Путь к моей судьбе - Александра Серебрякова

со старинным зеркалом. Вот только зеркало отражало абсолютную, пугающую черноту.

Но хуже всего было то, что эта чернота висела прямо в центре какой-то плиты, в которой я скорее угадала, чем узнала, алтарь.

И как это уничтожить?

«Нужно лечь на него и выпустить в мир всю свою силу», — подсказало что-то внутри.

Лечь? На вот это? Да я даже приблизиться к этой штуковине не могу, меня выворачивает от боли, а чтобы лечь…

Вот только это был единственный способ.

— Арина, — крикнул кто-то из парней, и я поняла, что уже долгое время стою на одном месте.

Нужно двигаться. Нужно сделать шаг.

До чего же я эгоистка! Там из-за меня каждую секунду рискуют парни, давая мне необходимое время, даря мне шанс все изменить, а я не могу сделать этот мредов шаг!

Сделав шаг, ощутила мерзкий запах. Настолько мерзкий, что меня бы наверняка вывернуло наизнанку, если бы я что-то сегодня ела. И если бы мне не было так больно.

Сцепить зубы и дышать через рот — так запах кажется не таким сильным.

Сглотнув подкативший к горлу комок тошноты, я шагнула еще.

Резкая боль прокатилась судорогой по всему телу и я, не удержавшись, падаю на одно колено, чувствуя, как из носа пошла кровь. Металлический привкус на губах неожиданно приглушил запах разложений и я смогла, поднявшись, сделать еще один шаг.

В глазах поплыло, голову прострелила такая боль, что из глаз хлынули слезы. Захотелось домой, к маме, чтобы обняли, чтобы сказали, что все будет хорошо.

Вот только ничего не будет хорошо, пока я не сделаю то, что должна сделать. И к маме я уже никогда не вернусь. Но у меня есть ребята. Есть Бер. И в его объятьях почти так же уютно, как в объятьях матери.

Шатаясь от боли, я сосредотачиваюсь на недавних воспоминаниях, где Бер обнимает меня, и делаю два быстрых, но неимоверно трудных шага. Кажется зря, потому что боль, обрушавшаяся на меня, буквально сбивает с ног.

Но зато я замечаю, что до алтаря осталось всего ничего.

Нужно сделать всего лишь шаг. Всего лишь шаг.

Ладно, шагать не выйдет — слабость такая, что встать я не смогу.

Тогда нужно ползти. Чем не вариант?

Я уже не слышала того, что происходит, а скорее ощущала. Чувствовала, что парням тяжело, что их силы на исходе, но они не собирались сдаваться. Они были готовы отдать жизнь за меня.

И это придает мне сил.

Я аккуратно ползу на коленях, уже не сдерживая стоны боли. Но я все же не кричу — и это даже вызывает гордость. А еще я стараюсь практически не дышать — потому что смрад, что исходит от прорыва, сводит с ума.

Алтарь уже совсем близко. За два шага, пожалуй, я бы смогла преодолеть это расстояние. Вот только я даже уже не могу ползти на коленях — возникает ощущение, что при каждом движении во мне ломаются кости.

Неожиданно перед моими глазами мелькает что-то темное — а я до этого и не осознавала, что смотрю на окружающий мир, словно через пелену.

Проморгавшись, я наконец-то вижу то, что привлекло мое внимание.

Это котенок. Маленький, абсолютно черный котенок, который жалобно тычется мордочкой мне под руку.

Что за еруднда? Бред? Откуда тут котенок?

И только притронувшись к нему, я понимаю, что никакого котенка нет. Это тьма, которая приняла обличие. Это тьма Хомдена, который таким образом пытается мне помочь.

Меня затопила такая горячая волна благодарности, что я не смогла сдержать слез.

Я сильная. Я справлюсь. Мои ребята верят в меня, а значит, я сделаю это, чего бы мне это не стоило.

Подниматься было больно. Даже делать вздохи было больно, не говоря уже о том, чтобы двигаться. Двигаться не хотелось — хотелось остаться в цветах аршисов, и чтобы больше никто меня не трогал. Хотелось умереть. Умирать не страшно — я уже однажды умирала.

Умирать… грустно и тоскливо.

Я могу умереть.

Но я не могу позволить умереть другим.

Да, пусть я и не переживу этот день — мне уже все равно. Главное сейчас — подняться. Сделать шаг. И лечь на этот мредов алтарь. И тогда, возможно, ребята не умрут сегодня. Тогда, возможно, сегодня не умру и я — но на это мне уже все равно.

Больно, больно, больно. БОЛЬНО!

Руки скользят по цветам, и я понимаю, что они скользкие оттого, что все в крови. Кажется, если я не умру от прорыва или от инициации, то я умру от простой потери крови.

Я встаю.

Делаю шаг.

Второй.

Остался еще один. Но сил уже нет. Я понимаю, что начинаю заваливаться, что сейчас упаду и тогда уже точно не встану. И я делаю последнее, на что я еще способна — при падении я словно бросаюсь вперед и со всей силы падаю на алтарь.

От удара на камень вышибает дух, но я не замечаю этого, потому что боль слишком сильна. Все это уже слишком. Почему я еще не потеряла сознание? Что удерживает меня здесь?

Котенок вновь тычется в руку. Тьма, да. Ребята. Инициация. Арион. Да.

В руке неожиданно материализуется кинжал, а символы вспыхивают так ярко, что это слепит на мгновение.

«Один удар. Лишь один удар — и все будет хорошо. Один удар — и ты станешь свободной. Больше не будет боли. Один удар — и ты сможешь спасти тех, кто так отчаянно сейчас сражается за твою жизнь. Один удар», — шепчет мне уже знакомый голос.

Я перекатываюсь на спину, заношу кинжал и вонзаю его себе под ребра, туда, где бьется сердце.