Дом и два жениха в придачу - Катя Водянова

— Могу поспорить, что в Норнге у тебя хватало одухотворенных поклонниц твоей красоты, вовсе не знакомых с лингвистикой, что же тогда вокруг меня въешься?

— Вдруг понял, какая это на самом деле интересная тема.

На этом он улыбнулся мне и бесстыже поцеловал, притягивая к себе здоровой рукой. Его губы скользили по моим, выбивая все мысли и наполняя меня сладкой негой. Ощущения уже не так сбивали с ног, как в первый раз, но раскрывались куда сильнее. Больше того, я ловила их и впитывала, и с каждым движением будто заново узнавала себя. Понимала, что мне нравится сидеть вот так на пледе рядом с Тиллем, целовать его, чувствовать объятия и то, что этот язвительный и самодовольный фей тоже раскрывается и становится уязвимым рядом со мной.

Это все было настолько странно и ново, что мне потребовалось время разобраться в себе. Поэтому я первой разорвала поцелуй и мягко отстранилась, чтобы заметить кота. Он сидел, точно зритель в театре и таращился на нас. И захлопал бы, будь у него ладони, а то и попросил повторить на бис. Но едва встретился со мной взглядами, как тут же смутился и взялся вылизывать переднюю лапу.

— За последнее время произошло столько странного, что меня бы ничего не удивило, — вздохнула я. – Даже превращение котов в двух принцев.

— Принцы с таким удовольствием на чесночные колбаски не набрасываются, — заметил Тилль. – А он вчера целое колечко своровал у Глаши и сбежал с ним в сад. А до того занырнул в таз начинки для пирожков. Вряд ли его туда королевская кровь толкнула.

— Ну знаешь, — я шутливо обиделась за Боль, — ты тоже весь из себя такой утонченный фей, а лопал те же самые колбаски. Не говоря уже о пирожках и прочем. Я бы даже не удивилась, найдись у тебя в кармане кулек с семечками. А уж твое: Глашенька, душа моя, сырники твои прекрасны, женился бы, не плени мое сердце белокосовские артикли…

— И рыжина, — поддакнул он. После чего прислонился ко мне плечом. – Я, оказывается, падок на эти ваши рудские косы и то, когда меня отчитывают за неправильные звуки.

Мне захотелось пихнуть его в бок, но вместо того задрала выше нос, затем внезапно для себя сама потянулась и чмокнула Тилля в губы.

Наблюдавший за нами Боль начал нервно дергать ушами, затем вдруг завопил на одной ноте и понесся в сторону дома.

— За всю жизнь не встречал более странных котов, чем эти, — заметил Тилль.

— Странному дому – странные коты, — пожала я плечами и снова уставилась на рыбок. Их красные с золотым отливом спинки то и дело мелькали в воде, оттеняя темно-зеленые листья кувшинок и такое же дно. На них можно смотреть бесконечно, как и на остальной сад вокруг или редкие облака, несущиеся в высоте.

Но Боль замер посреди дороги и повернул к ним голову, затем снова заорал, как будто звал нас с собой.

— Нужно проверить, — заметила я и встала на ноги.

— Сколько там у него осталось еды в миске? – Тилль болтал, но сам уже поднялся на ноги. – Или что за начинку Глаша готовит для своих пирогов?

— Хотя бы, — я отряхнула подол на случай, если к нему прилип мелкий сор. – И ты же все равно собирался ехать в город. Раньше, позже – какая разница?

Он не ответил, но при этом странно преобразился, как кот перед дракой. Вроде бы только что расслабленно наблюдал за рыбками и вдруг уже изгибается в спине и выпускает когти. Да и с медведем Тилль кружил будто и сам был диким зверем, а не вечно язвительным феем, любителем сырников и вяленого окорока.

Даже завидую таким навыкам, я-то всегда только я. Разве что стреляю неплохо, но этим в Руде никого не удивишь.

Пока думала над этим, мы успели дойти до ворот, из-за которых виднелся подъехавший к дому мобиль. Тот выглядел старым и изрядно помятым, словно сюда пробирались прямиком через лес, а не по наезженной дороге. Подойдя ближе, я заметила, как из мобиля вышел еще более помятый мужичок в латанной телогрейку и открыл заднюю дверь.

Какой церемониал в нашей глуши! Подумать только! Но следом из мобиля царственно выплыла Пелагея Игоревна Крыжевская в сопровождении Инги Игнатовны Скворцовой, своей верной младшей подруги. Та казалась бледной и тонкой тенью, еще более серой из-за выбора одежды мешковатых фасонов и близких к грязи цветов. Но при этом тащила на вытянутых руках блюдо, укрытое белым полотенцем.

— К Глаше и со своими пирогами? – процедил сквозь зубы Тилль, не сводя с них взгляда.

— Просто возмутительная выходка! – поддержала я. – И вообще, какими ветрами ее сюда занесло?

— Решила о книжечке напомнить. Идем, встретим нашу гостью.

Он растянул губы в улыбке и пошагал к воротам, а Боль тут же пристроился к его ноге послушной сторожевой собачкой. Он же первым подбежал к Крыжевской и поставил лапы ей на ногу.

— Здравствуйте! – громогласно объявила она и распахнула объятия.

Я малодушно оставила Тиллю право утонуть в них, потому по широкой дуге направилась к Скворцовой.

— Давайте помогу донести до кухни, — предложила я, но она внезапно отпрянула.

— Там очень нежное суфле, от одного неловкого толчка может упасть. Я сама.

— Как вам удобнее, — кивнула я, обидевшись на Скворцову. У меня, возможно, и были некоторые сложности с физической культурой, но уж донести пирог до кухни я вполне способна. С другой стороны: хочет сама, пусть тащит. Кто я такая, чтобы вставать между женщиной и ее пирогом? Может быть, действительно, всю ночь его пекла.

Крыжевская тем временем сжала Тилля в объятиях, точно тот приходился ей любимым племянником, а не малознакомым сыном давней подруги. После чего направилась к крыльцу, рассказывая по пути об Астрид. Та приснилась Пелагее Игоревне ночью, вся такая красивая, повела ее в библиотеку, долго рассказывала о чем-то и гладила котов. В общем, верный знак, что старую подругу пора помянуть.

Я не слишком понимала, с чего вдруг она решила сделать это в нашей компании, но не выгонять же? По правде, дружили они не слишком близко, скорее — общались из-за своего соседства. Крыжевская тоже обосновалась в этой глуши, но на самой окраине дачного