Безмолвные призраки Хионы - Влада Ольховская

масштабах этой планеты. Под ними – черный океан, настолько глубокий, что дна у него, можно считать, нет. Над ними – вечные белые льды. Еще дальше – буря, и космос, и пустота… Они сейчас так далеко от Земли, что каких-нибудь сто лет назад такое расстояние казалось недостижимым. Но ведь и такие, как они, в прошлом не существовали… Мир огромен, непредсказуем, а они сами загоняют его в рамки, придумывают ограничения – и делают себе больно.

В этот миг Альда не чувствовала себя ни солдатом специального корпуса, ни даже членом команды «Северной короны». Это были важные для нее роли – но пока отошедшие на второй план. Осталась только она – родившаяся на Земле девочка, которая совсем не готовилась к тому, что будущее будет таким. Но именно верность той, оставшейся в далеком прошлом, девочке и помогала не сдаваться и даже не бояться сейчас.

А еще – подсказывала, что более подходящего мига для правды уже не будет.

– Габриэль, – позвала она.

Они сейчас сидели друг напротив друга на разных концах круглого зала. Но сам размер эвакуационной комнаты все равно делал их близкими, хотели они того или нет.

Триан лениво приоткрыл один глаз и усмехнулся:

– О, смотрю, с козырей пошла. Чего тебе, мелкая?

– Убери блок.

– Нет. Все еще нет.

– Я не собираюсь лезть в твои мысли. Я хочу тебе кое-что передать.

– Хорошая попытка, но все равно нет. Хочешь что-то сообщить – используй слова, очень рекомендую.

Он явно надеялся свести все в шутку или смутить собеседницу. Но Альда ожидала, что так будет. Она не начала бы этот разговор, если бы не была готова: волнение в душе сменилось странным уверенным покоем. Так что она могла безо всякой дрожи в голосе сказать ему:

– Я люблю тебя.

Вот теперь Триан перестал ухмыляться. Он открыл глаза, нахмурился, не понимая, как реагировать и почему они вдруг перешли к этому. Альда по-прежнему не чувствовала никакого смущения. Почему она должна стесняться одного из самых сложных чувств на Земле? И одного из самых естественных, дающих смысл даже тогда, когда иных смыслов не остается.

Да и потом, его не так уж сложно было любить, что бы он там себе ни придумал.

– Альда, ты… Зачем? – спросил Триан. – Не нужно…

– Нужно. Мне – нужно. Просто слова иногда звучат слишком грубо. Они неплохи, когда других вариантов нет, но для нас-то с тобой есть. Поэтому я попросила тебя убрать блок. Или я и дальше буду ограничена словами.

Несколько долгих, бесконечных секунд он смотрел на нее, не говоря ни слова. Его глаза в тусклом свете аварийных ламп казались почти черными, нечеловеческими, так похожими на безжизненную пустоту между планетами – на смерть между жизнью. Мало кто мог выносить его взгляд, а Альде было легко, она уже привыкла, знала, что он прячется за этой темнотой, как за зеркалом.

Наконец она почувствовала, как телепатический блок исчезает и привычная связь между ними возвращается. Альда позволила себе слабо улыбнуться, отступать она не собиралась – как и нарушать свое слово. Она не стала ничего вытягивать из его памяти, она только отдала то послание, в котором по-прежнему не находила ничего постыдного.

Потому что у телепатов все-таки было определенное преимущество: Альда хорошо знала все грани человеческой души, она могла провести черту между влюбленностью, любовью и желаниями тела. Она хотела рассказать ему о том, что стало естественным – новой правдой, которая была связана с ним, а значит, он имел право знать, пусть даже без обязанности разделить с ней это чувство или хоть что-то ей вернуть.

А еще она позволила ему узнать, что ей нужно. Потому что сейчас был идеальный миг для этого, второго такого может и не быть. Они всегда будут связаны – правилами космического флота, требованиями специального корпуса, интригами Легиона. Бесполезно закрывать на это глаза. Но порой в их жизни будут случаться такие моменты, как сейчас: когда они одни между океаном и небом. Здесь ни у кого, кроме них, нет власти, и никто не узнает, что случилось в этой комнате. Даже Легион, который внимательно следит за Трианом по своим причинам, в это мгновение никогда не заглянет. Тайна, родившаяся здесь, тайной и останется.

И Альда хотела, чтобы эта тайна появилась. Триан понял ее – но она знала, что он поймет.

– Ты уверена?

Любой ответ сейчас был не просто ответом. Альда поддерживала телепатическую связь между ними, знала: Триан почувствует, что она говорит правду. Он будет чувствовать то же, что и она, знать о ней все. Только сегодня и только здесь – но до конца.

– Да. Я хочу, чтобы это был ты. И ты тоже хочешь, чтобы это был ты.

Он больше не сомневался. Триан встал и подошел к ней, а она поднялась ему навстречу. После его привычной игры в сонное равнодушие почувствовать страсть было неожиданно, но правильно. Его губы, его руки, его желание, которое наконец освободилось – и на которое она с готовностью отвечала, хотя и понимала, что он все равно поведет ее, а она примет это и позволит ему.

Так странно, забавно даже… Давно, когда она была кадеткой и украдкой наблюдала за парочками, убегавшими с лекций, прятавшимися в укромных уголках с понятной целью, она думала о том, как все однажды будет у нее. Скорее всего, так, как у большинства солдат – на узкой койке космического корабля. Или на какой-нибудь станции, в арендованной комнате, с механиком, которого она едва знает и имя которого назавтра забудет. Потому что ко всему нужно относиться просто и не ждать чего-то большего!

А сложилось вот как. На металлический пол, тонкую плиту, отделявшую их от бездны, упал сначала его плащ, потом ее светлая меховая шубка. Альда невольно подумала о том, что девушки из гражданских не разобрались бы в сложной системе ремней и пряжек на форме легионера, а она знала, что делать. Она хотела почувствовать его – полностью, не ограничиваясь короткими минутами полученного украдкой удовольствия. Она смотрела ему в глаза, когда зал ненадолго закружился и она ощутила спиной тот самый серебристый мех шубки.

Альда впервые была настолько едина с другим человеком – и на уровне тела, и на уровне разума. Может, души тоже? Никто ведь не знает, что такое душа… Ни с кем, кроме него, так не получилось бы. В миг, когда она почувствовала его в своем теле, она проникла и в его сознание, открывая свое собственное.

Он знал, что чувствует она. А она считывала то, чего не ожидала, потому что не представляла, чего вообще ожидать от легионеров… Предполагалось, что вечного холода, но холода там не было. Сначала