Небеса ликуют - Андрей Валентинов

В последнем он был не прав. Но я вдруг понял, что совершенно незачем возвращать в Рим спрятанные за поясом векселя. Черт побери! Скажу шевалье, что нашел клад! Поверит?

Поверит!

— А кстати, дорогой дю Бартас, чем кончается этот сонет? Тяжелый вздох.

Я вам мешаю? Смерть моя — к добру?Так я возьму — назло! — и не умру.

— Вот видите! — Я протянул ладони к гаснущему огню. В лицо ударил дым, удушливый, горький. — Вот вам и ответ!

— Сын мой! Не должно пребывать под дождем столь долго, ибо болезнь, ревматизмом именуемая, иначе же ишиасом, весьма прилипчива и сугубо зловредна!

Я вздрогнул. В последнее время брат Азиний научился подкрадываться совершенно незаметно, да так, что мне порой становилось страшно. Особенно ночью.

— Принес я, мон… то есть синьор де Гуаира и добрейший синьор дю Бартас, вместилище со снедью, которую надлежит потреблять горячей…

Наш попик продолжал удивлять. И даже не тем, что умудрялся в любой час дня и ночи доставать упомянутые «вместилища со снедью», (попросту говоря — горшки с пшенной кашей или борщом).

Искатель святости стал лекарем.

Случилось это как-то само собой. Еще в Колодном, когда мы очутились посреди гигантского табора, вместившего не одну тысячу самого разнообразного люда, отец Азиний в первый же вечер исчез. Помня везение бывшего регента, я уже думал увидеть его поутру на колу. Но вышло иначе. Как выяснилось, кто-то из наших соседей умудрился попасть ногой под колесо своего же воза. Отец Азиний, добрая душа, поспешил наложить лубки и сварить из трав жуткое пойло, которое он посчитал успокоительным.

Помогло или нет — не знаю. Но с тех пор наш попик стал незаменим.

Болели много. Болели — и умирали. А три дня назад появились первые раненые.

— Слыхал я, сьер де Гуаира, что злокозненные татары этим утром побывали возле королевского табора, что расположен у реки, Стыром именуемой. И будто бы король решил дожидаться именно там, покуда не подойдут оные татары вместе с ребелиантами. И о том рассказал мне некий отрок…

Все это я уже знал. Ян-Казимир оставался у Берестечка, чтобы прикрывать дорогу на Семиградье, где Юрий Ракоци, союзник capitano Хмельницкого, уже сажал войско на коней.

Бог мой! Турки, татары, московиты, донцы! И молдаване, если верить слухам. Теперь еще и Семиградье! Вавилон!

Передали мне и кое-что более важное. Переяславский полк где-то к северу от Берестечка, в густых лесах. Воронкивская сотня под началом бывалого казака Павла Полегенького получила приказ перехватывать польские обозы.

В Колодном я почти догнал его. Но — не вышло.

— Однако же, дети мои, надлежит предаться трапезе, пока оная еще горяча…

— Сами варили или некий отрок помог? — не сдержался я, и попик обиженно задышал.

Может, зря я его так? Тем более каша оказалась хороша, даже мрачный шевалье слегка повеселел. Один только сьер де ла Риверо, сонный и недовольный, лишь ткнул ложкой в горшок, после чего вновь полез под плащ.

Вот и корми такого! Хоть бы толк был!

Толк?

— Сьер Гарсиласио!

Добрый, полный искренней любви взгляд был мне ответом. Но я устоял.

— Вы мне нужны. Подкиньте что-нибудь в костер. Я сейчас подойду.

Оставалось разогнать остальных. Впрочем, печальный шевалье уже устраивался на относительно сухом пятачке под ясенем, подкладывая под голову мохнатую казачью шапку (очень удобно!). Брат Азиний… Нет брата Азиния! То ли к страждущим пошел, то ли к некоему отроку. Тоже страждущему.

— Вы мне нужны, сьер Гарсиласио, как еретик и каббалист. Кажется, он зашипел, но я храбро проигнорировал это. Еретики в эту пору года неядовиты.

— Сейчас я вам расскажу нечто, а вы прокомментируете. Поскольку у вас нюх на все враждебное Святой Католической Церкви, надеюсь на ваше живое участие…

Я помедлил — не для пущего эффекта, а просто собирая непослушные итальянские слова. Бедняга муфтий! Этакое переводить с арабского!

— Господь сотворил мир из самого себя…

— Эригенна20,— буркнул парень, стараясь не глядеть в мою сторону.

— Погодите! Итак, Господь сотворил мир из самого себя. В результате из единого Мира-Господа образовалось множество миров. Но они разные. Та часть мира, которая есть Господь, нам неведома. Мир человеческий, наш, существует в трех измерениях и во времени…

…«Ахвал» — состояния Творца. Неужели я и это запомнил?

— Другие миры, нам неизвестные, могут иметь больше или меньше измерений, но они тоже вещественные и подвержены ходу времени…

…Вещественные миры — «макамап» — места стоянки Господа.

— Но существует некий мир, устроенный принципиально иначе. Он нематериален в нашем разумении и не обладает таким свойством, как время. Человек не может попасть туда телесно, но иногда способен, так сказать, заглянуть…

— …И узнать все тайны мира нашего. — Сьер еретик скривился. — Интересно, как можно узнать, например, будущее, если оно еще не наступило? Его попросту нет!

— У нас нет, — согласился я. — И мы его все вместе творим — на страх нашим бедным потомкам. Но в ином мире, Промежуточном, нет времени.

— Угу…

— А вы представьте, — усмехнулся я. — Еретика Джованни ведут на костер. Если поглядеть с высоты птичьего полета, то мы вначале увидим еретика в повозке, затем — на помосте, во время чтения Акта Веры, потом — попирающего ногами поленья…

Вновь послышалось шипение. Кажется, дрова сегодня сыроваты!

— Следом за этим мы наблюдаем, как еретик Джованни корчится на огне, затем — его обгорелые кости кидают в Тибр…

— Идите к черту! — не выдержал он. — Неостроумно!

— Зато очень понятно, — отпарировал я. — А из Промежуточного Мира, где нет времени, можно увидеть все сразу: повозку, помост, дрова — и круги на тибрской воде.

Я ждал ответа, но сьер де ла Риверо молчал. Переваривал.

— Байки! — наконец отрезал он. — Существование такого мира не соответствует физическим законам. Впрочем, подобное я тоже читывал — как раз в книге «Зогар». Живут в этом вашем мире малахи, то есть ангелы. Они весьма зловредны, потому как завидуют человеку, ибо тот имеет свободу воли.

— Правильно! — улыбнулся я.

— Книга «Зогар» в изложении для сельских попов. Сказочка мессера Нострадамуса. Он, видите ли, регулярно в сей мир наведывался. А поелику там нет времени, то его душа регулярно поглядывала в наше будущее. Чушь и бред!

Чушь?

«Вопрос: С какого возраста, подсудимый, посещали вас сии сомнительные видения, навеянные, без сомнения, силами, далекими от Господа?

Ответ: С самого детства, монсеньор. Вначале не ведал я, что вижу, однако же в семь лет было мне видение моей матери…»

Значит, Эвлия-эфенди прав! Каббалисты и суфии говорят об одном и том же. И Нострадамус писал об этом! Вначале человек не понимает, что встает перед ним, но затем начинает управлять своими видениями, учится сам переходить невидимый и неведомый рубеж…

Наверное, не каждый. Сколько было пророков-безумцев!

— Такие люди являются «кевалями» — проводниками между мирами. Отсюда и святые отца Азиния — они якобы ближе к Господу…

— Святые? — очнулся я. — Да при чем здесь они? Сьер Гарсиласио поглядел на меня так, что я почувствовал, как над моей головой неслышно смыкаются своды монастыря Санта Мария сопра Минерва. Какой бы из него получился инквизитор!

— По крайней мере это более логично, чем верить, что стояние тридцать лет на одной ноге делает какого-нибудь плешивого дурака ближе к Богу!..

Бедный брат Азиний!

— …В святых это… это свойство заложено с рождения. Есть даже довольно нелепая идейка, что святые — настоящие — не люди, а потомки ангелов, которые когда-то грешили с дочерьми человеческими. Потому им легче мысленно проникнуть к своим родичам.

Потомки ангелов?

…«Аулийа» — учение об иерархии святости. Только самых достойных, имеющих в крови «ангельский свет», допускают в Промежуточный Мир!

— Постойте! — встрепенулся я. — Но ведь это действительно сказки! «Сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены…»

— И звали сих сластолюбцев Аза и Азель. — Сьер еретик привстал, потянулся. — Надеюсь, это все, сьер де Гуаира? Если хотите, могу рассказать о лограх короля Артура или о дхарах принца Фроата — они как раз считали себя потомками этих Азы и Азеля. Но только не сегодня. Хватит с меня и одной Вегилии!

— Как хотите…

С меня тоже хватит. Потомки ангелов, иерархия святых, мир, сотворенный Господом из самого себя… Какое все это имеет отношение к тому дню, когда поднялась в поле трава и хлопы подступили к днепровскому перевозу?

Я снял шляпу — вода полилась с набухшей, потерявшей форму ткани. Прощай, «цукеркомпф»! Самое место тебе на огородном пугале. Никогда не любил шляпы!