Изгнание Изяслава - Игорь Росоховатский

"В чем же все-таки моя главная ошибка?" – думает князь и не может ее отыскать. Он уверен, что правил не хуже, чем другие.

Он заботился о боярах и, как все властители, нередко стравливал их друг с другом. Он привечал мудрецов из иных земель и растил своих. Он, Изяслав, не оставлял своей милостью слуг Господа. Он крестом и мечом управлял простой чадью. Он шел по пути отца и деда. И все-таки их называли Святым и Мудрым, а его прогнали. Почему? Чего он не учел в своих делах?

Может быть, просто времена изменились, нельзя было слепо идти по пути деда и отца? А найти свой путь в новом времени он не сумел – для этого надо было быть воистину мудрым.

"Но в чем была моя первая и роковая ошибка? – думает князь. – Неужто в том, что иных бояр привечал не по способностям, а по преданности? Или же в том, что не дал оружие подольским непослухам? Может, напрасно убоялся я, что обратят они мечи против меня? Повел бы их против половцев, добыл победу… Но кто бы решился вложить мечи в руки тех, кто ненавидит и презирает тебя? Отец Ярослав? Тогда пусть бы явился во сне и посоветовал мне, как поступить. А ведь он не приснился ни разу, отступился от меня… Почему?"

И вдруг будто отравленная стрела ударила в самое сердце властителя. На мгновение словно сполох молнии осветил его память и заставил увидеть тот день, когда он решился послать благословение Ростиславу, толкнуть его против другого своего племянника и таким образом – и против брата Святослава. В тот день он бросил искру в костер семейной распри, уже подернутой пеплом. Хотел одного, а вышло иное.

Оказалось внезапно, что видимая польза еще не есть польза истинная, что дурной пример на весах судьбы весит больше, нежели укрепление границы, так же как и верность слову значит больше, нежели зримая весомая польза, заключенная в мечах, щитах и даже в гривнах. Ибо хитрость не есть мудрость, и мудрость всегда возвышается над хитростью.

И выходит, что он, Изяслав Ярославич, проиграл свою главную битву не на Летском поле, не у Минска, а значительно раньше, когда благословил Ростислава на взятие Тмутаракани. Тогда-то и проиграл он все битвы свои, ибо разжег распрю. Распрю. Распрю. Распрю. А мудрость состояла в том, чтобы строго соблюдать завет отца:"Если будете в любви между собой. Бог будет с вами, и покорите вы противников, и будете мирно жить. Если же будете ненавидеть друг друга в распрях, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, собранную трудом великим".

"Завет нарушен, – с отчаянием думает князь. – Оттого и отец на том свете разгневался… Но ведь он должен был вначале узнать, почему я так содеял. Предупредил бы меня, научил. А может, это испытания, посланные судьбой, уготованные Богом? Богом или дьяволом? Как узнать это и обрести силу?"

Ночь выдалась теплой, тихой. Луна светила в спину князю, и тень неотступно бежала впереди коня, косматая, причудливая. Изяславу временами казалось, что это он следует за нею. Так он ехал – молчаливый, разбитый, злобный, – тень своей тени.

Иногда он оборачивался в сторону оставленного города, и рука невольно хваталась за меч. Там, позади, осталось былое великолепие, честолюбивые мечты, родительский дворец, разграбленный чадью, и самое дорогое – власть. Он, ощутивший в своей руке нити тысяч и сотен тысяч человеческих судеб, он, узнавший, что такое полная безнаказанность и удовлетворение прихотей, не мог примириться с потерей власти. Она засосала его всего, словно болотная топь, она отняла у него все порывы юности, выпила из него всю молодую кровь, потушила все благие намерения.

Теперь он ехал к своему родственнику, польскому королю Болеславу II, просить помощи. Губы князя слегка шевелились, он шептал:

– Я покажу вам, неразумные! Я вернусь…

И уже виделась властителю отрадная картина:горят поселения, рыдают женщины – те самые, чьи мужья и братья изгнали его. А он, Изяслав Ярославич, въезжает победителем в белостенный Киев впереди дружин Болеслава.

9

Когда Дубонос поднялся на киевскую стену, которую недавно укреплял, он никого вдали не увидел. Словно серебряная зубчатая стена, застыли леса на окоеме, и пустынная дорога протянулась в неизвестность.

Изяслав Ярославич со своей свитой был уже за много перестрелов.

Дубонос знал:изгнанник так просто не угомонится. Как и другие князья, придет с чужеземцами усмирять народ. И стена, которую Дубонос готовил против степи, еще послужит против своего князя.

10

Вече не утихало. Теперь, когда князь Изяслав бежал, а половцы надвигались, нужно было быстро решать, кого звать на киевский стол.

– Всеслава-мученика! Недаром прозвали его Милостивым! – надрывался криком воин.

– Святослава из Чернигова! – кричал другой в толпе.

– Без князя – земля вдова. Князя надо Киеву поскорей. А Всеслав здесь, во граде!

– Видно, немало гривен он тебе пожаловал! – прогремел бас Славяты. Всеслав – зачинатель распри. Пускай идет к себе в Полоцк!

– Не Всеслав, а твой Изяслав начал распрю. Он послал Ростислава на Тмутаракань, – проговорил громкий голос за спиной Славяты. Староста обернулся и увидел боярина. Его лицо пересекал шрам, вздергивающий губу.

– Изяслав мой, как и твой, – угрюмо проговорил Славята. То, о чем только что сказал боярин, он опровергнуть не мог:слухи о княжьем благословении Ростиславу давно текли из уст в уста и, подобно хмельному, будоражили головы. Правду молвят, что шила в мешке не утаить, а тем паче, если это шило – княжий меч, на рукояти которого выбито имя дарителя. Увидев этот меч, сразу же поняли друзья Ростислава тайный смысл подарка. Да и не только от них слух пошел. Сам князь Изяслав, которого мучили сомнения, однажды не выдержал и поделился ими с сыном Святополком. А Святополк, будто невзначай, сказал о том боярину Чекану.

"Оттого Святослав и не спешит на помощь своему брату теперь, подумал Славята. – А ведь он мог бы объединить свою дружину с киевской, да и простой люд поднять, большое войско на степняков двинуть". Он загремел:

– Не хотим Всеслава в князья! Надо звать Святослава. Он не раз у себя в Чернигове вече созывал. Святослав такой же могучий князь, как и его отец.

Голос Славяты звучал уверенно, будто кожемякский староста был провидцем и знал, что именно Святослав всего с тремя тысячами воинов разобьет двенадцать тысяч отборных половецких всадников во главе с самим Сатмозом – войско, наводящее ужас на угров и ляхов.

Кожемяки поддержали Славяту. К ним присоединились ложкари, кузнецы-оружейники, опонники, древосечцы… Полоцкие воины, купцы и те киевляне, что их поддерживали, остались в меньшинстве. Стефан дал знак своим людям собраться вокруг него и закричал:

– Только три дня может Киев ждать Святослава. А потом поздно будет, половцы придвинутся!

– Тихо едешь – беда догонит, шибко едешь – беду догонишь. Успеем и за три дня, – ответил Славята и обратился к подолянам:– Кого выберем послом в Чернигов?

– Кто же лучше тебя это сделает? – послышались голоса. – Будь нашим послом!

11

Славята, Гром и еще два подолянина:кузнец и усмошвец – во весь опор скакали к Чернигову. Каждый из них имел двух коней и менял их в дороге. Пока всадник сидел на одном коне, другой бежал налегке, отдыхал.

Однако далеко от Киева им не пришлось уехать. На лесной дороге внезапно напали на них головники. Две стрелы насмерть сразили Грома и усмошвеца, третья достала Славяту, тяжело ранила его. Теряя сознание, староста все же не отпустил поводьев. Испуганный конь вздыбился и повернул обратно.

Кузнец попробовал обороняться и этим спас Славяту от преследователей. Он убил одного головника, но второй, с лицом, изуродованным шрамом, пластанул его мечом. Уже падая с коня, кузнец успел увлечь своего убийцу и всадить в него нож. Они лежали на земле в луже крови – безвестный кузнец и хитроумный боярин Стефан, не перехитривший смерти.

12

Очнувшись, Славята увидел над собой знакомое лицо. Не сразу вспомнил:это же его бывший ученик Пустодвор-Изяслав. Послышалось:

– Глотни еще взвару.

На губы полилась теплая жидкость.

Он глотнул кислый взвар. Повел глазами и увидел лекаря Мака. Лекарь улыбнулся старосте, молвил:

– Хорошо, что ты пришел в себя. Скоро поправиться. Вот ему говори спасибо, моему уноку. Да еще своему коню, который привез тебя к смердам. Ты был в беспамятстве, кричал, что спешишь в Киев, на вече. Они и привезли тебя на Подолие…

– Сколько дней провел я у смердов? – с тревогой спросил Славята, через силу приподнимаясь на постели.

– Четыре дня, – ответил Мак.

– А у тебя?

– Второй день.

Славята уже понял, какие вести его ждут. Но все-таки спросил:

– Кто же князем у нас в Киеве?

– Всеслав, – ответил Пустодвор. – Прошел слух, что Святослав отказался ехать в Киев.