Ответ Империи - Олег Измеров

— Именно так! С какой стати уже третий раз у меня происходит одно и то же? Залетаю в прошлое, здрасьте-здрасье, а тут уже до меня кто-то произвел МНВ — минимально нобходимое воздействие — и мир идет уже в другую сторону. Причем, заметьте, я появляюсь в нем не в момент изменений, а тогда, когда он сложился, когда первый попаданец уже давно ни на что не влияет, а все идет своим естественным путем. И появляюсь именно накануне кризиса. Это совпадение или это задача?

— А вы, как я понимаю, исправлять это прошлое как раз не хотите? И потому вас закинули, чтобы подставить нам?

— Причем сразу. Вы должны были взять меня еще у Самолета, но ваши сотрудники взяли ложный след.

— И ваш отъезд с Ингой был бы выходом из игры здесь? Живой вы начали действовать не так, как ложная цель, и тогда они решили подбросить труп с монетой?

— А киллер с понтом ушел в другое время и обрубил концы.

— Тогда получается, что они должны знать методы нашей работы или догадываться. Мы ориентировали население, чтобы обращали внимание на людей с необычными способностями, а они, наоборот, могут прислать того, кто не умеет делать что-то известное современному человеку. Кстати, не забывайте, пожалуйста, что они — это пока только предположение.

— Ну, спецслужбы второй реальности пользовались точками перехода для поворота истории. Это факт.

— Но не факт, что они стоят за всеми случаями. Наоборот, кто-то мог использовать их самих. Хотя опять-таки что-то определенно утверждать мы сможем только в том случае, если обнаружим этого вашего второго. Кстати, он должен вас знать очень хорошо, и не только по фотографии.

Виктор задумался. Светлана тоже молчала, видимо, ожидая реакции. В комнате стало тихо, необычно тихо — по крайней мере, Виктору эта тишина показалась странной.

"Почему меня так удивляет эта тишина?" — подумал он. "Такое впечатление, что не хватает чего-то привычного. Шума улицы? Нет. Динамик на стенке молчит? Нет, нет, в этом ничего нового… А, вот оно. Нет шума кулеров. Монитор на столе стоит, а шума системника нет. Для терминальной станции достаточно маломощного процессора, и кулеры не нужны."

Он решился первый нарушить молчание.

— Светлана Викторовна, — начал он, — я понимаю, что перед пришельцем нельзя из осторожности раскрывать все карты, но мне кажется, что если вы расскажете о первом контактере, то мы с вами сможем лучше нащупать истину. В конце концов, если бы моей задачей было бы вытянуть именно эту информацию, то ни я, ни те, кто гипотетически могли меня сюда закинуть, не стали бы действовать таким глупейшим способом. Наверное, на это необходима санкция вашего руководства…

— За мои полномочия не волнуйтесь, — улыбнулась она. — Хотите кофе? Нас тут недавно оснастили автокофеварками "Экспресс-миньон".

— И кофе "Нескафе"?

— Вы уже у нас были? Двадцать лет назад такой дефицит! В Москву ездили, в очередях стояли за этой коричневой баночкой…

"Это просто это какой-то День Сурка…"

— …А вообще, хотя сейчас это время и критикуют за мелкобуржуазность, но ведь мы с вами жили тогда не только джинсами, дисками и погоней за дефицитом. Были и тогда мечты, в стройотряд ездили на Атоммаш, жили в вагончиках… Даже вот колхоз — иногда жалко, что теперь его отменили, что-то в нем было для студентов. Я, например, там со своим будущем мужем познакомилась.

Кофеварка фыркнула и наполнила две чашки.

— Ну вот, теперь проще слушать будет. Значит, первый хроноагент был выявлен в семьдесят восьмом году.

Светлана дала короткую очередь по клавишам и повернула экран к Виктору. Он ожидал увидеть портрет попаданца, но вместо этого медиапроигрыватель крутил кинохронику предолимпийских времен.

"Проверяет? Следит за реакцией? Знакомо или нет?"

— В руководстве страны к этому времени уже назрел кризис, — продолжала она. — Трижды Герой Советского Союза Леонид Ильич Брежнев начал физически дряхлеть и терять контроль над ситуацией в верхушке. Новое поколение партийной элиты, которое не участвовавшее в войне и привыкло жить приобретательством и покупкой зарубежного дефицита, все меньше было заинтересовано повышением уровня отечественных потребительстких товаров. У этого поколения, которое сейчас условно называют "подлесок", сформировался двойной комплекс неполноценности. Во-первых, это чувство ущербности всего советского по отношению к зарубежному, доходившее до культа импортного барахла, а, во-вторых, — чувство невостребованности из-за того, что кресла освобождались только для захоронения у Кремлевской стены. Система была слишком стабильной. Плюс к тому, руководители республиканских ЦК чувствовали себя ущемленными, потому что на роль генсека не пустят человека из нацменьшинств и исподволь подходили о мысли отделиться и быть полновластными царьками. Обществоведы не только не смогли дать "подлескам" какую-то цель, кроме дележа кресел, погони за льготами и зарубежными шмутками: хоть и было среди них много людей умных и талантливых, но вместе, как система, они превратились в церковь, в организацию, которая отстаивает догмы. Даже не из страха, а потому что в этой части науки были такие правила продвижения. Вы наверняка сами это помните.

— Да. Поэтому я в гуманитарии и не пошел, хотя говорили, что есть способности.

— Короче, хроноагент был спичкой в соломе.

— И почему не загорелось?

— Не учли психологии русских. Они думали, что Андропов будет действовать, как разумный номенклатурщик, то-есть побежит за орденом. Его же на этот пост поставили именно потому, что он не станет использовать КГБ, чтобы взять власть. А он поступил, как службист. Он решил, что терять нечего, и долг присяге требует от него брать власть в стране профессионально, то-есть действуя в рамках закона.

— Законный переворот?

— А чего стоят спецслужбы, если они где-то не смогут в интересах своей страны сделать переворота? Прежде всего Юрий Владимирович представил результаты Брежневу. И подал информацию так, что тот был вне себя. Человек понял, что ему осталось жить три года, и не нужны ему ни ордена, ни коллекция автомобилей, ни вся эта похвальбы в его адрес, а надо бессмертие души. А чтобы обрести это бессмертие, политику надо войти в историю, как спасителю Отечества, а еще лучше — мира. Как кофе?

— Вскрытие покажет.

Она хихикнула так, что дрогнула рука; коричневые волны в чашке вышли из берегов.

— Слушайте, ну предупреждайте, я хоть сначала на стол поставлю…

Света вытащила бумажные салфетки и промокнула капли на матовом пластике цвета ореха.

— В результате Андропов получил санкцию генсека на операцию "Ответ", — продолжала она. — Это от "Наш ответ Чемберлену". Создавать теорию нового общества привлекли тех, у кого голова свежая — технарей, того же Альтшуллера с его прикладной диалектикой, марксистский андерграунд вроде Кагарлицкого, он как раз самиздатом начал баловаться. Из зарубежных даже Гэлбрейта и Окито подключили, правда, они не знали, что работают на КГБ. И, представьте себе, вскоре чисто на уровне здравого смысла получили программу перезагрузки советского общества. Вам в институте рассказывали, что уровню производительных сил должен соответствовать уровень производственных отношений?

— Ну да. В теории. Когда до феодализма и капитализма доходили, еще понятно, а как они дальше связываются…

— И не удивительно! После Ленина у нас этими производительными силами философы не занимались! Считали, не их графское дело железки изучать. Так вот, вышло, что после крупного машинного производства — ту, того, что у Маркса — у нас еще два уровня развития производительных сил получилось. Значит, первая промышленная революция — это вы знаете, это Маркс описал, это механизация. Паровая машина стоит, трансмиссия по зданию, механизмы, станки крутит, объем производства этой машиной ограничен. Отсюда буржуазия, то-бишь прямые хозяева этих заводиков, которые еще в состоянии охватить то, чем она руководит, ну и пролетариат — неквалифицированная рабсила, неграмотная, работает за копейки. Сейчас такое производство либо вынесено в страны третьего мира, например, полукустарная продукция из Китая, либо для него на Западе нанимают мигрантов, часто нелегалов, создают подпольные цеха и там эти мигранты пашут, как рабы, как марксовы пролетарии. Понятно?

— Угу. То-есть пролетариат теперь это Равшан и Джамшут.

— Не знаю, кто это, но чувствую, что вы поняли. Вторая революция — это электрификация. Электропривод, конвейер, релейная автоматика. И вот этот массовый поточный выпуск требует других отношений. Во-первых, значительная часть рабочих должна быть грамотной и образованной. Читать чертежи и техпроцессы, знать, что такое электричество, законы физики, подчас иметь руки ювелира и сообразительность шахматиста. Такая рабочая сила не может быть дешевой, ей нужны школы, детсады, больницы, дома отдыха, потому что человек с улицы по невежеству наделает убытков в сто раз больше, чем ему заплатили. Во-вторых, производство стало сложным, и частный предприниматель не может сам разобраться в сложной организации большого завода. Поэтому предприниматель уже не хозяин. Хозяин — аппарат, инженеры, технологи, управленцы. А он — финансист, для него экономические понятия сворачиваются в узкую сферу операции с деньгами. Вот на этом этапе экономические науки не только у нас, но и во всем мире вырождаются, превращаются в узкие ремесленнические дисциплины для бухгалтеров, банкиров и составителей госбюджета. В-третьих, для фордовского производства уже нужна не столько максимальная сиюминутная прибыль, сколько стабильность. Конвейеры легко запустить, но трудно перестраивать. Отсюда необходимость как в общем планировании экономики, так и в определенной унификации человека, подгонки его личных интересов под общественные. И частный предприниматель в этой системе уже получается фигурой лишней, ненужной. Вот Сталин методом проб и ошибок и создал общественный строй под конвейерные производительные силы. Поэтому страна быстро развивалась.