История России. Московско-царский период. XVI век - Дмитрий Иванович Иловайский

грабить и бить насмерть его людей; причем погибло много детей боярских из Северской области, которых сочли за людей Глинских. На третий день после убийства мятежная толпа явилась в Воробьево и требовала от царя выдачи его бабки княгини Анны Глинской с сыном Михаилом, которых он будто хоронит в своих покоях. Иоанн велел своим дворянам схватить нескольких мятежников и немедленно их казнить. Толпа в страхе разбежалась. Мятеж был усмирен; но вместе с ним прекратилось господство Глинских. Князь Михаил Васильевич, узнав об участи брата, испугался и вместе с князем Турунтаем-Пронским хотел бежать в Литву; они были схвачены, но потом прощены и отданы на поруки; причем с Глинского сняли сан конюшего. Очевидно, против Глинских, как ненавистных временщиков, действовала целая боярская партия с помощью царского духовника Бармина. Во главе этой партии встречаем князя Федора Скопина-Шуйского; а прежнее господство Шуйских, как мы видели, было низвержено советом Глинских. К той же партии примкнул и дядя царицы Григорий Юрьевич Захарьин.

Однако после свержения Глинских ни Шуйские, ни Захарьины не явились во главе управления. Самыми приближенными к государю и самыми влиятельными людьми выступили два незнатных мужа: Сильвестр и Адашев.

Сильвестр происходил из Новгорода Великого и находился в числе священников придворного Благовещенского собора. Он был и прежде известен Ивану Васильевичу. Один современник говорит, что сей муж воспользовался страхом, в который повержен был юный царь народным мятежом после страшного пожара, и начал заклинать его Божьим именем, чтобы тот исправил свое поведение; приводил ему слова из Св. Писания и даже рассказывал ему о каких-то видениях и чудесах. Своими увещаниями он будто бы так поразил впечатлительную душу Иоанна, что в последнем совершился явный нравственный переворот: юный царь устыдился своих прежних поступков, смирился духом и подчинился влиянию простого иерея. Но вероятнее, что Сильвестр постепенно приобрел доверие и уважение царя благодаря своей начитанности и дару слова, а главное, своему уму и твердому характеру. В то же время в союз с Сильвестром выдвигается любимый Иоаннов ложничий или спальник Алексей Адашев, молодой человек, отличавшийся умом и привлекательным нравом. Благотворное влияние этих двух мужей поддерживает добродетельная супруга царя Анастасия. Заодно с ними, очевидно, действует и митрополит Макарий, который, вероятно, знал и уважал Сильвестра еще в Новгороде-Великом, а теперь способствовал его приближению к царю. С этого времени открывается краткая, но блестящая эпоха Иоаннова царствования, ознаменованная успехами во внутренних делах и во внешней политике. Сам царь очевидно умерил свою привычку к пустым забавам и проводил время или в заботах правительственных, или в походах и благочестивых путешествиях. А в свободное время он, вероятно под руководством тех же Макария и Сильвестра, углублялся в чтение душеполезных книг, каковы: творение отцов Церкви, жития святых, отечественные летописи и тому подобное. Впоследствии он любил блеснуть своей начитанностью и книжными сведениями, очевидно почерпнутыми в эту счастливую эпоху его жизни[31].

Меж тем как царь, бояре и духовенство усердно заботились о восстановлении московских храмов и своих обгорелых палат, в царской семье справлены две новые свадьбы. Сначала Иоанн дал разрешение на брак своему младшему брату Юрию, а потом женил и двоюродного брата Владимира Андреевича. Любопытно, что в обоих случаях для выбора невесты употреблен был почти тот же способ, что и для царской свадьбы. Собрали девиц на смотр, но не со всего государства, а только дочерей княжеских и боярских в столице; из них царь вместе с женихами выбрал невест: Юрию Васильевичу княжну Ульяну, дочь князя Дмитрия Палецкого, а Владимиру Андреевичу девицу Евдокию, дочь Александра Нагого. Свадьбы эти были венчаны также митрополитом и пышно отпразднованы при дворе с теми же многочисленными обрядами и церемониями, как царская. Юрия с женой Иоанн поместил в собственном дворце и почти всегда держал его при себе. На важных правительственных грамотах стали писать: «Царь и великий князь с своей братией и с бояры (уложил)».

За сим последовал весьма важный шаг со стороны молодого государя: то был первый Земский собор или Великая земская дума, созванная в Москве в 1550 году для умиротворения государства, все еще глубоко возмущенного крамолами и неправдами боярского управления. Как царский титул употреблялся иногда прежними государями, но впервые был усвоен и введен в постоянное употребление Иоанном IV, так и собрания областных чинов в столице по какому-либо важному вопросу — собрания, заменившие и древние веча, и княжеско-дружинные съезды, — встречаются в прежние времена (например, перед первым походом Ивана III на Новгород); но настоящие земские соборы, или советы, начинаются на Руси с Ивана IV. Ближайшими образцами для таких советов, по-видимому, послужили соборы церковные, которые были весьма обычны в Древней Руси. И самая мысль о созвании земской думы едва ли не принадлежала митрополиту Макарию и священнику Сильвестру, вероятно, не чуждым новгородским вечевым преданиям. По крайней мере, из записи, составленной по сему поводу, говорится следующее: «Когда царь и великий князь Иван Васильевич достиг двадцатилетнего возраста, то, видя государство свое в великой скорби и печали от насилия и неправды, советовался с отцом своим Макарием митрополитом, как прекратить крамолы (боярские) и утолить вражду (т. е. ропот народный); после чего повелел собрать из городов людей всякого чину». Судя по последующим примерам, кроме столичных чинов из областей созваны были представители от духовенства, бояр, дворян, детей боярских, а также некоторые гости и купцы.

В один воскресный день, после обедни, государь и митрополит с крестным ходом, в сопровождении земской думы, вышли на площадь, где находился возвышенный помост, или так называемое Лобное место, окруженное густыми толпами народа. После молебна Иоанн, стоя на этом помосте, обратился сначала к митрополиту, и, прося быть ему помощником и поборником, сказал: «Сам ты ведаешь, святой владыка, как я остался от отца своего четырех лет, а от матери осьми лет. Бояре и вельможи о мне не радели и стали самовластны; именем моим сами похищали себе саны и почести, никто не возбранял им упражняться во многих корыстях, хищениях и обидах. Они властвовали, а я был глух и нем по своей юности и неразумению. О лихоимцы, хищники и неправедные судьи! Какой ответ ныне дадите нам за многие слезы, из-за вас пролитые? Я чист от крови сей, а вы ожидайте своего воздаяния».

Затем царь поклонился народу на все стороны и продолжал: «Люди Божии и нам дарованные Богом! Молю вашу веру к Нему и любовь к нам. Ныне уже невозможно исправить ваших прошлых обид и разорений от неправосудия и