Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России - Штефан Кирмзе

и удалось преподать сельскому старосте урок, доказав, что ни он, ни государство не потерпят произвола и насилия. Однако он смог добиться только четырехдневного заключения для старосты, и, возможно, тот побил его еще сильнее по возвращении. В любом случае это дело еще один пример использования возможностей новых судов для разрешения споров внутри мусульманских общин и иллюстрация того, что суды беспристрастно рассматривали подобные споры.

Новые требования по соблюдению правил также ограничили работу сотрудников полиции. 9 августа 1871 года полицейский пристав первого полицейского участка Симферополя Марышев подал жалобу в окружной суд в связи со следующим происшествием793. Городская управа поручила приставу почистить городской фонтан, но, когда он потребовал ведро у водоноса Рамзана Мемета оглу, тот не только отказался дать ведро, но еще и оскорбил Марышева, показывая на его гениталии и крича: «Вот тебе пристав!» В ответ полицейский пристав ударил Рамзана и ведро отобрал. Он также приказал десятским арестовать и избить нахального водоноса. Вероятно, Марышев считал, что заслуживает похвалы за свои решительные действия, но окружной суд решил иначе. Обвинение настаивало, что, поскольку чистка фонтанов не входит в служебные обязанности полицейских приставов, то и нанесенные ему оскорбления нельзя считать правонарушениями против административного порядка. Суд отчитал пристава за превышение полномочий, подчеркнув, что у него не было права требовать ведро, а тем более бить или арестовывать татарина, который не совершил ничего противозаконного.

Некоторые татары использовали свои новые права в отношении полиции, чтобы привлекать ее представителей к суду. В марте 1891 года в Ялте Симферопольский окружной суд рассмотрел дело, в котором русский дворянин, урядник Сольнцевич, предстал перед судом за применение силы при исполнении служебных обязанностей794. Урядник вступил в перебранку с одним крымским татарином, когда шел мимо чайной в Алуште, и в ходе ссоры шашкой ударил татарина по руке. Вскоре после татарин подал жалобу на урядника, и окружной суд приговорил того к двухнедельному тюремному заключению. Журналист, освещавший события в зале суда, сетовал, что судебная система теперь позволяет судить людей «за пустяки». Очень показательно, что татарин не смирился с тем, что его ударил полицейский, а обратился в суд и добился наказания для урядника.

И хотя благодаря реформам возможностей и способов подачи исков против государственных служащих (включая полицию) стало больше, вышестоящие чиновники по-прежнему имели право решающего голоса795. Сначала жалобы на полицию рассматривались губернским правлением, после чего они передавались дальше в судебные органы. В свою очередь правление сильно зависело от губернатора, и в губерниях с инициативными авторитарными губернаторами оно мало что могло решать без их одобрения. В Казани губернатор Скарятин, как правило, отклонял жалобы, выдвинутые против полиции частными лицами или прокуратурой796. Тем не менее то, что горстка татарских крестьян смогла привлечь к суду самого губернатора (о чем говорится в заключительной главе), означало, что ситуация менялась.

Эпизод 1908 года с участием казанской полиции свидетельствует о том, что даже несмотря на принятие чрезвычайных законов после убийства Александра II и широкие полномочия полиции в значительной части России во время революционных потрясений 1905–1907 годов, местная полиция все еще была сильно скована пореформенными требованиями законности. В начале ноября 1907 года земский начальник Чистопольского уезда отправил в прокуратуру Казанского окружного суда письмо с грифом «секретно»797. Он узнал, что местные стражники арестовали и так жестоко избили Аюпа Нугумана Валеева, подозреваемого в конокрадстве, что тот через два дня умер. Следуя правилам рассмотрения подобных дел, юристы окружного суда передали дело в губернское правление, которое немедленно приказало начать расследование. Поначалу расследовать было нечего. На первом допросе сын жертвы настаивал, что его отец умер «от старости». На следующий день жена и сын жертвы изменили свои показания и признали, что Нугумана Валеева побили за кражу коня, однако их соседи оказались несговорчивыми. Они предположили, что потерпевший мог болеть, но добавили, что его могли убить в отместку за конокрадство798. Деревенские муллы, осмотревшие тело убитого перед похоронами, не подтвердили наличие следов насилия на нем799.

Однако губернское правление и судебные органы были настроены скептически. Вместо того чтобы поверить показаниям на слово, в начале февраля 1908 года они извлекли труп из могилы и провели вскрытие. Врач констатировал восемь сломанных ребер, разрыв плевры и другие внутренние повреждения, которые, скорее всего, привели к смерти. Губернское правление решило, что показаний нескольких свидетелей и результатов вскрытия достаточно, чтобы возбудить дело против урядника и стражников, и передало дело в окружной суд.

Большую часть мая и июня продолжались допросы обвиняемых и многочисленных свидетелей, и поскольку обвинения были достаточно серьезными, чтобы повлечь за собой лишение прав, урядника и стражников задержали и поместили под стражу800. При этом местные жители не испытывали особого сочувствия к подозреваемому в конокрадстве, и за каждого из обвиняемых был внесен внушительный залог в размере 150 рублей (любопытно, что за татарина-стражника Хайбуллина деньги внес крестьянин Сулейманов из деревни, родом из которой был конокрад)801. В свою очередь, местная полиция отрицала все правонарушения и настаивала, что внутренние повреждения Нугуман Валеев наверняка получил раньше. Но обвинение не сдавалось. 10 июня 1908 года уездный доктор провел еще одно вскрытие802. Его заключение было однозначным: с учетом состояния прилегающих тканей, повреждения возникли не позднее, чем за четыре дня до смерти. Пинки и удары кулаками могли вызвать многие из этих травм, а избиение тупыми тяжелыми предметами привело к переломам. На основании этого отчета судебный следователь отклонил все просьбы полиции заслушать других свидетелей о более старых травмах, закончил свое расследование и выдвинул обвинение против полиции803.

Хотя документов с подробностями судебного разбирательства больше не существует, предварительное расследование заслуживает внимания по нескольким причинам804. Правление и судебные органы объединились для наказания нарушителей закона, в данном случае сельской полиции. Их настойчивость и обращение к медицинской экспертизе позволили привлечь к суду должностных лиц, применивших грубую силу против подозреваемого. Что интересно, эти старания не снискали им симпатии местного населения. Полиция отвергла все обвинения, жители деревни отказались сотрудничать (и внесли залог за обвиняемых в убийстве), и даже семья жертвы поначалу не хотела рассказывать казанским чиновникам, что случилось. Тем не менее для обвинения эти вопросы были не так важны. Оно без колебаний отправило государственных служащих на мусульманское кладбище, чтобы выкопать труп. Таким образом, этот короткий эпизод иллюстрирует, что в то время как полиция продолжала применять насилие на службе, судебная система не прекращала бороться против него, что позволяло людям