Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович

До начала 1925 года Особый отдел ОГПУ составлял ежемесячные сводки о положении в Красной армии. В начале 1925 года, как докладывал Г. Г. Ягода председателю ОГПУ Ф. Э. Дзержинскому, было решено перейти «на систему трехмесячных докладов» и двухнедельных сводок «О происшествиях». Доклады должны были давать «картину теневой стороны состояния Красной Армии в динамике» [643]. Как отмечает А. А. Зданович, сложность состояла еще и в том, что руководство ГПУ — ОГПУ не могло на протяжении ряда лет окончательно определиться с формулированием задач для Особых отделов. Если приказ ГПУ № 18 от 22 марта 1922 года заявлял, что задача Особых отделов «оградить Красную армию от всех белогвардейцев и шпионов», то приказ № 36 от 30 марта 1922 года подчеркивал, что «очередной задачей является ограждение Армии от внутреннего разложения, от вредных элементов», что означало в первую очередь наблюдение за армией и всестороннее освещение ее жизни [644]. И в любом случае предусматривало наблюдение за личным составом и информирование вышестоящих инстанций.

При этом сведения Особого отдела и политорганов в ряде случаев давали различную картину положения в воинских частях. Помощник командующего войсками Петроградского военного округа по политической части В. Г. Джикия в докладе командующему ПВО указывал на нерегулярность информирования командования со стороны Особых отделов, а также на то, что многие сведения не заслуживают доверия [645]. В январе 1924 года военно-политическое совещание одной из дивизий 5‑й армии протестовало против сведений Особого отдела о положении в 108‑м полку.

Согласно сводке ГПУ, 50 % личного состава Нерчинского батальона было готово перейти к бандитам. Политорганы утверждали, что на деле во всем 108‑м полку имеется группа из 30–35 красноармейцев, «ведущих контрреволюционную агитацию» [646]. Этот же вопрос — о проверке правдивости данных Особых отделов — ставил перед Г. Г. Ягодой Ф. Э. Дзержинский, отмечая, что «эти сводки производят довольно угнетающее впечатление — сплошное пятно без просветов» [647]. В ответ Г. Г. Ягода, признавая, что политорганы, в частности флотские, «иногда оспаривают правильность тех или иных сведений», одновременно защищал свой бюрократический аппарат. Он докладывал, что «ПУР свои сводки составляет по-иному, описывая отрывочные факты из каждой части в отдельности, таким образом у него получается сводка происшествий, что не дает полного представления ни об отдельных явлениях, ни о части», в то время как сводки Особого отдела тем более «угнетающи», что и сама армия, по словам тов. Фрунзе, «как сила организованная и обученная не существует…» [648].

Тематические доклады и обзоры также посвящались реакции населения на какие-то важные, с точки зрения руководства, события в жизни страны. Уже в ходе внутрипартийной дискуссии конца 1923 — начала 1924 года Политконтроль ОГПУ ежедневно готовил «дискуссионные» агентурно-осведомительные сводки. В них фиксировались разговоры на предприятиях, в учреждениях, местах отдыха (кафе, пивных и т. п.), на улицах. Начальник Секретно-осведомительной части Петроградского горотдела ОГПУ (СОЧ ПГОГПУ) в январе 1924 года в связи с партийной дискуссией информировал партийное руководство города о реакции заводских рабочих: на заводе «Красный выборжец» «разговоры о дискуссии среди массы не ведутся», на заводе «Красный путиловец» «рабочие дискуссией интересуются, но относятся к ней хладнокровно <…> некоторые говорят, что Троцкий прав <…> Другие находят, что все это ерунда <…>. В общем же разговоров больше о получке». На заводе «Красный арсенал» «особенного значения дискуссии не придают». На заводе «Ильич» «отношение рабочих к дискуссии безразличное. Их интересует только экономический вопрос». Но уполномоченный по госинформации Хаскин, характеризуя ситуацию в Типографии имени Гутенберга и констатируя, что «о дискуссии рабочие ничего не говорят, как и вообще о политике», тут же замечает, что «повлияли на них вероятно произведенные аресты» [649].

Таким же образом органы ОГПУ реагировали и на последующие проявления внутрипартийной борьбы. Например, в информационной сводке «О состоянии Смоленской губернии на 1 декабря 1924 г.» имелось Приложение № 1 «Информационный обзор настроений рабочих, совслужащих и воинских частей в связи с выступлением тов. Троцкого» (речь идет о вышедшем из печати в начале ноября 1924 года третьем томе сочинений Л. Д. Троцкого со вступительной статьей «Уроки Октября», напоминавшей о позиции Каменева и Зиновьева в октябре 1917 года, и статьях Зиновьева, Каменева, Сталина и других, обвинявших Троцкого в подмене ленинизма троцкизмом). Здесь, в частности, отмечалось, что студент рабфака Смоленского университета Александр Гапонов высказался, что «Троцкий вполне прав. <…> Троцкого ненавидят члены партии, но молодежь и беспартийные массы Троцкого будут поддерживать»; что в среде студентов выявлены следующие настроения: «Троцкий прав. Он участвовал на передовых линиях Октябрьской революции, <…> человек испытанный и выдержанный, не то, что Зиновьев и Каменев, которые в трудную минуту революции готовы были бежать. Троцкий описывает все, что было с Зиновьевым и Каменевым, а последним это не нравится, ибо Троцкий задел их самолюбие» [650].

Подобные сводки составлялись и в связи с дискуссией на XIV съезде ВКП(б). Спецполитсводки готовились местными и центральными органами ОГПУ в течение нескольких недель после смерти Ленина. В 1927 году работники ОГПУ собирали сведения об отношении различных слоев населения СССР к возможности будущей войны; о слухах, циркулирующих в этой связи. В 1928 году, в дни «хлебного кризиса», руководство ОГПУ обязало местные отделы обращать особое внимание на женские очереди, потому что в массовых выступлениях на почве продовольственных затруднений преобладали женщины и органы власти должны были «быть в курсе возможной подготовки инцидентов для их предотвращения» [651]. Еще одним видом спецсводок были сообщения на тему перевыборов Советов. Так, в июле 1924 года 5‑я группа Секретно-оперативной части Ленинградского горотдела ОГПУ готовила ежедневно спецсводку «О настроениях рабочих в связи с отчетной кампанией Ленинградского Совета» [652].

Все эти материалы, имевшие гриф «Совершенно секретно», содержали такие сведения о реальных настроениях населения, которые заметно отличались от официальной информации. Информационный отдел ОГПУ, обобщая данные с мест об откликах населения на кончину В. И. Ленина, сообщал о появлении плакатов «Со смертью Ленина умерла его работа», о слухах, что «Ленин якобы говорил» о необходимости «отменить единый налог на крестьян и налоги на торговцев», поэтому «его отравили жиды, стремящиеся захватить власть в свои руки» и т. п. Сводки отмечали «тягу в партию», вернее к партбилету как «гарантии оставления в должности» среди командного состава Красной армии (1924), «недовольство фабкомами и ячейками РКП <…> на предприятиях почти всех отраслей промышленности» (1925), «растущее число выступлений в пользу создания „Крестьянского союза“» (1927), указывали, что «проводниками красного террора на местах (в Сибири. — В. И.) являются Политбюро и милиция» (1921), а «скопление большого количества безработных на биржах крупных городов <…> при наличии высоких цен на продукты питания, слабой посылки на работу и плохих жилищных условий — создает благоприятную почву для антисоветской агитации» (1926) и т. п. [653]