«Желтая смерть» - Герман Иванович Романов

это и рассчитывал, и тут же бросил в прорыв сразу две конные армии, сформированные по «русскому» опыту. С целью увеличения количества подвижных дивизий, их сделали трех полковыми, причем восемь эскадронов воевали на лошадях, а четыре эскадрона драгун уселись на велосипеды. Каждой дивизии придали батальон егерей и дивизион конной артиллерии, и по три свели в корпуса, которых стало семь. И это без учета изъятой войсковой конницы из полевых корпусов, что составила отдельные кавалерийские дивизии, приданные уже полевым армиям.

Оба командующих «конармиями», генералы Марвиц и Макензен, столь удачного момента не упустили — кавалерийские дивизии, входя в прорыв, немедленно растягивали по фронту, стараясь продвинуться как можно дальше. Вышла очень широкая полоса наступления, от города Кана, что в Нормандии, до Тура на Луаре — последний был глубоко в тылу парижской группировки. За германской кавалерией устремились массы инфантерии, в бой бросили все резервы, которые вывели с Балкан и Трансильвании, оставив на произвол судьбы и русского оружия австрийских и венгерских союзников, фактически обреченных на заклание.

Потрясенные разгромом англичане, побросав тяжелое вооружение, отступали стремительно. Их 1-я армия отступила к побережью Ла-Манша, чтобы иметь возможность для экстренной эвакуации, две другие армии отступали к Луаре, причем германская кавалерия с фланга их порой опережала, отсекая путь для бегства. Но англичане славятся упрямством — они сбивали заслоны и продолжали отходить, ставя французские армии от Парижа до Бельфора в отчаянное положение.

— «Битву за мир» мы выиграли, даже потеряв союзника, которого принесли в жертву нашей победе, — пробормотал Людендорф, еще раз оглядев форты Вердена. Теперь генерал мог ехать обратно в штаб, который покинул несколько часов тому назад, чтобы собственными глазами посмотреть на эффект от применения отравляющих газов. И вины за содеянное совершенно не испытывал — французы несколько раз применяли газы, правда, вполне безвредные. Солдаты только задыхались и у них шли ручьем слезы, но никто не умирал. Так что противнику вернули должок, только с очень и очень большими процентами.

Но так ведь сами французы не зря постоянно твердят — на войне как на войне! Тут не до сантиментов!

На поля 1-й мировой войны вышел самый настоящий кошмар, который и предвидеть никто не мог. Немецкие химики рассуждали вполне логично — раз мы жаждем умерщвлять вражеских солдат, то разве важно каким это будет сделано способом — шрапнелью или газом. А вот такой подход и взбесил Антанту — как посмели тевтоны относится к цивилизованным европейцам как к каким-то дикарям или азиатам. Русских травите, а мы причем?!

Тоже вполне логичный посыл — ведь есть союзники которых не жалко!

Но потом и сами немцы, как говорится, отведали «полной ложкой» своего гнусного варева, и одним из отравленных газами, но выжившим оказался некий ефрейтор, венец по происхождению, начинающий художник Адольф Гитлер.

Глава 53

— Я сказал Жоффру следующее — «дайте мне всего двух ажанов, генерал — я пройду с ними по банкирам и те выпишут счета. И там будет четко указано, что все ваши займы осталисьу вас же, во Франции, и сразу пошли на уплату процентов, которые вы до сих пор взыскиваете, несмотря на заверения вашего правительства».

Военный агент генерал-майор Игнатьев пребывал в крайнем раздражении, и не скрывал его от посла Извольского. Тот тоже был не в лучшем настроении — разговор с президентом Пуанкаре вышел напряженным.

— Мы не поучили ни одного франка, на который смогли заказать оружие. Даже колючую проволоку нам не давали, ссылаясь на недостаток. Но при этом постоянно требовали помощи, хотя в прошлом году, когда мы воевали против объединенных сил австро-германцев, нам не оказали ни малейшей поддержки. Но мы как-то справились собственными силами — а потому не им, французам, нас в чем-то упрекать, Александр Петрович! И тем более поносить имя нашего императора!

Последние два дня для посла Российской империи и военного агента стали непрекращающимся кошмаром. Граф Игнатьев с немногими людьми из посольства чудом вырвались из Парижа по единственной оставшейся дороге, которую германцы уже обстреливали артиллерией. Добрался до Бордо, и тут пришли шифровки из Петербурга, где было обращение императора Николая II к правителям, властям и народам воюющих держав к немедленному миру без контрибуций, и правом народов на полное отделение от любого государства, где их права утесняют. И они могут присоединиться к единоверцам или единоплеменникам другого государства.

В том, что Россию ее «союзники» Англия и Франция просто используют для достижения своих политических целей, в Петербурге поняли давно, и отправили соответствующие ноты месяц тому назад. Написанные крайне резко и отнюдь не дипломатично, они касались предоставления новых займов на войну Францией.

Интересная выходила ситуация — Россия должна была истратить эти деньги на закупку исключительно вооружения, с помощью которого воевать с «бошами». Проливать кровь, спасая Францию за ее деньги, но после войны выплатить все с процентами. Очень выгодная позиция — за интересы Франции воюют и погибают, а после войны обязаны возвратить существенно подросшие за счет процентов займы. При этом условием новых займов в фунтах и франках становилось требование вести военные операции по согласованным союзниками планам и там, где они укажут. Конечно, все было прикрыто флером красивых слов, но мысль. Если отбросить фальшь, была прописана одна — вы нам подчиняетесь, делаете все, что мы решим, и будете получать деньги в виде займов, а не просто так.

И хотя бумаги были конфиденциальными, но царь вспылил, и отправил телеграмму президенту, где доступными русскими словами, без всякой дипломатии, высказал все, что он думает как об условиях, так и о самих «союзниках». Там имелись наполненные горечью и желчью «строчки», что правительствам Франции и Англии выгодно проливать кровь русских солдат, они желают поражения России в войне и делают для этого все возможное. И это было не голословное обвинение — приводились факты финансирования деятельности революционеров за все годы правления царя Николая II, когда уже был заключен военный союз, об организации потрясений 1905–1907 гг. и позже. А еще о тайном сколачивании и финансировании либеральной оппозиции, о недовольстве занятием Константинополя, о мерах политического противодействия и непризнании Византийской империи, и о многом другом, довольно таки неприглядном и крайне возмутительном.

И хотя французский язык позволил несколько сгладить самые острые углы, но демарш самодержца был подобен взрыву бомбы террориста в большом курятнике — только перья и помет полетели в разные стороны. А во всех российских газетах опубликовали и то злополучное требование, и другие бумаги, показывающие французских и в меньшей мере английских политиков в весьма нехорошем облике.

Так себя с «союзниками» ведут, когда их вообще не считают друзьями, а