Созерцатель скал - Евгений Кораблев

– А седни беспременно лед разобьет, – добавил он помолчав. – Вишь, мгла какая! Завсе так.

...Как и всегда, утром Попрядухин прежде всего глянул на хребты... И холодок пробежал по телу.

Вершины гор «закиселило» – утонули в густом тумане.

Он ничего не сказал Алле. Не хватило духу.

Скоро все кругом затянуло мглой. Красный шар солнца светил сквозь нее жутко и зловеще. Скоро падет ветер с гор, и тогда – конец.

«Ехать, ехать! Вот тебе и ехать!» – подумал он. Это был единственный упрек, который он позволил себе.

– Отгуляли, видно! – прохрипел он.

Но Алла не отозвалась. От истощения, отчаяния, полузамерзшая, она едва ли что понимала.

...Сколько они пролежали так, он не мог бы сказать. Во мгле нельзя было определить.

Крепкий запах лошадиного пота вернул его к жизни. Он открыл глаза. Из зловещей мглы высунулась морда Сивки. В порыве чувств он похлопал ее, и Сивка ответила ласковым ржанием. А, и Жучок здесь! Все не одному помирать.

В эту минуту ему показалось, что мгла словно поредела. Что-то сквозь нее видать.

Всматривался, всматривался и увидел нечто несуразное.

...Будто скалы. И за ними – избы. Совсем близко, рукой подать.

«Блазнит, – решил он, – замутилось в голове».

Смотрит. Опять! Сквозь поредевший туман – деревня да и только! Диво дивное! Посреди моря он лежит – помнит это... Что такое?

...Поморы быстро залезли на баркас. С берега торопливо передавали им весла, отвязывали причал. Среди рыбаков шла суета.

Профессор, Созерцатель скал и ребята подошли ближе.

Лодка уже отплыла.

– Люди на льдине! – передавалось из уст в уста по берегу.

Профессор понимал их лихорадочную торопливость. Ему памятно было, как ветер принес их остров к берегу и снова погнал в море. Поморы тоже знали и спешили. Они гребли с бешеным напряжением. Лодка летела, глубоко пеня волны.

А на горизонте тихо, неподвижно замерла громадная льдина, на которой что-то темнело.

Профессор вынул бинокль и поднес к глазам. Вдруг руки его дрогнули. Бинокль так и запрыгал около лица. Созерцатель скал и ребята с удивлением смотрели на него.

– Что там?

Он не ответил, продолжая смотреть. Вдруг бинокль глухо шлепнулся о песок. Булыгин, бледный, диким взглядом обвел всех.

Федька быстро поднял бинокль.

– Что там? – заинтересовавшись, впились все в него.

Булыгин тоже глядел на вузовца.

Федька, видимо, нервничая, опустил бинокль, протер глаза. Снова припал к нему. Через минуту он, удивленно глядя на всех, сказал:

– Или я сошел с ума... Или там... Попрядухин и... Алла.

...Когда старик открыл глаза, его несли в баркас. Алла уже сидела там. Другая лодка снимала Сивку и собаку.

...Быстро приближались берега.

Кто это? У Попрядухина чуть не отнялся язык.

Профессор? Ребята – Тошка с Федькой, Майдер, Созерцатель скал? Значит, они на Ушканьих? Нет! Вот какие-то стены.

Тут он узнал место. И объяснилось, какие скалы он видел. Очевидно, пока они лежали, незаметно для них море вскрылось. Льдину их ветром прибило к берегу, где находился Посольск.

Шатаясь на слабых ногах, Алла вышла из лодки.

– Отец! – воскликнула она, увидев Созерцателя скал, по лицу которого текли слезы. – Отец! Отец!

– Дочь моя! – шептал он, прижимая ее к сердцу.

– Профессор! – вскинула девушка голову от груди отца. – Вы не узнаете меня? Это я, ваша Алла!

Настоящее счастье – то, которое приходит неожиданно. Булыгин верил и не верил.

– Надо быть сумасшедшими, чтобы пуститься в такую пору по Байкалу, – говорил Тошка радостно.

– Твердит, как безумная: ехать! ехать! Ну, и поехали! – бормотал сконфуженно Попрядухин, сразу оживший после водки. – И впрямь сумасшедшие. А я уж думал было того... Питомник пушных зверей, до свиданья!

Рассказывать, как и что случилось, хватило бы на несколько дней. Но Алла от слабости молчала и только улыбалась.

Говорить пришлось старику. Он чуть не лишился своих усов от поминутного закладывания.

Спасенных повели в избу отогреваться. Профессор, поддерживая Аллу, еще шатавшуюся от слабости, помогал ей взойти на крыльцо. В эту минуту взгляд их упал на залив.

То, что представилось их глазам, было так неожиданно, что оба замерли.

Там, где полчаса назад громоздились льдины, служившие им плотом, шумело чистое, свободное море. Запоздай они немного... И одновременно от этой мысли профессор и Алла взглянули друг на друга.

– Алла! – прошептал он.

Она приподнялась и поцеловала его.

Точно обезумев от радости, от свободы, волны плясали по всему простору залива, как пьяные, хлестали брызгами и смеялись.

Славное море, священный Байкал,Славный корабль, омулевая бочка!Эй, баргузин, пошевеливай вал!

– донеслись в эту минуту дружные голоса подвыпивших поморов.

Плыть молодцу недалечко...

Созерцатель скал смотрел на море, на двух счастливых, стоявших на крыльце, и в груди его росло и ширилось что-то горячее и радостное. Ему тоже хотелось петь про «священный Байкал».

Трилогия Евгения Кораблева

Произведения «Четверо и Крак», «У Пяти ручьев» и «Созерцатель скал» Евгения Кораблева (Григория Григорьевича Младова) публиковались в издательстве «Земля и фабрика» с 1926 по 1931 г. Они выдержали несколько изданий и в наши дни, несомненно, еще вызовут живой интерес читателя.

Достоинства этих книг, прежде всего, в соединении увлекательного сюжета с не менее интересными и полезными сведениями из разных областей географии, геологии, зоологии, этнографии, истории и т. п. Привлекает в трилогии и передача атмосферы жизни двадцатых годов, романтического пафоса тех лет, который ощутим во всех поступках и в настроении молодых героев книг.

Е. Кораблев, рядом с другими зачинателями жанра советского «приключения-путешествия», ставил своей задачей направить любознательность подростка, юноши в сторону расширения научных знаний и изучения природы.

В рецензии на первую книгу Е. Кораблева «Четверо и Крак» газета «Правда» писала: «Законная доля романтизма у молодежи должна получить свое удовлетворение, но так, чтобы литература, отвечающая данной потребности, могла направлять эти эмоции в нужное нам русло, могла воспитывать борцов и строителей социализма.

В огромной своей части приключенческая литература, выпускаемая у нас, не только не выполняет этой положительной роли, но, напротив, часто может вызывать настроения, чуждые пролетарской общественности. И лишь очень небольшой слой приключенческой литературы достоин считаться удовлетворительным или даже удачным.

К числу удачных можно, несомненно, отнести книжку, которую мы рецензируем... хорошо, что в приключенческой повести нет обычной халтурщины, не пахнет старой пинкертоновщиной.