Гостеприимная Арктика - Вильялмур Стефанссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас я лишь вкратце отмечу, почему не следует неправильным названием приписывать этому животному свойства, которых оно в действительности не имеет. Свердруп пишет: «Я убил большое количество этих животных и пил молоко их коров, причем ни разу не почувствовал запаха мускуса, от которого они будто бы получили свое прозвище; поэтому правильнее было бы называть их «полярными быками».
Земля Бэнкса — идеальная местность для мускусных быков, являющихся травоядными животными. Их рот не приспособлен для щипания лишайников, обычно растущих на скалистом грунте. Я исследовал содержимое желудков целого ряда полярных быков, но ни разу не нашел сколько-нибудь значительного количества лишайников и уверен, что и те лишайники, которые там оказывались, попали туда случайно, вместе с травой. Это показывает, насколько ошибочно общепринятое мнение, будто мускусный бык предпочитает гористые и скалистые местности. Как на о. Мельвиль, так и в других местах я находил больше всего живых быков или их костей там, где было много травы, что при прочих равных условиях обычно наблюдается на низменностях. В гористых областях эти животные встречаются в глубоких долинах, где они пасутся в наиболее солнечных местах, не из потребности в тепле, а только потому, что там всегда больше травы. Если случается находить их кости на скалистых холмах, это объясняется тем, что стада отступили туда, спасаясь от охотников-эскимосов.
Мускусный бык — одно из самых заметных и легко обнаруживаемых животных. Он не обладает ни хитростью, чтобы хорошо прятаться, ни ловкостью или подвижностью, чтобы спасаться бегством. Эскимосский метод охоты состоит в том, что выпускают несколько собак на стадо, которое для обороны сбивается в кучу, причем сильные и рослые животные становятся снаружи, а более слабые и телята — в центре. Этот способ обороны действителен против нападения собак или волков, но не спасает от эскимосов, которые привязывают свои охотничьи ножи к палкам, превращая их в копья, и легко истребляют ими все стадо. С тем же успехом они применяют луки и стрелы с медными наконечниками.
ГЛАВА XXII. ЛЕТО НА ЗЕМЛЕ БЭНКСА
Запись в моем дневнике от 2 июля содержит нелестные эпитеты по адресу воронов и чаек. В этот день я убил не очень жирного карибу, и, пока я ходил за собаками, чтобы привезти мясо, несколько чаек и воронов нашли тушу. Они не успели много съесть, но выклевали весь жир. На тюленей мы не охотились, так как поиски тюленя на летнем льду — трудное предприятие. Поэтому мы очень дорожили оленьим жиром, тем более, что его было мало в виду раннего сезона. Вот почему я так рассердился на чаек.
На следующий день я убил двух самцов карибу со слоем спинного жира в сантиметр толщиной, и с этого дня мы уже больше не отказывали себе в нем, хотя только к концу июля стали давать его собакам. Дело было не только в том, что жира было мало, но и в том, что мы запасались им на зиму. Было очевидно, что ледовые условия могли помешать приходу «Полярной Звезды», и в этом случае нам невозможно было бы обойтись без запаса жира для еды и освещения в течение зимы. Мы собирались провести на Земле Бэнкса первую половину зимы и пуститься в путь весной с появлением солнца, предполагая направиться к Земле Виктории и оттуда через материк к Большому Медвежьему озеру, которое я хорошо знал по моей второй экспедиции. Но в душе у меня была тайная надежда, что даже если судно и не придет, мы будем к весне так хорошо снаряжены и так хорошо настроены, что сможем предпринять вторичное путешествие по льду к северо-западу от Земли Бэнкса.
Проводить лето на Земле Бэнкса было сплошным наслаждением. Стуркерсон и я хорошо знали все необходимое для жизни в Арктике, а Уле оказался способным учеником. Карибу становились жирнее, а шкуры их мягче и лучше для изготовления одежды. Мы убили всего около сорока самцов и запасли больше полутонны спинного жира, что равноценно такому же количеству ветчины. Мы ели самые вкусные части — головы и спинные хребты, собакам давали внутренности, а окорока, грудинку и другие мясистые части нарезали на тонкие ломтики, раскладывали на камнях и сушили на солнце. Стуркерсон и Уле, как все моряки, умели шить и много толковали о тех чудесных вещах, которые они собирались сшить себе и мне, если бы с материка не прибыли суда с великолепными швеями-эскимосками.
Из чтения полярных книг я, как и многие другие, вынес убеждение, что в Арктике трудно добывать топливо, по крайней мере там, где нет плавника. Но во время моих предыдущих экспедиций я убедился, что в северной Канаде почти везде можно найти превосходное топливо; то же самое оказалось и на Земле Бэнкса. Для меня всегда было загадкой, почему северные индейцы и эскимосы северной Аляски за всю свою жизнь не могут научиться употреблять в качестве топлива некоторые часто встречающиеся растения.
Лето 1910 г. я провел, вместе с тремя западными эскимосами, среди эскимосов залива Коронации. Когда, после дневного перехода через прерию, мы к вечеру располагались лагерем, мои три эскимоса обычно бродили на расстоянии мили в окружности в поисках низкорослой ивы, которую с трудом укладывали в мешки и приносили на спине. Но раньше, чем эти ивы были принесены, местные эскимосы уже успевали приготовить себе ужин, применяя в качестве топлива растение кассиопею (Cassiopeja tetragona), встречавшееся повсюду в тех местах, которые мы выбирали для лагеря.
Это растение — Кассиопея — растет в изобилии на Земле Бэнкса, и мы обычно выбирали для своего лагеря такие места, где на участке, не превышавшем площади средней величины комнаты, имелось достаточно топлива, чтобы сварить обед. В солнечную погоду, когда дует не особенно сильный ветер, я охотнее жег Кассиопею, даже если поблизости имелись ивы; опыт показал, что редко удается найти сухую иву, тогда как Кассиопея, как бы она ни была пропитана водой, хорошо горит, если знать, как ее разжечь, и если дует сильный ветер, раздувающий пламя.
Комары — единственное серьезное бедствие севера, худшее, чем жестокие морозы, ветры, долгая зимняя ночь, — не очень досаждали на Земле Бэнкса, отчасти благодаря хорошему естественному дренажу, отчасти вследствие дующих с океана ветров, понижающих температуру, чего комары не любят. Местность между Большим Медвежьим озером и заливом Коронации была, пожалуй, богаче охотой, чем какая-либо другая мне известная, но все портило изобилие комаров и мух. В общем, эти месяцы стоянки и странствования по Земле Бэнкса остались для меня лучшими воспоминаниями о северном лете, хотя оно все же уступает осени и ранней зиме на р. Гортона, несколько севернее Полярного круга.
Попутно я хотел бы отметить, что мне всегда была непонятна психология тех путешественников по северу, которые нанимают для охоты эскимосов и индейцев. Я скорее согласился бы посылать вместо себя слугу играть в гольф или посещать театр. Дело не в том, что мне нравится убивать животных, но в том, что мне чрезвычайно неприятна всякая зависимость как в работе, так и в развлечении; мне была бы невыносима мысль, что вопрос о том, будет ли у меня еда на завтрашний день или все мои планы рухнут из-за недостатка пищи, зависит от ловкости или уменья кого-то другого, как бы компетентен он ни был. Жизнь в лагере, обслуживаемом наемными охотниками, не может, по-моему, доставить никакого удовольствия. Вспоминая прошлое, я и сейчас предпочту северную охоту на карибу, будь то в солнечный летний день или в декабрьский ветер и снег, развлечениям и удобствам городов и курортов. Эти удовольствия пассивны, вызывают физическую и душевную вялость и быстро приедаются. Но тот, кто живет охотой, испытывает радость борьбы и достижения, если от его охотничьей удачи зависят пища и одежда его спутников, и тем более, если эта удача является вопросом жизни.