Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век - Борис Акунин

Весной 1668 года струги, вооружившись захваченными в крепости пушками, пустились в плавание вдоль западного берега Каспия. Разграбили всё от Дербента до Баку.

Это были земли, принадлежавшие персидскому шаху, и тот велел Будар-хану, губернатору провинции Гилян, уничтожить разбойников. Воевать с настоящим войском казакам не хотелось, побаивались боя и персияне. Поэтому Разин вступил с Будар-ханом в переговоры и даже стал проситься в персидское подданство. Перемирие, впрочем, держалось недолго. В казачьем стане началась большая гульба, и персы, увидев, что незваные гости все перепились, напали на них и многих перебили. Уцелевшие кое-как погрузились на корабли, поплыли дальше. В следующем городе Фарабат они отомстили персиянам за обиду, устроив там побоище и подпалив дома. Захватили много добычи и много пленных, поэтому решили остановиться и перезимовать. После гилянской резни численность разинского войска уменьшилась, но Стенька стал менять захваченных персов на христианских невольников и пополнил свои ряды за их счет.

Весной 1669 года рать перебралась в более безопасное место – на остров, ставший базой для новых пиратских рейдов. В начале лета появился персидский флот под командой астаранского губернатора Менеды-хана. В морском бою казаки разгромили противника, хоть тот был по меньшей мере вдвое сильнее. Рассказывают, что из семидесяти персидских кораблей спаслись только три.

Тогда при Стеньке и появилась пресловутая «персидская княжна» – фигура не фольклорная, а вполне реальная.

На одном из астаранских судов почему-то плыли домашние командующего, его дочь и подросток-сын. Оба попали в плен. Мальчик стал заложником, девушку атаман взял в любовницы. Ханских детей Стенька держал при себе несколько месяцев и потом привез в Астрахань. Упомянутый выше Ян Стрейс видел, как Разин плавал с княжной по Волге в разукрашенной, позолоченной лодке и бражничал с казаками. «Она была весьма красивой и приветливой девушкой, нравилась ему и во всем пришлась ему по нраву. Она тоже полюбила его из страха перед его жестокостью и чтобы забыть свое горе», – рассказывает голландец. Во время одной из речных прогулок, очевидно, желая покрасоваться перед товарищами широтой души, пьяный Стенька объявил, что хочет отблагодарить матушку-Волгу за всю добычу, которой она его щедро одаривала, – и утопил персиянку в воде.

Участь ханского сына была еще печальнее. Разин пытался торговаться из-за него с персами, а когда из переговоров ничего не вышло, зверски казнил мальчика, подцепив крюком за ребра.

Степан Разин на классической картине В. Сурикова

Несмотря на победу в сражении, казакам было ясно, что пора уносить ноги. В следующий раз шах пришлет еще больше кораблей, и с ними будет уже не справиться. К тому же «зипунов» накопилось вполне достаточно.

Струги поплыли на север, домой. Астраханский воевода князь Прозоровский, услышав о приближении атамана, слухи о подвигах которого, конечно, доходили и до России, выслал навстречу своего помощника князя Львова с большим отрядом стрельцов, но в то же время и с грамотой о помиловании: мол, можно сговориться и по-хорошему.

Разинцы, уставшие воевать и желавшие прогулять награбленное, выбрали второе. Им позволили встать лагерем близ Астрахани.

В знак примирения с властями Разин передал воеводе часть пушек, некоторое количество пленных персиян, поделился добычей – последним обстоятельством, вероятно, отчасти объясняется удивительное великодушие воеводы.

Десять дней разинцы поражали астраханцев своими роскошными восточными нарядами и разгульной щедростью. За Стенькой, когда он появлялся на улицах, ходили целые толпы – атаман расшвыривал золото горстями.

Всё это работало лучше любой агитации и пропаганды. Пустив казаков в город, власти совершили ошибку. Астраханское население прониклось горячей любовью к Степану Тимофеевичу и его товарищам. Когда придет время, большая и сильная крепость с многочисленным гарнизоном сама откроет перед разинцами ворота.

Но в конце лета 1669 года восстанием еще не пахло. Погуляв в Астрахани, казаки, к огромному облегчению воеводы, поплыли дальше – домой, на Дон. Разин еще и отрядил в Москву посольство «бить великому государю челом и головами о прощении вин». (Забегая вперед, скажу, что в столице разинских посланцев приняли милостиво, «дали живот» и отпустили восвояси, на всякий случай приставив конвой, но на обратной дороге казаки заскучали, перебили сопровождающих и поехали на Дон уже без присмотра. Таково было договариваться с этой дикой вольницей.)

Сам Разин, двигаясь в сторону Дона, вел себя не лучше. Он без приглашения остановился в Царицыне и чуть не убил тамошнего воеводу, который еле успел спрятаться (воевода провинился тем, что велел продавать казакам вино вдвое дороже обычной цены). На реке разинцы грабили купеческие корабли. Попался им царский гонец с грамотой – кинули бумагу в воду – Стенька очень не любил всё письменное.

Наконец безобразия на Волге завершились, потому что Разин повернул в сторону дома.

Зато стало неспокойно на Дону.

Вместо того чтобы распустить своих молодцов, атаман устроил на речном острове ставку и, наоборот, начал зазывать к себе новых казаков. Являлись многие, привлеченные щедрым угощением и просто желая поглазеть на знаменитого героя. За месяц лагерь разросся почти вдвое.

Было очевидно, что Степан Тимофеевич не желает возвращаться к частной жизни и отказываться от атаманства, однако пока еще не придумал, что ему делать со своей властью, славой и немалой ратью.

Так продолжалось всю зиму. В казачьей столице Черкасске это стояние вызывало большую тревогу. Атаман Корнило Яковлев писал жалобы в Москву. Там тоже волновались. Прислали на разведку жильца (царского слугу) Герасима Евдокимова с каким-то письмом к войсковому кругу.

Тут забеспокоился уже Разин. Он явился в Черкасск со своими людьми, обвинил Евдокимова в шпионстве (как если бы Москва была какой-то враждебной державой) и велел жильца убить. Старшина помешать этому не посмела. Не тронул черкасских казаков и Стенька. Он не желал портить отношения с миром, в который ему, может быть, еще предстояло вернуться.

Однако после убийства царского представителя период ожидания закончился. Разин сделал свой выбор: следующим его врагом будет правительство.

Так разбойничья эпопея переросла в войну с государством.

Разин повел своих людей обратно к Волге и скоро соединился с атаманом Василием Усом, который давно уже собирал к себе беглых крепостных и воевал с царскими воеводами. Теперь в войске насчитывалось около семи тысяч человек.

Степан хорошо понимал, что одними казаками Россию не одолеешь, и, вслед за Усом, стал звать к себе весь черный люд. Разинские посланцы отправились по соседним областям, всюду объявляя, что грядет освобождение от власти злых бояр, взявших в неволю батюшку-царя. Для пущей солидности врали, что в казачьем войске находится царевич Алексей Алексеевич (на самом деле недавно умерший), а также патриарх Никон. Про последнего в народе было известно, что он чем-то не угодил боярству, а потому наверняка пострадал за правду. Добравшись до Волги, повстанцы даже обустроили два особых судна: обитое черным бархатом для патриарха и обитое алым бархатом для царевича (последнего изображал какой-то черкесский пленник). Это было отголоском сохранившихся воспоминаний о Смуте, когда самозванство использовалось для легитимизации антиправительственных движений.

Первоначальный план Разина казался грозным и простым: взять Царицын, оседлать волжский путь, а затем двинуться по нему вглубь Руси, используя реку в качестве основной коммуникации и пополняя ряды войска за счет местного населения.

Царицын достался легко. Там сидел новый воевода, Тимофей Тургенев, который хотел биться до последнего, но царицынцы, как горожане, так и стрельцы, памятуя о недавнем веселом гостевании разинцев, распахнули ворота. Воевода заплатил за свое упрямство жизнью.

Несмотря на то что правительство давно уже ждало от Стеньки неприятностей, казачий поход все же застал власти врасплох. Первые попытки подавить бунт выглядели беспомощно: с верховьев Волги на Царицын двигался отряд Ивана Лопатина в тысячу стрельцов, а с юга князь Львов вел две с половиной тысячи астраханцев.

Разин сначала разбил меньший контингент, но те хоть оказали сопротивление, а вот астраханские стрельцы, симпатизировавшие Стеньке, все перешли на его сторону без боя. От радости атаман даже помиловал их начальника князя Львова (позднее его, правда, все равно убили).

До сего момента восстание шло от успеха к успеху, и, если бы Разин остался верен прежней стратегии, очень вероятно, что он дошел бы до Москвы и в стране началась бы новая Смута – «третье» российское государство, как мы видели, было не слишком прочным. Но атаман передумал.