О чем говорят. По ту сторону экрана - Андрей Малахов

Мечтал ли капитан российского бизнеса, человек, фамилию которого я с гордостью ношу, уехать из своего родного Усть-Лабинска? Определенно мечтал. А о чем ему думалось, когда спустя много лет он вернулся в этот городишко и несколько часов просидел на цветущей черешне? В какие дали прошлого и настоящего заглядывал он, подводя итоги, сводя дебет и кредит судьбы? О чем мечтать, когда уже приобретена дача Сталина в Гаграх, эфирно-масличный завод Усть-Лабинска, где когда-то по 25 часов в сутки работала его мама, чтобы у ее сына, росшего без отца, было все…

Мечтал ли самый успешный шоумен мира, имя которого я ношу, поскорее окончить школу, где он слыл лоботрясом? Определенно. И о чем ему грезить сегодня, когда одна за другой сбываются все мечты? О встрече с инопланетянами? Впрочем, говорят, и эта его мечта уже сбылась.

Так что верь в то, что все возможно. Тогда даже самая нереальная мечта может сбыться.

С самого утра город погрузился в марево турецкой бани. Духота нестерпимая, явно собирается дождь. Собирается долго, томно, обстоятельно, поднимая давление пожилым москвичам и заставляя усиленно работать потовые железы москвичей помоложе, перегружая легкие и тех и других тяжелой влагой.

Пятницкая прибежала на работу ни свет ни заря с целью совратить знакомого программиста по имени Максим в гости на выходные. Самостоятельно отрегулировать систему так, чтобы дочь не могла читать комментарии к страничке Рussy in the box, а мать могла, она не сумела. Макс умный и добрый, он сделает!

Сегодня вообще все пришли пораньше. Лариса, чтобы отметиться и убежать – надо навестить на выходные сынулю, который сидит на даче с бабушкой, Юля – подписать заявление на долгожданный отпуск. Даже Малахов уже на месте – с утра пораньше оккупировал рабочий компьютер. Ждет ответа от Юлианы.

Только Миша пришел, как обычно. То есть вовремя.

Как Рихтер или Горовиц после исполнения стремительного арпеджио, он поднимает обе руки от клавиш и резко откидывается назад.

– Вот это новость!

Лариса, Наташа и Лена зачарованно смотрят на монитор шеф-редактора.

– «Кинорежиссер Роман Полански подал прошение о снятии с него обвинения в совращении несовершеннолетней», – с выражением читает Паронин.

Лена зажмуривается от удовольствия:

– Ничего не слышала о таком режиссере, но история действительно вкуснота! А сколько девочке лет?

– Сорок три года, птичка моя, – снисходительно усмехается Миша, – и гениальные фильмы надо иногда посматривать, ты же детей воспитываешь.

– Нечего изображать умника! – Лена обиженно поджимает губы. – Тоже мне – Сэм Клебанов выискался. И что за невидаль? Взрослую тетку какой-то там Рома натянул. Если бы его фамилия была Абрамович…

Миша криво улыбается:

– Когда она встретилась с Полански в квартире Джека Николсона… Между прочим, робко надеюсь, пушистая моя, что такого актера ты знаешь? Тетке на тот момент лишь тринадцать исполнилось. Из-за этого режиссер до сих пор не ездит ни в Штаты, ни в Англию. Даже «Оскар» за своего «Пианиста» не забрал, – продолжает ликбез коллеги Михаил.

– Эдриан Броуди там такой чудесный, что я весь фильм рыдала, – вклинивается в кинематографический дискурс Лариса. – Я тебе принесу, Лен, у меня есть на DVD.

Мягко улыбаясь, Лариса обращается к Мише:

– Мишунь! Новость, конечно, бэст, Полански – титан, кто спорит, но… На сегодня он уже старичок. Вряд ли мы его выцепим, даже на телемост.

– Тем более что эфир с малолеткой, залетевшей от гастарбайтера, был уже в прошлом месяце, – напоминает Юля. – Где у этой Вали Исаевой только глаза были? Связаться с каким-то сопливым узбеком! Если бы еще он рынок держал или там магазин, одно слово – дура одиннадцатилетняя! А ведь я говори…

Что там она говорила, никто не услышал. Со стороны Малахова несется страдальческая мать-перемать. Только что он получил от Юлианы долгожданную фотку. Третий кит С – сходство с популярной персоной – выбросился на берег.

Как-то Миша рассказал, что его редактриса поймала с поличным одну сканировщицу, в обязанности которой входила так называемая чистка фотографий, то есть доведение всех фотосюжетов до полного глянца. Сканировщица эта занималась чисткой наоборот, то есть с помощью фотошопа безжалостно прибавляла килограммы ненавистным ей звездам, добавляя им морщины, углубляя носогубные складки и затеняя мешки под глазами.

Время поработало над Юлианой в духе этой сканировщицы. Если и было там когда-то сходство с Дашей Жуковой, то теперь оно надежно погребено под пудами жира, мешками под глазами и вторым подбородком. Ах, Малахов, Малахов, как же тебе не стыдно, это сколько же лет прошло с тех пор, как вы виделись в последний раз?

Прощай, несостоявшаяся сестра-близнец, похищенная сразу после рождения.

Прощай и ты, Юлиана, между карьерой и семьей выбравшая семью. Нет-нет, мы не осуждаем твой выбор, но он тобой сделан, а потому в этой переписке пришло время для кнопки Del.

Дождь все-таки обрушился на Москву и, судя по давней детской примете – пузырям на лужах, грозит перейти в затяжной. Двор забит машинами до отказа, подъехать к подъезду не представляется никакой возможности. Несколько рискованных прыжков через лужи, под аккомпанемент грома в свете молний, и вот наконец заветный козырек над входной дверью, перед которой сиротливо несет вахту одна из поклонниц.

Ба! Да это же юная мичуринка, счастливая обладательница матраса!

При виде кумира, материализовавшегося из-за завесы водопада, льющегося с козырька, у девицы тут же увлажняются глаза.

– По-моему, на улице и без того сыро? – ободряет ее кумир, пытаясь блеснуть одновременно и юмором, и великодушием.

– Холодно, – оправдывается она, хлюпая носом, – я тут уже давно, понимаете… – робко выдавливает она из себя, – ваша соседка, Анна Ивановна, ну, которая с будильником… Я обещала ей купить хлеб.

Она непроизвольным жестом приподнимает пакет, из которого торчит совершенно раскисший и поникший багет.

– Она очень багет любит, а тут рядом нигде не продают, – добавляет она, – тут у вас в центре вообще магазинов продуктовых нет… А она не открывает. Я боюсь, не случилось ли чего?

Малахов несколько раз нажимает на домофоне номер квартиры соседки. Действительно, ничего. Это странно и, наверное, плохо, потому как она никуда по вечерам из дома не выходит, да и некуда.

– Так… – постановляет рыцарь в мокрых доспехах, открывая дверь. – Пошли.

Они идут вверх по лестнице, оставляя на мраморных ступенях мокрые следы, которые тут же высыхают – большие от дорогих туфель и маленькие от дешевых босоножек с отклеивающейся стелькой. На улице продолжает грохотать.

В тот вечер семидесятисемилетняя Анна Ивановна не дождалась любимого багета. Выпила чашку чая вприкуску с овсяным печеньем, посмотрела телевизор, попробовала было повязать, но у нее закружилась голова. Возраст, давление, а тут еще явно собирается дождь… Анна Ивановна выпила таблетку, завела будильник и легла спать. Было душно, и заснуть удалось с большим трудом.

Проснулась она от грохота и звона. С перепуга ей показалось, что по каким-то причинам вдруг зазвонил ее будильник, тот самый, с которым она ложилась спать, потому что его тиканье создавало иллюзию стучащего рядом сердца. Потом она поняла, что все-таки началась гроза, и вдруг расслышала во всем этом шуме кричащие голоса. Что звонят в дверь, она поняла только после того, как в нее начали стучать и даже звать ее.

«Пожар!» – озарило Анну Ивановну, и она, как была в белой с кружевами сорочке до пят, бросилась к двери, крепко прижимая к груди своего единственного друга – огромный будильник.

Два идиота – кумир и поклонница, мокрые с ног до головы, сконфуженно хихикают на лестнице. Перед глазами обоих все еще стоит картина в раме дверного проема: пожилая женщина в кружевной сорочке, босая, с растрепанными седыми волосами и насмерть перепуганным лицом прижимает к груди огромный будильник…

– Ой, – переводит дыхание девица, придерживая сползающие с мокрого носа – как с водяной горки в аквапарке, очки, – ой как неудобно вышло.

– Ну кто знал, – пожимает Малахов плечами, – что у нее сломан домофон? Слава богу, с ней все в порядке.

Девица достает из своей котомки носовой платок и, протирая очки, обнаруживает на них пятна от туши.

– Простите, я, наверное, жутко выгляжу.

Уж куда лучше. Сарафан мокрый, тушь под глазами. Правда, и Малахов, пока скакал до подъезда, серьезно подмочил репутацию кумира. Все, закрывай эту лавочку панибратства с поклонницами. Обожательницы Лемешева, между прочим, боролись за право целовать ступени лестницы, по которым восходил их кумир! А ты стоишь рядом, словно…

– Слушай, – начинает он танец прощания, – извини, забыл, как тебя зовут.

– Маргарита, – шепчет она.

– Ты сейчас в общагу? – спрашивает наш тактичный.