винс, позволь мне тебя прервать. Мы с тобой люди разумные, не так ли? Сто миллионов человек смотрело твой матч в прямой трансляции. Твое алиби нерушимо. С таким алиби можно оправдать кого угодно – Эйхманна, Джека Потрошителя, почти всю сегодняшнюю администрацию – словом, любого. Ни один разумный человек не подумает о подлоге…

– В мире очень мало разумных людей, Фил. Газеты пишут, что свидетельства судебных следователей фальшивые, и что убийство произошло после матча.

– Нет, этого они не пишут.

– Подразумевают. Если им верить, там у меня все подлог. Каждый день какая-то новая статья. Если часто повторять одну и ту же ложь, она в конце концов станет правдой. Илэйн часто это говорила.

– Ты преувеличиваешь, Винс. Я понимаю, ты возбужден…

– Фил, Фил, перестань. Возбужден! Мне нужна твоя помощь, прямо сейчас.

– Хорошо. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Найди способ все это остановить.

– Что остановить?

– Инсинуации в прессе. По телевизору. По радио. Вчини этим гадам иск за клевету.