Пасынки судьбы - Уильям Тревор

Сделаем все, чего хотите, сказали они, об чем речь? Они поставили банки с краской на стол. Рыжий включил радио. «Приглашаем вас на передачу «Добро пожаловать»», — произнес ликующий голос и напомнил радиослушателям, что они слушают Пита Марри. А сейчас, сказал он, они поставят пластинку по заявке радиослушателя из Апминстера.

— Не хотите ли кофе? — предложила мисс Молби, перекрикивая рев транзистора.

— А то нет, — сказал блондинчик.

На всех четверых были заплатанные джинсы. Девчушка была одета в майку с надписью: «Я спала с Иисусом Христом». Остальные тоже были в майках разных цветов: блондинчик — в оранжевой, курчавый — в голубой, рыжий — в красной. «Трах-перетрах» — гласил значок на груди блондинчика, надписи на значках других гласили: «Челюсти» и «Техасские трахальщики».

Миссис Молби готовила им растворимый кофе, а они слушали музыку. Курили — кто, прислонясь к плите, кто к столу, кто к стене. Ничего не говорили, так ушли в музыку.

— Лажа, — вынес приговор рыжий, остальные с ним согласились. Но слушать не перестали.

— Пит Марри — лажук, — сказала девчушка.

Миссис Молби раздала чашки с кофе, указала на сахар, который поставила для них на стол, на молоко. Улыбнулась девчушке. И опять повторила, что мыть стены ей уже не под силу.

— Усек, Атас? — сказал курчавый. — Стены мыть.

— Отсохни, — ответил Атас.

Миссис Молби закрыла за собой дверь на кухню в надежде, что они ненадолго у нее задержатся: уж очень грохотало радио. Минут пятнадцать она слушала, потом решила пойти за покупками.

В булочной она сказала Лену Скипсу, что к ней пришли четверо ребят из Тайтской средней школы — моют стены на кухне. То же самое повторила и в рыбной лавке, чем немало изумила хозяина. Ее вдруг осенило: да нет, они не могут красить кухню — ведь учитель не спросил, какой цвет ей предпочтительней. Ее удивило, что учитель не справился, в какой цвет красить кухню, и она стала гадать, какого же цвета краска в банках. Она даже чуточку переполошилась, как же она могла это упустить.

— Здорово, миссис Уилер, — приветствовал ее в прихожей паренек, которого называли Атас. Он причесывался перед зеркалом рядом с вешалкой. Сверху доносилась музыка.

Дорожка на лестнице была заляпана желтым, и миссис Молби очень расстроилась. На площадке ковер был заляпан краской того же цвета.

— Ой, ну зачем? — вскрикнула миссис Молби, переступив порог кухни. — Зачем?

Добрый кусок персиковой стены покрыла желтая эмульсионная краска. Вытекшую из опрокинутой банки краску разнесли по черно-белому линолеуму. Курчавый паренек, стоя на раковине, мазал той же краской потолок. Больше в комнате никого не было.

Паренек бросил сверху взгляд на миссис Молби, улыбнулся ей.

— Здорово, миссис Уилер, — сказал он.

— Но я же прошла — только помыть, — возмутилась она.

Сказала и почувствовала, что совсем выдохлась. Вид запятнанного ковра и скрывшихся под гнусной желтой краской прежде нежно-персиковых стен подорвал ее силы. Взрыв гнева не прошел даром — у нее полыхали лицо, шея. Ее тянуло прилечь.

— Ну как, миссис Уилер? — Паренек улыбнулся ей, не прекращая ляпать краску на потолок. Краска частым дождем обрушивалась на него, на чашки, блюдца, ножи, вилки, на пол. — Как вам колер, пойдет, миссис Уилер?

Транзистор тем временем, ни на минуту не умолкая, неумело пел, гнусавил без складу и ладу. Паренек указал кистью на транзистор.

— Полный отключ, — сказал он.

Неверными шагами она пересекла кухню, повернула колесико транзистора.

— А ну, полегче, хозяйка, — вскинулся паренек.

— Я вас просила помыть стены. И если б я хоть цвет выбирала, так нет.

Паренек все досадовал, что она выключила радио, яростно размахивал кистью. Его курчавые волосы, майка, лицо были перепачканы. Стоило ему повести кистью, как с нее во все стороны летела краска. Окна, шкафчик, электроплиту, краны и раковину испещрили брызги.

— Куда подевался звук? — спросил паренек, которого называли Атас, — он вошел в кухню и прямиком двинул к транзистору.

— Я не хотела, чтобы мою кухню красили, — повторила миссис Молби. — Я же вам говорила.

Транзистор снова запел, еще более оглушительно, чем прежде. Курчавый стал раскачиваться на раковине, дергать головой, туловищем.

— Пожалуйста, останови его, не надо больше красить, — насколько могла грозно крикнула миссис Молби.

— Давай сюда! — Парнишка, которого звали Атас, подтолкнул ее к лестнице, закрыл дверь на кухню. — Такой шум стоит — голова кругом идет.

— Я не желаю, чтобы мою кухню красили.

— Чего-чего, миссис Уилер?

— Моя фамилия не Уилер. И я не желаю, чтобы мою кухню красили. Я же вам говорила.

— Мы что, ошиблись адресом? Только нам было велено…

— Я вас прошу — смойте эту краску, ладно?

— Если мы ошиблись адре…

— Вы не ошиблись адресом. Но я вас прошу, скажите этому пареньку смыть краску.

— Разве к вам не приходил типчик из Тайта, а, миссис Уилер? Такой поперек себя шире?

— Приходил.

— Чего ж тогда он нам велел…

— Прошу вас, скажите этому пареньку, ладно?

— Завсегда пожалуйста, миссис Уилер.

— И вытрите краску с пола. Вы ее разнесли, растоптали по всем коврам.

— Об чем речь, миссис Уилер.

Идти в кухню ей не хотелось, и она намочила горячей водой тряпочку, которой мыла ванну. Она обнаружила, что, если потереть посильнее, пятна с дорожки и с ковра на площадке постепенно сходят. Но вскоре она устала. Убирая на место тряпку, миссис Молби почувствовала, что не понимает, на каком она свете. Все, что случилось за последние несколько часов, походило на сон и еще на пьесы, которые передавали по телевизору; только на обычную жизнь это никак не походило. Задержавшись в ванной уже после того, как тряпочка была убрана на приступку под раковиной, миссис Молби увидела себя как бы со стороны, так бывало с ней и во сне: согбенная фигура в том самом голубом платье, в котором она встретила учителя, лицо бледное, на щеках горят пятна, приглаженные седые волосы, хрупкие с виду пальцы. Во сне потом могло случиться все что угодно: она могла вдруг помолодеть лет на сорок, Эрик и Рой могли не погибнуть. Она могла помолодеть еще больше. Доктор Рамзи мог сообщить ей, что она беременна. В телевизионной пьесе все обернулось бы иначе — эти ребята могли бы ее убить. А от жизни она ждала, что ее кухню приведут в порядок, со стен смоют желтую краску — оттерла же она ковры, — и недоразумение уладится. На миг ей представилось, как она в кухне наливает ребятам чай, говорит им: да ладно, пустяки. Она даже услышала, как присовокупляет: мол, когда так долго живешь на свете, уже ничему не удивляешься.

Она вышла из ванной; транзистор по-прежнему надрывался. Ей не хотелось сидеть в гостиной — там хочешь не хочешь, а придется слушать этот рев. Она поднялась в спальню, предвкушая тамошнюю прохладу, тишину.

— Куда? — заорала девчонка, когда миссис Молби открыла дверь в спальню.

— А ну вали отсюда, ребята, по-быстрому, — скомандовал рыжий.

Они лежали в постели. Их вещи были расшвыряны по полу. По комнате носились попугайчики. Над одеялом торчали голые мальчишеские плечи, затылок. Из-за парнишкиного плеча высунулось девчушкино лицо. Она вытаращилась на миссис Молби.

— Это не они, — шепнула она пареньку. — Это та бабка.

— Здорово, хозяйка, — повернул голову паренек.

Из кухни по-прежнему доносился оглушительный рев транзистора.

— Не сердитесь, — сказала девчушка.

— Зачем они здесь? Зачем вы выпустили птиц? Да как вы смеете, да что вы себе позволяете?

— Организм свое требует, — объяснила девчушка.

Попугайчики, примостившись на трюмо, озирали комнату глазами-бусинками.

— Обалденные у вас птички, — сказал парнишка.

Миссис Молби пошла прямо по их вещам. Попугайчики не тронулись с места. Когда она их брата, они затрепыхались, но вырываться — не вырывались. С птицами в руках она направилась к двери.

— Да как вы смеете? — обратилась она к парочке в постели, но голос ее чуть не сразу пресекся. Опустился до неразличимого шепота, и ей снова пришло в голову: не может такого случиться, чтобы такое случилось… Она снова словно со стороны увидала, как, вся поникшая, стоит с попугайчиками в руках.

Уже в гостиной она расплакалась. Посадила попугайчиков в клетку, устроилась в кресле у окна, выходящего на Агнес-стрит. Светило солнце, она ощущала его тепло, но — вот поди ж ты — не ощущала от него радости. Она расплакалась, потому что ей стало гадко, когда она обнаружила в своей постели паренька с девчушкой. Картины в спальне стояли у нее перед глазами. Тяжелые, черные, из тусклой — чисть не чисть, не заблестят — кожи парнишкины ботинки. Зеленые, на высоченной платформе и высоченных же каблуках девчушкины туфли. Нижнее белье: девчушкино — малиновое, парнишкино — заношенное. Противный запах пота.