Серебряные крылья, золотые игры - Иви Марсо

взволнованным, даже когда я натравила тигра на стадион с десятью тысячами зрителей.

― Прошлой ночью работники закончили строительство стойла для единорога, ― объясняет он тихим голосом. ― Мы пытались переместить его на новое место. Мы использовали железные цепи и копья. Делали его намного позже заката, чтобы он не мог использовать солнце… Но он все равно убил несколько человек.

Чертовы боги.

У меня перехватывает горло, и мне приходится напомнить себе, что нужно дышать, пока мы бежим по ступенькам Сорша-Холла.

― Я не знаю, что я могу сделать. Он меня не слушает. Единственное, к кому он может прислушаться, ― это к кому-то из своих…

От резкой остановки мои сапоги скользят по булыжной мостовой, ведущей к городским воротам, пока я, размахивая руками, разворачиваюсь к конюшням Валверэев.

― Нам нужна Мист!

К тому времени, как мы взнуздываем Мист и ведем ее на тренировочную площадку Золотых Стражей, все мое тело трясется как в лихорадке. Я боюсь, что единорог снова причинит вред людям, и я также знаю, что есть грань, за которой даже Райан согласится, что он слишком опасен, чтобы оставлять его в живых.

Пока мы идем к старым казармам, Мист искоса смотрит на меня.

Ты не пришла на нашу прогулку вчера. И позавчера. Я сделала что-то не так?

Я ускоряю шаг, прикусив внутреннюю сторону щеки. С тех пор как я узнала правду о своей матери, мой разум бесконечно что-то обдумывает. Я переосмысливаю воспоминания двенадцатилетней давности. Гадаю о том, что значит быть дочерью безумного короля Волкании.

Наконец, я признаюсь:

Я не знала, что тебе сказать. Ты лгала мне о моей матери. Ты была с ней, когда она приехала в Бремкоут. Ты сказала мне, что она родом из северных лесов.

Мы с Мист редко ссоримся, но я не могу отрицать, что меня снедало то, что я узнала правду от Чарлина Дэрроу, а не от своей лучшей подруги.

Мист смотрит на меня исподлобья и невозмутимо моргает.

Это была не ложь. Она была с севера. Она родом из лесов.

С волканской стороны границы! ― Мой внутренний голос взрывается в черепе. ― Ты опустила эту ключевую информацию!

Она вскидывает голову ― лошадиный эквивалент пожимания плечами, ― и я стискиваю зубы от нахлынувшей волны разочарования. Проклятые лошади и их слишком буквальное восприятие мира.

И все же, возможно, я несправедлива, ожидая от нее большего. Не похоже, что лошади способны понять концепцию политических границ.

Почувствовав мою обиду, Мист толкает меня в плечо, пока мы ждем, как солдаты откатывают ворота, чтобы пропустить нас на территорию комплекса.

В этом месте, которое ты называешь Волканией, я жила в конюшне, еще большей, чем та, что сейчас. Там было много таких, как ты, умеющих колдовать. Меня готовили к тому, чтобы я тянула черную карету. Однажды ночью ко мне пробралась Изабо. Она была мне незнакома. Она оседлала меня. Приказала мне скакать галопом.

И ты просто пошла с ней? ― спрашиваю я.

Она дала мне яблоко.

Я качаю головой. Трудно сердиться на мою милую девочку, и я знаю, что она обидела меня не нарочно. Потрепав ее по морде, я дразню:

Ты и твои яблоки. Ты бы позволила дьяволу оседлать себя, если бы он дал тебе яблоко. ― Но мой гнев улетучивается, когда мы проходим мимо трех тел, лежащих у казармы, накрытых белыми простынями, испачканными кровью.

Максимэн подает сигнал двум бледным солдатам, которые выглядят так, будто увидели призрака. Они отпирают стойло единорога и откидывают укрепленную дверь.

Мое сердце колотится, когда я вхожу внутрь, ведя Мист за недоуздок. Помещение просторное и темное, в нем царит странная напряженная тишина, словно в ожидании бури. Казармы, где раньше жили солдаты, расчищены, чтобы сделать манеж, засыпанный песком, и ряд стойл, переделанных из офицерских помещений. Сверху толстые бревна поддерживают выкованную из железа черепицу, перекрывающую весь солнечный свет.

― В центре крыши есть небольшой люк, сейчас закрытый и запертый.

Как и обещал Райан, здесь все из камня, песка и железа.

Ничего, что могло бы гореть.

Внезапно воздух пронзает злобный, неестественный звук. Единорог выбегает из тени и встает на дыбы. Пена стекает у него изо рта. С уздечки слетает железная цепь. Копыта роют песок.

Максимэн выхватывает меч, хотя между нами и зверем ― прочные металлические перила манежа.

Сердце подскакивает и замирает в горле. Солдаты наводят стрелы с железными наконечниками. На песке видны лужи крови, оставшиеся от одной из жертв единорога.

Я вызываю свой внутренний голос, чтобы приказать ему остановиться, но…

Что, по-твоему, ты делаешь? ― Мист ругает его чопорным, строгим голосом.

Разъяренный единорог замирает, как погасшая свеча. Широко раскрыв глаза, он смотрит на Мист так, словно никогда не видел другой лошади. Насколько я знаю, он и не видел.

Мист неодобрительно стучит копытом.

Посмотри на себя. Устраиваешь беспорядок. Шумишь. Из-за чего? Новая конюшня в твоем полном распоряжении? Свежая люцерна? Как ужасно.

Единорог вскидывает голову, уши поворачиваются вперед, голова слегка откинута назад, он ошеломлен. Мист на шесть ладоней ниже его и весит вдвое меньше. У нее нет смертоносного рога. Нет железных копыт.

И все же кажется, что он сразу начинает ее уважать.

Солдаты медленно опускают луки, пораженные происходящим на их глазах волшебством. Их внимание переключается с одной лошади на другую.

― Я прикажу строителям сделать для Мист стойло рядом со стойлом этого чудовища, ― бормочет Максимэн в благоговейной тишине. ― Она единственная, кто смог его приручить. Когда Райан вернется, он все поймет.

Я сжимаю пальцы вокруг недоуздка Мист.

― Ты не знаешь, безопасно ли это. У него может быть злой умысел.

Максимэн поджимает губы и, запинаясь, произносит:

― Я… э-э… не думаю, что у него плохие намерения по отношению к ней. ― Он прочищает горло и кивает в сторону единорога.

Я в замешательстве, и мне требуется минута, чтобы заметить