Практическая магия - Дебора Смит

Квентин вытянулся в старом кресле, глядя на меня с тревогой.

– Ты тоже с ней разговариваешь?

Я помедлила с ответом, не в силах признаться ему, это казалось слишком личным.

– Любой, кто пробудет рядом с Медведицей подольше, начинает с ней разговаривать. Человек просто ничего не может с собой поделать.

Квентин нахмурился.

– Я никогда не говорил ни с одной из скульптур моего отца и никогда не чувствовал, что они живые.

– Ты понимаешь, что Медведица значит для нас? – спросила я.

– Воспоминания детства, я так полагаю.

– Все не так просто и однозначно. – Я встала с кресла и села на ступеньки крыльца у его ног, подняв к нему лицо, словно в молитве.

Если бы мне только удалось объяснить ему. Может быть, мы смогли бы стать друзьями, наши семьи могли бы подружиться, возникло бы чувство, за которое мог уцепиться Артур вне зависимости от того, что будет со скульптурой.

– Не представляю, что сказал бы тебе мой отец, но я уверена, что он захотел бы поступить правильно, – горячо начала я.

Я не могла удержать руки, жестикулировала, почти касаясь его брюк, готовая взять его за руки, лежащие ладонями кверху на коленях. Квентин нагнулся ко мне и слушал внимательно, чуть хмурясь. Его большие серые глаза не отрывались от моего лица.

– Мы всегда жили очень тяжело. Папе не из чего было выбирать, и он научился ценить то, что имел Честно говоря, он наслаждался тем, что имел. Папа был настоящим праведником. Он свято верил в необходимость делиться с ближним всем, что имел. Он поделился бы и с тобой, я не сомневаюсь. – Я замялась. – В тот день в тюрьме я рассердилась на тебя, потому что вела себя как дура. Из-за того, что хотела бы получить деньги за Медведицу, я была готова наброситься на первого встречного Тайбера. Отцу стало бы за меня стыдно.

Я собралась отвернуться, скрыть свои чувства, сменить тему разговора, но Квентин дотронулся до моего плеча кончиками пальцев.

– Нет, Том Пауэлл не стыдился бы тебя. Он гордился бы своей дочерью. Нет ничего постыдного в том, чтобы желать денег, если ты хочешь позаботиться о своем доме и своей семье.

Я беспомощно уставилась на него.

– Ты что, экстрасенс?

– Ни в коей мере, я просто не могу представить мужчину, который не испытывал бы гордости за такую дочь, как ты.

Меня охватило тепло.

– Моя квартирантка, Лиза, уверяет, что говорит с папой во сне. Все это чушь. Я не верю в подобные вещи, но все же… Я иногда вижу его во сне, но не могу произнести ни слова. Или я говорю, а он меня не слышит.

– И ты просыпаешься в холодном поту, а горло у тебя саднит.

Я смотрела на него широко открытыми глазами.

– Нет, ты все-таки экстрасенс.

– Мне тоже снятся похожие сны.

– Расскажи мне о своем отце, – решилась попросить я.

– Я не люблю говорить о нем. Не о чем… Разумеется, я не могу этого сказать даже во сне. Он давно умер.

– Он был добрым? Ты любил его?

– Это не имеет значения.

– Но ты же видишь его во сне.

– Стараюсь, чтобы такие сны не приходили.

– Но как же ты живешь с тем, что не можешь ни изменить, ни объяснить?

Квентин насупился.

– Я просыпаюсь утром и забываю, что мой отец существовал.

– Не так-то легко закрыть свою душу, перестать любить.

Его глаза совсем потемнели, утратили свое серебристое сияние. Он смотрел на меня так, будто я намеренно провоцировала его.

– Упорное самовнушение творит чудеса.

Я всплеснула руками, но не нашла слов, чтобы возразить.

– Я видела статью, где говорилось, что твой отец покончил с собой. Я знаю, что с ним случилось, и могу представить, каково было тебе и твоей матери.

Квентин на мгновение зажмурился. “Отлично, ей хочется узнать. Она думает, что может представить такое”.

Мой отец выстрелил себе в грудь. Я первым нашёл его тело и до сих пор помню запах крови, вижу Дыру на месте его сердца, капли крови и плоти на его рубашке. Я не могу забыть, каким холодным он был, когда я коснулся его рукой. Его пустые глаза все еще смотрят на меня. Он был таким одиноким, когда умер. Вот таким я вижу его теперь во сне.

Я больше не смотрела на него. Меня поразило его признание. Мне стало стыдно за свою настойчивость. Я подняла руку, чтобы убрать волосы с лица, и нечаянно коснулась его руки. И было столь естественно положить мою ладонь на его в знак сочувствия, с просьбой о прощении. Я не представляла, как Квентин на это отреагирует.

Но его пальцы переплелись с моими, он поднес наши руки к своей щеке и прижал.

– Прости, что я вот так вывалил все на тебя. – Его голос звучал хрипло, пальцы мягко касались моих, и от него ко мне бежал ток.

Я посмотрела на него.

– Мне и в голову не приходило, что именно ты нашел его. Если бы я знала, никогда бы не стала спрашивать.

– Просто не люблю говорить о своем отце. И если думаю о нем, то сразу же вспоминаю, как он умер. Что бы я ни сказал, этого не изменить.

Я покачала головой.

– Молчание – главный враг надежды. Не помню, кто это сказал. Может быть, Платон или кто-то из святых. Но это правда.

Квентин медленно выпрямился и выпустил мою руку. Он снова облачился в свои доспехи.

– Я уважаю тебя. Не порти впечатления советами, которые я могу прочитать, купив печенье с предсказаниями.

От его цинизма у меня по спине пробежал холодок.

Я не могла не вспомнить любимую фразу моей мамы. Годами она не приходила мне на ум. Но в тот вечер мама снова сидела рядом со мной на крыльце, суровая, непреклонная, пытающаяся пробудить во мне религиозные чувства. “Это не ты держишь змей. Змеи держат тебя”. Квентин увлек меня только для того, чтобы грубо оттолкнуть. Я встала.

– Ты пытаешься подружиться со мной и Артуром исключительно ради твоей выгоды, верно? – спокойно спросила я. – Ты говоришь, что нужно, поступаешь, как должно, но у тебя все наперед просчитано. Ты не хочешь, чтобы мы узнали тебя как следует, и не желаешь узнать нас. Ты думаешь, что мы всего лишь чудаковатые провинциалы. И на самом деле совсем нас не уважаешь.

– Это неправда, но я приехал сюда по делу, а не для того, чтобы делиться печальными воспоминаниями или анализировать жизнь моего отца. Ты не должна забывать об этом.

– Что ж, теперь я так и поступлю.

Мои квартиранты скоро должны были собраться к ужину. На плите стояла огромная кастрюля с тушеным мясом, а картофельный салат ждал своего часа в холодильнике. Мне предстояло накрыть на стол, играя роль хозяйки в доме отца, ставшем теперь моим.

– Прошу прощения. – Я ушла в дом. Теплый вечер не помог мне справиться с ледяными мурашками, пробежавшими по коже.

В тот же вечер, позднее, Квентин лежал на узкой кровати в крохотной квартирке в бывшем курятнике и мрачно прокручивал разговор с Урсулой. Он оставил Дверь открытой, чтобы избавиться от застоявшегося нагретого воздуха, но экран из сетки закрыл, и теперь ночные бабочки бились о него. Вентилятор у окна гнал теплый, пропитанный запахами лета воздух, чем-то отдаленно напоминавший виноград, и слабый ветерок гулял по обнаженному телу Квентина. Он заложил руки за голову и смотрел на черное небо с бриллиантами звезд, свет которых не заглушали городские огни. Хаммер спал на выложенном плитками полу у кровати, подергиваясь во сне и тяжело дыша. Ему снился серый кролик, за которым он днем гонялся на пастбище.