Компаньон её сиятельства - Эванджелина Коллинз

Послышался легкий стук в дверь.

— Войдите. — Отрывистый приказ графа рассек напряженную тишину.

— Ваше сиятельство, лошадь готова.

Мейбурн не повернулся к слуге.

— Всего доброго, мистер Роуздейл.

Гидеон спокойно прошел мимо Мейбурна и вышел из гостиной, в которой они проводили время с Беллой. Граф шел за ним следом, намереваясь удостовериться, что он покинул дом. Дворецкий стоял на своем обычном месте — охранял вход в Боухилл. На лице старика играла довольная, надменная ухмылка.

Чистейшим усилием воли Гидеон подавил порыв оглянуться через плечо, на верх лестницы, и, не останавливаясь, вышел через парадную дверь к ожидавшей его лошади.

Он взял у грума поводья, вскочил в седло и покинул Боухилл, оставив брата Беллы стоять наверху каменных ступеней, сжимая сверток с деньгами — его плату от Беллы — в большом кулаке.

— Жиголо, Белла? О чем ты думала? Развлекаться со слугами — это одно, но нанять мужчину? Не могу поверить, что ты заплатила ему. Стирлинг знает, на что пошли его деньги, которые он выдает тебе на булавки?

Белла вздрогнула. Не из-за жестокости произнесенных слов, но из-за того, что она не поспевала за Джулом и он больно дергал ее за руку, и казалось, рука больше никогда не встанет на место. Она силилась идти с ним в ногу, когда он тащил ее в комнату, но с каждым шагом усиливалась слабость, усиливалась боль.

По мере того как росло расстояние, отделявшее её от Гидеона, этот покров покоя и уюта, который дал ей сил противостоять братьям, рассеивался. Боль вернулась. Каждый шаг отдавался в позвоночнике, в каждом наполовину зажившем синяке на спине.

К тому времени, когда Джул дошел до ее гостиной, болел каждый дюйм тела. Он захлопнул дверь, отпустил ее руку и повернулся к ней. Она отшатнулась, прижавшись к двери от гримасы презрения, исказившей его лицо.

— Ты хоть себе представляешь, каких трудов стоило Филиппу найти для тебя Стирлинга? — бросил он. — Но граф недостаточно хорош для тебя. Нет, они слишком хороши для тебя, не так ли, Белла? Тебе нравится вытаскивать их из сточных канав — чем ниже, чем лучше. Филипп мог бы избавить себя от затрат на твое приданое и просто отдать тебя тому конюху. Как будто у него без того мало проблем, ему пришлось все бросить и мчаться в Шотландию. Так ты отплатила Филиппу за все, что он сделал для тебя?

Она мотала головой, пока он обстреливал ее словами. Они были больнее, чем кулаки Стирлинга.

— Мы мчались прямиком сюда, не останавливаясь даже, чтобы сменить лошадей, сходя с ума от беспокойства. И нашли тебя проводящий спокойный вечер со своим жиголо. Иисусе, ты же полуодета. Ты выглядишь так, словно только что выползла из постели. Он того стоил, Белла? Ты не даром потратила свои деньги? — презрительно скривился он.

Белла поплотнее запахнула пеньюар.

— Нет, Джул. Я не… не платила ему, чтобы он приехал в Боухилл, — заикаясь, пробормотала она, обретя наконец дар речи.

— Ой, не смеши, — бросил он с издевательской снисходительностью. — Расскажи это кому-нибудь другому. Я знаю, кто он.

— Нет, все не так. В этот раз я даже не посылала за ним. Ты не понимаешь. Я ему не безразлична.

— Ему небезразличны твои деньги. Плевать ему на тебя, и если ты ему веришь, значит, ты дура.

— Нет. — Она бросила на него гневный взгляд. Джул зашел слишком далеко. Она не позволит своему младшему брату говорить так о Гидеоне.

— Ему нужно было увидеть меня. Ты не понимаешь. Я люблю его. И я дорога Гидеону. Он нуждается во мне так же, как я нуждаюсь…

Слова застряли у нее в горле. Белла вздрогнула, глаза ее округлились. Стук лошадиных копыт по гравию проскрежетал по каждому дюйму ее кожи, словно эти копыта прошлись по ней. Затаив дыхание, она напрягла слух. Удаляющийся стук копыт одной лошади.

Только одной.

— Нет! Он не может. Филипп не может! — Она повернулась и распахнула дверь гостиной с такой силой, что та ударилась о стену. Сзади до нее донеслись протесты Джула. Рука ухватила ее за пояс халата. Выкрутив плечи, она завела руки назад, выскальзывая из пеньюара, ускользая от брата. На полпути вниз по лестнице она снова почувствовала его руку, но уютному ношеному ситцу было не тягаться с ее скоростью. С громким треском разрывающейся ткани она снова вырвалась, сосредоточив взгляд на одиноком широком силуэте Филиппа, обрамленном открытой передней дверью.

Охваченная отчаянием, она пронеслась по переднему холлу, выскочила в открытую дверь, но была схвачена сильными руками.

— Гидеон!

— Изабелла, прекрати! — приказал Филипп.

— Нет. Нет! Ты не можешь. Филипп, мне нужен… Гидеон! — закричала она, вырываясь из своих пут.

— Изабелла, он уехал. Он никогда не вернется.

Паника от угрозы потерять Гидеона затмила все, кроме потребности добраться до него. Но от неумолимых слов Филиппа боль во всем теле вернулась с такой пугающей силой, что переполнила все ее существо, затопила все чувства. Используя последний запас сил, она вырвалась из железных рук, сжимавших ее покрытую синяками спину, и рухнула на колени.

— Нет, нет, нет! — завывала она снова и снова.

Филипп прогнал его, точно так как прогонял всех от нее. Физическая боль — ничто, всего лишь булавочный укол в сравнении с осознанием, что она больше никогда не увидит Гидеона.

— Проклятие, Филипп, не стой ты так. Сделай что-нибудь, — сказал Джулиан.

— Я? Это ты должен был удержать ее в комнате.

— Я пытался. Она проворнее Китти. Все это ее длинные ноги. — Джулиан нахмурился, явно негодуя из-за того, что над ним одержала верх женщина.

Двое мужчин сверлили друг друга взглядами, бросая вызов. Но Филипп будто прирос к месту. Часть его отказывалась помочь ей. Она заслужила эти мучения. Она сама навлекла их на себя. Он просто снова убирает за ней. Но Изабелла женщина. Его сестра. И звуки ее рыданий, пронизанных горем, тяжестью ложились на сердце.

Он все еще удивлялся, как у него хватило присутствия духа схватить ее. При виде ее, бегущей к нему в белой рубашке с развевающимися белокурыми волосами, ему на мгновение почудилось, что это привидение.

Джулиан выругался себе под нос, потом опустился на колени.

— Белла, — прошептал он. Ее длинные волосы покрывали спину как серебристое одеяло. Он собрал тяжелую массу в одну руку, подняв концы с каменного пола лестницы и открывая лицо. И резко втянул воздух.

— Что за черт?

Оба мужчины в ужасе уставились на ее распростертое тело. Большой разрыв на рубашке обнажал хрупкие линии спины. Свет фонарей по обе стороны двери освещал гротескный набор длинных черных синяков вперемешку с более слабыми отметинами.