О чем говорят. По ту сторону экрана - Андрей Малахов

– Слушай, – начинает он танец прощания, – извини, забыл, как тебя зовут.

– Маргарита, – шепчет она.

– Ты сейчас в общагу? – спрашивает наш тактичный.

Она кивает головой. Правильно, правильно, до метро недалеко. И нечего чувствовать себя виноватым, с жалостью глядя на эту мокрую курицу!

– Сама-то откуда? – начинает он и вдруг вспоминает, что уже вроде спрашивал, – из Рязани?

– Нет, с Кубани, – вздыхает она, – из Усть-Лабинска, вы, наверное, не знаете.

Так-так-так… Интересно.

– Усть-Лабинск, Усть-Лабинск, – тупит Малахов (хорош гусь! Про поклонниц он знает больше, чем про свое Альтер Эго!), – что-то знакомое. Слушай (ну наконец-то), так Олег Дерипаска из вашего города!

– Да! – радуется она. – Я даже училась в той же школе, что и он.

Так-так-так. Очень интересно! Под окнами Малахова вот уже почти год стоит моя соотечественница!

В принципе вид у нее действительно жалкий, такой, знаете ли, невостребованный, даже что-то трогательное при желании можно разглядеть. Ладно, уговорил, пусть хоть обсохнет маленько, заодно можно узнать кое-какие подробности из первоисточника. Хотя, конечно, я противник тащить в дом что ни попадя…

– Ну я пошла? – обреченно говорит она, устав быть немым свидетелем нашего диалога, неслышимого уху простого смертного, не обладающего своим вторым Я.

– Подожди. Ты вся мокрая… Давай пойдем ко мне, обсохнешь немного, а там, глядишь, и дождик перестанет.

Она придушенно ойкает:

– Как же… это же неудобно.

– Пойдем, – подталкивает он ее в спину.

Переступив через порог квартиры, она тут же впадает в ступор. Распахнув глаза до размеров чайных блюдец Дулевского фарфорового завода, она просто потеряла дар речи. Радушному хозяину приходится буквально впихивать ее в ванную комнату. Эту замарашку на кафель VILLEROY & BOCH и пускать-то было нельзя, а он ей еще фен лично в розетку включает.

Искусственный обдув приводит гостью, ошалевшую от нежданно-негаданно свалившегося на нее счастья, в чувства, и она начинает метаться в поисках тряпки.

– Простите! Я там вам пол намочила! – еле выдавливает она из себя. Ее уложенные феном волосы трансформировались в некое подобие прически.

– Ничего убирать не надо! Завтра придет домработница и все сделает. Давай лучше чай пить. Тебе какой заварить, жасминовый или с корицей?

– Чай? Мне?!

Она смотрит на него с таким обожанием и восторгом, как первокурсник мехмата любой страны мира смотрел бы на российского математика Григория Перельмана, решившего одну из семи величайших научных загадок, но за математическим Нобелем (высшей международной наградой Fields medal, эквивалентной одному миллиону долларов) так и не явившегося.

Малахов усаживает ее к столу, быстро переодевается и, потчуя гостью дорогим китайским чаем (вполне обошлась бы черным, байховым, но в этом доме такового не водится), наконец приступает к главному.

– Так, значит, вы из одной школы с Олегом Владимировичем?

Она кивает.

– Теперь в его классе, наверное, табличка мемориальная висит?

– Нет пока, – робко улыбается она, – но сочинение о Родине, которое он в четвертом классе написал, нам в школьном музее показывали.

– В музее?

– Ну да. И маму у нас его помнят. Знаете, ведь его мама работала главным инженером на том же комбинате, что и моя мама!

Она вроде немного отогрелась и не так скованна.

– Из нашего города вышли и другие знаменитые люди! Вилли Токарев, потом Людмила Зайцева, потом… Олег Дерипаска тоже.

– А черешня? – спрашивает по моей просьбе Малахов.

– Какая черешня? – почему-то пугается она.

– На которой Олег Владимирович, будучи ребенком, любил посидеть и помечтать?

Маргарита теряется.

– Не знаю, – виновато говорит она.

Все, это отработанный материал. Давай, Малахов, показывай ей росток и вызывай такси. Про черешню она, видите ли, не знает!

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Наш герой широко открывает балконную дверь, и свежий, чистовымытый воздух течет в квартиру живительными струями.

Уже стемнело, звезды, огромная луна, светящийся храм Христа Спасителя, на заднике – стены древнего Кремля. Выйдя на балкон, Маргарита открыла рот и застыла в восхищении.

– Ой, какой вид… Просто мечта, – тихонько вздыхает она, – а у меня дома окна выходят на помойку, пакеты молока сбрасывают из окон, презики использованные, ой… – она виновато смеется.

– Красная площадь отсюда не очень просматривается, – ведет Малахов обзорную экскурсию по балкону, – но как часы бьют на Спасской башне, по ночам слышно. Кстати, узнаешь? – Он чуть сдвигает цветы и достает из балконного ящика горшок с ее розой.

– Ах, – чуть вскрикивает она, любуясь на чахлый, худой, как модель-анорексичка, цветок, обманом затесавшийся в компанию дорогого цветочного гламура, оформляющего балкон этой квартиры.

Словно не веря в происходящее, Маргарита протягивает руку и гладит лепестки.

– Надо же, вы ее сохранили! Какое чудо!

Видя, что ее глаза наполняются слезами, Малахов скорее засовывает розу на прежнее место и покидает балкон, дав девице возможность очухаться. Включает телевизор и сопит от удовольствия: сегодня раздает слонов MTV – крутит запись одного из лучших концертов Робби Уильямса. Все-таки жизнь удалась! Да и девица на балконе вроде успокоилась, давай, Андрюха, выпроваживай ее восвояси, платье высохло, дождь кончился, и метро все еще не закрыто.

Но Малахов выходит на балкон и снова начинает издалека, просто указать на дверь он не в состоянии.

– А почему журфак? – спрашивает он. – Зайцева – актриса, Токарев – певец, Дерипаска вроде физтех окончил…

– Я всегда, – она запнулась и покраснела, – я всегда, как вы, хотела! Вы для меня… – Она снова покраснела.

Малахов морщится и решает, не дожидаясь новых слез, сменить тему.

– А отец тоже маслом занимается?

– У меня нет отца, – тихонько отвечает она, – я его никогда не видела.

– Простите, – смущается Малахов, – не хотел вас обидеть.

– Да что вы! – пылко протестует она. – Это вы меня простите. Приперлась к такому человеку! Какая у вас потрясающая жизнь, Андрей! Знаменитые люди! Поездки! Вы даже с Пэрис Хилтон знакомы! – Она кивает на фотографии на стене. Вы с детства мой кумир, Андрей! Я все бы отдала за такую жизнь!

Белый свет от прожектора храма Христа Спасителя, неожиданно покачнувшись, спустился по стене дома вниз, свернул на балкон и исчез.

Казалось, это был какой-то тайный знак…

– Что? – Случайная гостья замечает изменившийся взгляд Малахова и пугается, что сказала лишнее. – Что-то не так?

– Ну-ка, – прищурившись, командует Малахов, – сними очки…

Часть вторая

Плюшевый десант

В двух смежных комнатушках, где ютится редакция Андрея, люди спят, едят, поют, делают прически и маникюр, разговаривают по телефону и читают газеты… Мне нравится сравнивать эти комнаты с главной площадью небольшой африканской деревни, с той небольшой разницей, что нос местного вождя украшает не золотое кольцо, а фирменные очки.

Сегодня лобное место на площади отвоевано Пятницкой. Сайт с романтическим названием Pussy in the box, конфискованный ею у родной дочери, открыл перед Леной немыслимые горизонты. Помимо основного подарка судьбы в виде таких нескромных предложений, о которых даже она (она!) и помыслить не могла, на нее снизошли всякие мелкие бонусы. Как, например, вдруг всплывшее из глубин Всемирной паутины окно с программкой, позволяющей запихнуть лицо в различные конфигурации причесок. Теперь она восседает за монитором и шумно призывает присутствующих Ларису, Наташу и Юлю (Паронин, Малахов и очередные жалкие практиканты – не в счет) оценить происходящие с ней изменения.

– Ну-ка! – перевозбужденная богатым спектром виртуальной красоты, токует Пятницкая. – А теперь эту зацените!

– Нет, Лена, – тактично качает головой Лариса, потрясенная увиденным вариантом, где большое и круглое лицо Пятницкой впихнуто в прическу а-ля Филипп Киркоров. – Думаю, тебе надо что-то более естественное, более женственное…

Пятницкая с шумом отъезжает от монитора и любуется на себя в зеркало:

– Естественное? Конечно… Вопрос, для кого что естественное?! Женщина, способная на высокие авантюры, должна смело экспериментировать с собственной красотой! Она бросает победоносный взгляд сначала в зеркало, потом на экспертную троицу, всем же остальным, то есть мужской части, перепадает снисходительная ухмылка.

– Что ты сотворишь с собой на этот раз? – тоном дрессировщика хищников Эдгарда Запашного, смертельно уставшего от проделок своих подопечных, спрашивает Миша. – Пластика?

– Не надо, Лена, только это не надо! – молитвенно складывает руки Камышева.

До сих пор молчавшая Бойко привносит в спор о красоте агрессивную тональность:

– Почему это не надо, если человеку хочется?!

С того самого времени, как подвисла ее ипотека, Наташа перманентно находится в состоянии отрицания всего и всех.