Индульгенция 1. Без права выбора - Тимур Машуков

ответный удар. Камни взорвались под ногами врагов, превратившись в Гравийные бритвы. Крики смешались с хрустом костей. Но вражеские маги не сдавались: один, в маске с рогами, взметнул вверх посох, и небо пронзили молнии Гнева Мсты. Щит Тлена завизжал, трескаясь по краям.

— Держись! — зарычал отец, но я уже мчался вперед, выстреливая Ледяными иглами Мораны по нападавшим.

Охранники, сбитые волной Теневого вихря, падали, их кольцо рвалось.

Навка, обвитая Удавкой Дремы, ревела, вырываясь из пут. Её клыки сомкнулись на горле мага, и Пожирание душ заработало — плоть жертвы иссохла за секунду.

Но тут из тьмы выступил гигант, бряцающий доспехами, что были разрисованы рунами. Его молот ударил по земле, вызвав Раскол плоти. Асфальт разверзся, поглотив двух охранников.

— Видар, назад! — отец рванул ко мне, но я уже видел слабину в щите. Ледяная стена Мертвой воды взметнулась перед нами, приняв удар Огненного ливня. Защита треснула, но выстояла.

— Чёрная жатва!!! — отец с силой вдавил ладони в землю. Из появившихся трещин вырвались корни с острыми шапами, обвивая магов. Тех, кто не успел призвать Клинки Нави, задушили заживо.

Но гигант в доспехах шагнул вперёд, сокрушая корни молотом. Его голос грохнул, как горный обвал:

— Рунная печать: Сердце Кощея!

Воздух сжался, выбивая дыхание. Лёд развалился мелкими кристаллами. Гигант уже занёс молот, и щит Тлена рассыпался…

— Ледяной кокон! — я выдохнул, обернув себя в ледяную броню. Удар молота обрушился на меня, уворот — прошел по касательной. Еще бы чуть и хана котенку.

Отец, вырвавшись из оков, метнул Клинки Тлена — чёрные лезвия, пожирающие магию. Гигант отшатнулся, но его доспехи вспыхнули рунами, поглотив удар.

— Их слишком много! — крикнул я, чувствуя, что мои силы на исходе.

— Тогда устроим им ад! — отец схватил меня за плечо, и я почувствовал, как его магия сливается с моей. — Слияние стихий: Лед и Тлен!

Воздух взорвался. Ледяные вихри, смешанные с чёрной магией, пронеслись по дороге, сметая всё на своём пути. Маги кричали, их тела замерзали и рассыпались в прах. Гигант в доспехах рухнул на колени, его доспехи трещали под напором нашей магии.

Но из тьмы вышел ещё один. Высокий, в плаще, сотканном из теней. Он поднял руку, и всё замерло.

— Проклятие Вечного Мрака, — произнёс он, и тьма поглотила нас.

Я почувствовал, как силы покидают меня, как лёд тает в моих жилах.

Отец схватил меня за руку, его голос прозвучал прямо в моей голове:

— Держись, сынок. Это ещё не конец.

Но тьма всё сжималась, и я понял — мы проигрываем.

— Пламя Смерти — голос отца прорвался сквозь вой тьмы, словно клинок сквозь пелену.

Его ладонь, всё ещё сжимающая мою руку, вспыхнула алым сиянием. Я вскрикнул — магия, жгучая и живая, ворвалась в меня, выжигая лёд проклятия из вен.

Тьма взревела, отступая перед спиралью огня, который отец вырвал из самой глубины своего существа. Его кожа покрылась трещинами, словно древний пергамент, кровь испарялась, превращаясь в багровый туман. Но он смеялся — горько, яростно, безумно.

— Вечный Прах! — его крик слился с рёвом пламени. Зеленое, чуть светящееся, оно унеслось вперед, стремительно растворяя тени и обнажив фигуру врага. Тот, в плаще из ночи, шагнул назад, его лицо исказилось яростью.

Но победа длилась мгновение. Земля под нами затряслась, трескаясь чёрными безднами. Из пропастей выползли твари — скелеты, обвитые корнями мёртвых деревьев, их глазницы пылали зелёным адским огнём.

— Призыв Погибших Рощ! — завыл кто-то в толпе магов.

Корни взметнулись к небу, опутывая отца, впиваясь в его плоть. Он рухнул, огонь погас, оставив лишь дымящиеся раны.

— Беги… — прошептал он, и в его глазах, всегда таких твёрдых, я увидел страх. Настоящий, человеческий.

Я не успел ответить. Тварь с клювом стервятника и когтями горгульи спикировала с неба, выкрикивая: «Вихрь Расколотых Когтей!».

Воздух превратился в бритвы. Я поднял руку, автоматически воскликнув: «Щит Хрупкого Инея», но лёд рассыпался, едва коснувшись атакующих вихрей.

Когти твари впились в моё плечо, кровь брызнула на камни, и боль, острая и затуманивающая голову, пронзила мозг.

Тогда я закричал. Не заклинание — просто крик. И земля ответила.

Гнев Спящих Недр — почва вздыбилась, поглощая магов, каменные шипы вырвались из-под сапог врагов, пронзая животы, черепа, сердца. Я дышал, как загнанный зверь, чувствуя, как что-то древнее и чужое шевелится в груди. Отец смотрел на меня, широко раскрыв глаза.

— Ты… — он не договорил.

Из развороченной земли поднялся гигант — глиняный исполин с глазами из лавы.

— Страж Каменного Сердца! — эхо моего голоса прокатилось над полем. Исполин ударил кулаком по земле, и волна расплавленного камня хлынула на врагов.

Но тень в плаще уже ждала. Она взмахнула рукой, произнеся: «Эхо Последнего Вздоха».

Воздух содрогнулся, и я услышал женский голос — такой родной, такой далекий… Мама? Её голос, который я часто слышал во сне. Отец замер, лицо застыло, словно он стал частью камня.

— Нет! — я бросился к нему, но тварь с клювом впилась когтями мне в спину, пригвоздив к земле.

Тень приближалась. В её руке материализовался клинок из звёздной пыли — Кинжал Мертвых звезд.

— Твоя кровь будет отличной платой, — прошипела она, занося оружие.

И тогда отец двинулся. Сломанный, истекающий кровью, он вскочил с земли, выкрикивая: «Жертва Разорванной Души». Его тело вспыхнуло черным пламенем.

— Прости, — он улыбнулся. — Теперь ты.

Огненный вихрь поглотил всё. Рождённый жертвой отца, вырвался из его тела с такой силой, что земля под ногами превратилась в стекло. Жертва Разорванной Души — заклинание, которое он произнёс, было не просто магией. Это был последний дар, последний вздох, последний удар. Черное пламя, чистое и неумолимое, поглотило всё вокруг.

Тварь с клювом взвыла и рассыпалась в пепел. Корни, опутавшие отца, обратились в дым. Тень в плаще отшатнулась, её черный кинжал растаял в огне, как снег под солнцем.

Но пламя не коснулось меня. Оно обняло, как отец обнимал в детстве, согрело, как его голос в самые тёмные ночи. Я чувствовал его — его силу, его боль, его надежду. Всё это теперь было во мне.

— Отец… — я прошептал, но его тело уже лежало без признаков жизни. Вокруг был лишь пепел, кружащийся в воздухе, да тишина, накрывшая одеялом поле боя.

Тень в плаще оправилась первой. Её пустота под капюшоном сжалась, словно в ярости, и она