Капкан (СИ) - Лин Брук

Оборачиваюсь, в надежде, что память обозналась, и сейчас я столкнусь с незнакомцем; в надежде, что мне не придётся вновь переживать семь кругов ада, столкнувшись со своим палачом и дьяволом. Но надежды рушатся, как только мои глаза соприкасаются с ледяными глазами Ханукаева. С моих уст вырывается отчаянный вздох от изумления. Я ошарашено разглядываю его лицо, его силуэт, стараясь найти незнакомые черты, дабы убедить себя, что это не он. Не верю своим глазам, что спустя столько лет, находясь за тысячи километров от него, судьба сталкивает меня с ним на мероприятии, где ему совсем не место.

Делаю шаг назад, чтобы убежать, чтобы развидеть это, но, совсем забыв о барной стойке, упираюсь в неё спиной. Он не сводит с меня глаз, стоит на расстоянии вытянутой руки и, как и прежде, скручивает все внутри одним лишь взглядом. Четыре года. Четыре года я не видела его, не слышала голос, но будто только вчера, я бездумно утопала в нем, не подозревая, что мне не удастся больше выплыть из этих чувств.

— Не подходи, — беззвучно произношу губами, глазами моля его об этом на коленях.

Он самое яркое напоминание моих ошибок, которые я не сумела простить себе, простить ему. Хватаю клатч со стула и спешу уйти. Сбежать отсюда. Но он останавливает меня, поймав за талию и развернув к себе, забыв обо всех приличиях и собственных принципах.

— Постой, — произносит, склонив голову над ухом.

Во мне разжигается война двух стихий, которые вихрем все сносят со своего пути. Никому так и не удалось заменить его касаний — легче сменить кожу, которая помнит каждое из них. Не могу пошевелиться, отойти. Задыхаюсь, тело бросает в дрожь, мурашки предательски бегут по коже. Смотрю в его глаза и чувствую, как снова погибает что-то внутри меня — с треском падает и разбивается. Я вижу в его стойком и непоколебимом взгляде растерянность, вижу, что хочет что-то сказать, но не может произнести это вслух. Все скручивается от волнения.

«Ну попроси ты прощения за случившееся. Хотя бы раз сделай это» — кричит внутренний голос. Я не прощу, но хотя бы буду знать, что сожалеет. Что сотворенное им не прошло для него бесследно. Но он молчит. А я теряю последние капли терпения и решаю уйти, но он вновь останавливает меня, взяв за руку. Кажется, тысячи вольт проходят от пальцев до самого сердца.

— Что ты хочешь? — шиплю, понимая, что его вседозволенность начинает привлекать внимание посторонних.

— Поговорить, — цедит мне в тон, глазами лезет под кожу. От его взгляда, ком нарастает не только в горле, но и на сердце.

— С кем именно, Роланд? — с трудом беру себя в руки. — С Медеей или Арианой? — еле сдерживаю слезы от скребущей душевной боли. Я всегда буду ревновать его к Ариане, ненавидеть его за то, что в последнюю нашу встречу видел перед собой её, а не Медею.

Мой вопрос застает его врасплох. Он, кажется, и не думал, что я могу знать правду. Пытаюсь отдёрнуть руку и сбежать отсюда, чтобы больше не видеть его, но он хватает меня ещё крепче и притягивает к себе. Смотрю ему в глаза, хочу высказать все, что думаю о нем, но уверена, он давно научился читать все по моему взгляду.

— Дай мне уйти, — прошу сквозь дрожь в голосе, так и не дождавшись ответа из его уст.

Он отпускает меня, и я ухожу. Оказавшись на улице, позволяю себе выдохнуть из легких всю боль, а слезам выйти наружу. Его появление, как двенадцатибалльное землетрясение, которое без труда снесло дом, возводящийся мною изо дня в день все эти годы. Он просто пришёл, коснулся и все разрушил, дав понять, что стены моего дома состояли из соломы.

POV Роланд

Сидя на диване, делаю очередной глоток виски, держа в руках глянец и разглядывая женщину, изображенную на обложке. Она, как и прежде, дьявольски красива и сексуальна.

— Бл*тство, — нервно откинув журнал на стол, устало потираю лицо и массирую виски, вспоминая, как встретил её сегодня.

Прилетев на деловую встречу, я не ожидал увидеть среди толпы Медею. Кого угодно, только не её. Случайно наткнувшись на знакомые изгибы, я не поверил своим глазам. Настолько свыкся с мыслью, что наши пути разошлись, и она живёт жизнью, которая никогда не приведёт её ко мне. Но это была она — до сумасшествия прекрасная. И я был ею восхищен. Не только лицом, но и силой духа, которая помогла ей встать с колен. Весь вечер, я наблюдал за каждым её движением и взглядом. Изучал так, словно впервые видел. Она стала другой — такой, какой я хотел её видеть прежде. В ней появилось нечто загадочное, что притягивало меня к себе. Я выжидал нужную минуту, чтобы подойти, прикоснуться. Забрать и остаться наедине. Но как только мои глаза встретились с её зеленой бездной боли, в ушах раздался звон её криков и проклятий, и я вновь забыл, как говорить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Какая ирония судьбы — я погубил человека, которого клялся оберегать.

Медея была права — все произошло по моей вине. Узнав, кем является Ариана, я, не раздумывая, поехал к Эрнесту, где мы столкнулся и с Геннадием. Я не церемонился и не подбирал слов. Моё бешенство росло с прогрессирующей агрессией. Никто не отвечал на мои вопросы, лишь просили, чтобы я не рушил жизнь Медеи и не рассказывал ей правду. И хоть пару раз я горел желанием обо всем рассказать, но все же держал в голове её слова о том, что есть правда, способная сломать ей жизнь. Я не хотел этого. Хотел лишь отомстить тем, кто был причастен к убийству целых семей; тем, кто не пощадил беззащитных детей и женщин.

Я направил все свои силы, чтобы найти информацию по делам Эрнеста. И как только на моем столе оказалась первая папка с важными документами, мне поступило анонимное предупреждение, чтобы я остановился. Останавливаться я не собирался. И, зная, что дальше мной решат манипулировать, я отправил младшую сестру заграницу, а после поехал к Эрнесту с Геннадием, чтобы предупредить их о случившемся и предложить помощь. Тогда я выслушал в свой адрес достаточно криков с отборным матом, но, в итоге, сумел убедить их принять моё предложение и улететь на какое-то время из страны.

На следующий день, когда я вёз билеты и деньги Геннадию, мне сообщили, что видели Медею в компании нашего постоянного посетителя Рейна, и, сорвавшись с цепи, я отправился к ним в ресторан. Мне всегда сносило крышу от ревности к ней, и тот день не стал исключением. У нас все дошло до необъяснимого абсурда. Я смотрел на неё, переводя дыхание от злости, наблюдал за тем, как в ответ ревнует она, и хотел истерично смеяться от бл*дского юмора жизни — она ревновала меня к самой же себе.

Не удержавшись, я позвонил своему человеку и попросил организовать апартаменты к нашему приезду. Хотел хотя бы раз сделать приятно Медеи, взглянуть на неё под другим углом и на этот раз достойно попрощаться. Тысячу раз я пожалел о той ночи. Я увидел и понял тогда слишком много. Главное из всего — это чувства Медеи, которых не должно было быть у неё. Положившись на глупое суждение, что ненависть помогает быстрее забыть человека, я целенаправленно назвал её Арианой и вручил ей конверт с билетами, зная, какая в ответ последует реакция.

Как только она ушла, я выехал на встречу с Эрнестом, чтобы вручить ему его билет, а после отправился к дому Геннадия. С трудом добравшись по пробкам обратно в город и увидев у подъезда Медеи машины скорой помощи и полиции, вся жизнь прокрутилась перед глазами. Я вышел из автомобиля, сделал несколько шагов и, заметив на земле лежащий женский труп в знакомой куртке, готов было сорваться к ней, но меня остановили руки Геннадия. Весь заплаканный и сломленный он сообщил мне, что выстрелили в Эмми. И только после услышанного, я увидел рядом с трупом Медею. Эта картина по сей день снится мне в кошмарах. Вся в слезах, она билась в истерике, не подпуская никого к телу, которое прижимала к груди. Её крики и слезы обездвижили меня и лишили дара речи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет в жизни справедливости. И те, кто хочет ее найти, всегда страдает! — это были последние слова Геннадия, сказанные мне в лицо. После, он покинул меня, отправившись помогать врачам привести старшую дочь в чувства.