Семьи: книга третья - Андрей Васильевич Меркулов

достижения, и ему кажется, что это будут самые счастливые мгновения его жизни. Чем масштабнее замысел, тем более волнительным видится его завершение, но по мере реализации он постепенно перестает казаться чем-то фантастическим и невероятным. Делая шаг за шагом к своей цели, мы всё более склонны рассматривать ее как логичный результат своих трудов. То же самое ощущал и Юрий. По прошествии трех лет учебы в аспирантуре, занятых написанием работы, многочисленными ее корректировками, выступлениями на конференциях, представлением результатов исследования в нескольких университетах N-ска, сама защита в совете, в начале пути представлявшаяся ему кульминационным моментом триумфа, сейчас воспринималась как самый естественный и единственно возможный итог его деятельности. Юрий, конечно, был счастлив сегодняшним событием, но оно имело вполне закономерный характер. Вчерашний же успех в соблазнении был во многом неожиданный и оттого куда более волнующий.

Купив в магазине выпивки и разной закуски, друзья поехали обратно, домой к Юрию, где встретили у подъезда уже дожидавшегося их Рината.

Глава XII

— Ну что? Гуляем сегодня? — открыв бутылку пива и усаживаясь за стол, сказал Ринат.

— Да, надо отметить, — ответил Юрий.

— Надо. Да еще квартира свободная. Можно замутить с девчонками. Эх, жаль, у меня сегодня не получится.

— Почему?

— Моя в позу встала. Отпустила только с условием, что ночевать буду дома. Я же говорил тебе, чтобы она со мной поехала. Тогда бы у тебя остались.

— И что толку? Ты бы все равно ни с кем в таком случае не замутил.

— Тоже верно, — улыбнулся Ринат. — Я помню, как-то в кабаке за раз двух телок подцепил. Пришел вообще один, взял себе шашлык. Смотрю — две бабы сидят. Присоседился к ним. А бабы страшные-е-е, как моя смерть! Ну, водочки заказал, по шашлычку им; шуры-муры начались. Через некоторое время сажаю одну себе на колени и чувствую ногами, что она прям вся кипит от желания. Побыли в кабаке, медляки потанцевали, а затем поехали все втроем на квартиру к той, которая на коленях у меня сидела. Квартира однокомнатная с двумя кроватями. Я так и не понял, но похоже, что они обе вместе жили. Покувыркались мы с хозяйкой квартиры и спать легли. Посреди ночи мне в туалет приспичило. Сделал все, что нужно, возвращаюсь в комнату (а кровати стояли у одной стены, в ряд, спинка к спинке); так вот, возвращаюсь в комнату и в кровать к другой ложусь, к хозяйкиной подружке. Она ничего — лежит. Я в трусы к ней: чувствую, что она в ответку, и еще с подружкой с этой разок чпокнулся… На следующий день пришел к хозяйке, предложил ей стать моей любовницей. Она ни в какую. Так на этом и закончилось.

Юрий с Каюмовым хорошо знали эту историю: Ринат регулярно вспоминал ее. Это было одно из лучших его достижений на любовном фронте, и он с удовольствием делился им с друзьями и знакомыми.

Слушая рассказы Рината о его похождениях, Юрий иногда чувствовал в душе какую-то досаду за себя, что-то наподобие чувства собственной неполноценности, особенно если у него самого долгое время не случалось никаких новых побед в этой сфере; но сейчас, наоборот, испытав вдруг ощущение своего несомненного превосходства, он всю историю просидел со спокойной уверенной улыбкой на лице, а когда товарищ закончил, обратился к нему:

— Зачем ты это рассказываешь?

— В смысле «зачем»? — недоумевающе посмотрел на него Ринат.

— В прямом. Зачем ты это рассказываешь?

Ринат на секунду задумался, по-видимому, впервые озадачившись таким вопросом.

— Похвастаться, — ответил он прямо. Со свойственной ему внутренней решимостью Ринат смело и честно признавал очевидные факты, никогда не поддаваясь соблазну начать уклоняться и увиливать из неудобных ситуаций, на ходу придумывая нелепые и абсурдные утверждения и тем самым давая возможность собеседнику загнать себя в угол.

— Точно. Похвастаться, — лукаво сощурившись, несколько раз согласно кивнул головой Юрий. — А хвастаться нехорошо, — сентенциозно заключил он, озвучив знакомую каждому со школьной скамьи истину, и с ироничной улыбкой посмотрел на Каюмова, который в ответ тоже улыбнулся, принявшись открывать свою бутылку с минеральной водой.

В этот момент в квартире раздался звонок домофона, и Юрий пошел в коридор.

— Здорóво! — заходя в квартиру, поприветствовал его Рукомоев.

— Здорóво.

— Как жизнь? Бьет? — с этими словами Рукомоев устремил на друга цепкий взгляд, будто пытаясь выхватить малейшее эмоциональное движение в его лице; губы его сложились в улыбку, но сквозь их неестественно искривленную линию сквозили скрытые эмоции какого-то злорадного предвкушения.

— Не понял? — пожимая протянутую руку, растерянно, но совершенно спокойно посмотрел на товарища Юрий.

— Бьет ключом? — с ходу как ни в чем не бывало добавил Рукомоев, уже заметно мягче и беспечней. Прощупав друга на внутреннюю слабость и поняв, что в этот раз ее нет и следа, он тут же ловко откатил назад.

— Не то слово, — просиял Юрий и, пригласив товарища, вернулся на кухню, куда через минуту, сняв куртку и разувшись, прошел и Рукомоев.

Антон Рукомоев представлял собой невысокого, худого, даже тщедушного мужчину и, будучи ровесником собравшимся сейчас на кухне товарищам, выглядел года на четыре моложе их. Его широкое плоское лицо с низким лбом и скошенным подбородком обладало резкими нелепыми чертами. У него были маленькие голубые глаза, узкий с крупными плотными ноздрями нос и большие бесформенные губы, верхняя из которых то и дело как бы вскидывалась кверху, оголяя дешевые темнеющие у десны керамические коронки, установленные на месте двух центральных передних зубов. Волосы его, как и брови, были светло-золотистого цвета: тонкие, прямые и сальные, они ровным слоем облепляли собой голову, уши и лоб молодого человека. Из-под истонченной бледной кожи у Рукомоева то тут, то там синели выпуклые вены, а щеки были сплошь изрыты глубокими темными оспинами, придавая ему болезненный и отталкивающий вид.

— О! А это что у тебя? — поздоровавшись с друзьями, сказал Рукомоев, направляясь прямо к подвешенной у окна клетке.

— Канарейка.

— Ты что, в первый раз видишь? — удивился Ринат. — Она полгода назад появилась.

— В первый раз.

Подойдя к клетке, Рукомоев наклонился, почти вплотную приблизив к ней свое лицо, и принялся наблюдать за сидевшей внутри птицей. Увидев его, канарейка отскочила на дальнюю жердочку, которая была у задней стенки клетки, и, насторожившись, тоже стала разглядывать незнакомца, резко повертывая головку то в одну, то в другую сторону.

— Бу! — выпучив свои маленькие глазки и вытянув губы, вдруг громко рявкнул на птицу Рукомоев.

Канарейка приникла к жердочке, опустила хвостик, поджала головку и замерла всем тельцем.

— У-у-у! — угрожающе завыл Рукомоев.

Перебирая лапками, канарейка сместилась в угол