Вспоминая Владимира Высоцкого - Анатолий Сафонов

«И вдруг выяснилось, что я вовсе не обязательно отрицательный и комедийный, потому что меня утвердили в фильм «Я родом из детства» на роль Володи. Человек он — серьезный. Прошел войну, горел в танке, был тяжело ранен и в 30 лет — седой, с искореженным лицом вернулся домой. Но ничто не озлобило его, он остался и добрым, и мягким, и чутким парнем. Впервые написал я песни в этот фильм. Военные песни. Поэтому очень дорожу этой ролью и картиной», — так рассказывал о себе сам Высоцкий на встречах со зрителями.

…Не забыть, как многое читалось, чувствовалось за скупыми словами его героя в том фильме. Как на вокзале, когда на вопрос Володи соседскому мальчишке, вернулся ли с фронта его отец, тот сказал «нет», дрогнуло, как от мгновенной боли в сердце, изувеченное лицо и застыло, закаменело молча. И потом за шутками-отговорками Володи все угадывалось, что у него при этом в душе происходит, — потому и хотелось думать, как же сложится судьба этого героя Высоцкого дальше.

А где-то вскоре раскованно, азартно, на высшем пилотаже актерского мастерства он работает над главной ролью большевика-подпольщика Бродского в фильме режиссера Геннадия Полоки «Интервенция»… Среди кажущихся сейчас нелепыми причин, по которым этот фильм тогда не пустили на экраны, была и такая: слишком эксцентрично решен образ руководителя большевистского подполья. Как будто все борцы за Советскую власть всегда были чинными и степенными, как будто всех их в искусстве нужно было показывать, уподобляя кому-то одному, взятому за образец… Как будто не жил в действительности легендарный Камо, отдавший на службу революции вместе с мужеством и находчивостью все силы, возможности своей удивительно, разносторонне талантливой натуры…

Как все мы веселы бываем и угрюмы,Но если надо выбирать и выбор труден… —

это прямо к нам тогда обращался от имени своего героя Высоцкий, не уставая повторять: «Люди… Люди…»

А потом белогвардейский поручик Брусенцов в фильме «Служили два товарища» режиссера Евгения Карелова был сыгран им на все возраставшем накале нервов, ожесточения, отчаяния человека незаурядного, умного, остро и сильно чувствующего, но — без пути. И тем трагичнее воспринимались его неистовые метания, чем интереснее, глубже, неожиданнее раскрывался перед нами этот враг, сам себе в конце концов выносящий окончательный приговор…

Владимира Высоцкого не обошла в кино и пушкинская тема, столь близкая ему во всем, не дававшая покоя как постоянный камертон совести, гражданского мужества и чести. Играя Ибрагима Ганнибала в фильме «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», в этой пестрой фольклорно-лубочной кинофантазии на историческую тему Высоцкий как-то умудрился показать в своем герое не только кровное и духовное его родство с потомком-поэтом, но и предсказать, предначертать будущего Пушкина. Его ум, талант, кругозор. Его характер, достоинство, обостренное чувство чести. Его одиночество в придворной толпе. В какой-то мере и его судьбу.

Режиссер фильма А. Митта знал, что Высоцкий может, имеет право выразить все это на экране. Вспоминает, что он был человеком «с тонкой и остро чувствующей унижение структурой поэта», обладал высоким талантом любви «со всеми доблестями, которые должны в ней быть, мужеством, ответственностью, нежностью, верностью».

И в 80-м, уже после смерти, он снова пришел «по наши души» в образе пушкинского Дон Гуана в «Каменном госте», в телефильме М. Швейцера «Маленькие трагедии». Поразил глубиной философского осмысления роли, страстным, безоглядным, трагическим самовыражением…

Конечно, горько, неутешимо при мысли о том, как много мог бы он еще сделать в кино. Ведь столько самых разных людей стремились перед ним раскрыться — и так он их всех понимал, так умел вобрать их судьбы, характеры, чувства к себе в душу…

Эдуард Володарский

КАК МЫ ПИСАЛИ СЦЕНАРИЙ…

Володя часто говорил мне: «Ну давай вместе напишем сценарий? У меня замечательная история есть». — «Про что?» — спрашивал я, хотя давно знал, что он напичкан «замечательными историями», как новогодний мешок подарками. Володя начинал бурно, торопливо рассказывать умопомрачительную историю про дельфинов, или громадного попугая, который жил у одного его знакомого, или про золотоискателя, заблудившегося в тайге, или… Некоторые его истории я отчетливо, ярко помню до сих пор, и действительно почти каждая его история в той или иной степени могла лечь в основу киносценария.

Кинематограф Володя чувствовал необыкновенно ярко и остро, казалось, ощущал его кожей, нервами и часто огорчался, что мало снимается, что большинство ролей, которые предлагают, бедны и плоски и там нечего играть. Но писать с ним сценарий я отказывался. По разным причинам. Да и некоторый испуг брал: как с ним работать, когда он пяти минут не может спокойно посидеть на месте, все время ему нужно куда-то лететь, с кем-то встречаться, давать концерты, репетировать в театре, играть, сниматься. О каком сценарии может идти речь? Но еще и потому отказывался, что мне казалось: он сам может написать, вот допечет его желание, дозреет, налетит на бумагу — и напишет сам, настолько образно, впечатляюще и с юмором он умел рассказывать. Рассказчик он был классный, увлекающийся, азартный, и приврет — недорого возьмет, хотя нет, не приврет, а сочинит его фантазия, которая работала в нем в любое время дня и ночи. Несколько раз мы все же договаривались засесть и начать работу, но так и не садились — то Володя занят в театре, колесит по городам с концертами, то у меня дела. Но он не забывал. Свойством его натуры было невероятное упорство в достижении какой-либо цели, которая могла быть и незначительной, но ему самому представлялась важной и нужной. Вот засела в нем мысль написать сценарий, и он всем окружающим плешь проест, но не отступится, не забудет, желание не пропадет, и рано или поздно, но он своего добьется, это неизбежно, как приход зимы или лета. Иногда я говорил ему:

— Володь, это же непроходимо.

— Почему? — удивлялся он.

— По кочану да по капусте, — раздражался я. — Сам, что ли, не понимаешь?

— Но это же правда, Эдька, так было!

Но вот однажды под Новый, 1979 год Володя рассказал мне историю генерала Войтенко. О том, как он во время войны попал в плен, как он и еще трое заключенных бежали из лагеря на юге Германии, где они работали в горах на заводе, производящем ФАУ и первые реактивные самолеты. Был тогда Войтенко старшим лейтенантом, летчиком. Они убежали, а война кончилась. И вот четверо бывших военнопленных разных национальностей, ошалев от радости освобождения, живут в свое удовольствие на одной брошенной вилле, потом перебираются на другую, на третью, никак не могут надышаться вольным воздухом. Но в то же время новые сложности жизни встают перед ними. Американский военный патруль принимает их за переодетых эсэсовцев и пытается арестовать. В драке они убивают сержанта и скрываются. Военная полиция начинает их разыскивать. И вот Войтенко и его друзья, только успевшие ощутить вкус свободы, вновь оказываются в положении преследуемых, вновь отовсюду им грозит опасность. И в то же время в душе каждого горит желание скорее вернуться на Родину…