НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 29 - Роман Подольный

Жесткая трава распрямлялась за людьми, не сохраняя следов. Под звон долгих капель дождя сумрачный сырой свет просачивался сквозь густые, переплетенные кроны деревьев.

Приступ внезапного беспричинного беспокойства миновал, прежде чем Вениамин успел удивиться и понять это ощущение.

«Нервы, что ли?» — подумал он, радуясь в то же время, что ни Маргарита, ни Лозинский не заметили его минутной слабости.

Лозинский внезапно остановился, поднял руку.

— Следы, — глухо проговорил он.

На пологом голом склоне глинистого холма отпечатались цепочки полукружий. Ямки уже заполнились дождевой влагой, но очертания их оставались четкими. Лозинский сбросил с плеч винтовку и вещмешок.

— Все. Отдыхаем. Вениамин, ставь палатку под этим деревом.

— Почему? — сказала Маргарита. — Я вовсе не устала.

— Я устал, — коротко усмехнулся Лозинский, — и Вениамин тоже Вениамин собрался возразить, но Лозинский жестом остановил его.

— Чтобы настигнуть стаю, нам понадобится много сил. Это настоящая охота. Потому — отдыхать!

Они забрались в палатку и съели по тюбику пищевого концентрата. Потом Вениамин засунул пустые тюбики в утилизатор, включил его ненадолго и через клапан палатки вытряхнул наружу горстку пепла. Теперь шум дождя вызывал ощущение уюта. В полумраке Маргарита казалась маленькой и беззащитной. Вениамин отвернулся, сделал вид, будто поправляет замок рюкзака.

— Венечка, ты не жалеешь, что пошел с нами? — тоненько, по-детски спросила Маргарита.

— Отчего же, — ответил он суховато, — хороший отдых, не хуже чем на курорте.

— Я тебя замучила, — ласково сказала она, — таскаю за собой.

— Думаю, Вениамин не испытывает от этого особого огорчения, — сонно пробормотал Лозинский.

— А ты бы мог застрелить сурду, Веня? — спросила Маргарита,

— Зачем?

— Ну-у, предположим, — она растягивала слова, будто школьница, отвечающая урок, — она на меня нападет. Лозинский хмыкнул в своем углу.

— Соол говорил, что сурда не нападает на людей, — сказал Вениамин. — Это раньше ее считали опасной. Но она питается тушканчиками и монсами.

— А когда ее преследуют? Она все равно не нападет?

— Не знаю… Возможно, в безвыходном положении.

— У нее такого положения не будет, — успокоил Лозинский, — мы Охотимся на монсов. И не стоит портить прекрасный спорт бессмысленными «если». Этак можно далеко зайти.

— Вы слишком практичны, Лозинский, — со скрытой досадой сказала Маргарита.

— Такое состояние более всего соответствует тому, чем мы намерены заняться, — спокойно парировал тот.

— Слышите? — сказал Веня. — Дождь стихает.

Они бросились вперед, сбившись в тесный визжащий клубок. Этот прием действовал безотказно. Дело никогда не доходило до схватки. Так случилось и сейчас. Сурда подскочила на месте, в панике взвыла, кинулась в воду, из воды — на противоположный берег и прочь из леса громадными скачками, из страшного леса, в котором добыча нападает первой.

Теперь эта сурда не осмелится появиться в лесу несколько полнолуний, пока не сотрется в ее короткой звериной памяти след происшедшего. Монсы еще покричали вслед хищнику для острастки и разбежались по семьям.

Именно в этот момент Сверхмозг впервые увидел чужих. Он увидел их зрением самца с белой полоской на спине. Новые существа, большие, как сурда, с темно-зеленой блестящей от дождя кожей передвигались на задних конечностях, зажав в передних длинные странные палки.

Самец с белой отметиной приподнялся, высунув из травы пушистую мордочку с удивленными, круглыми глазами. Блеснула молния, и наступила тьма…

Раздался далекий рокочущий звук. Первый выстрел этой охоты. Кто-то из охотников настиг добычу.

Они остановились только на секунду и снова возобновили бег. Трава здесь была выше и гуще, но Маргарите наотрез отказалась занять место в арьергарде маленького отряда или хотя бы отдать винтовку кому-нибудь из мужчин.

Она выносливая, слышалось в каждом шаге ее сильных стройных ног, такая же, как все, равная среди равных. Поглощенная азартом преследования, раскрасневшаяся, она была сейчас очень хороша.

Лозинский вел их, ориентируясь по одному ему известным признакам. Изредка он останавливался, молча показывал Маргарите осыпавшуюся кору дерева, надломленную ветвь. Оба они будто забыли о существовании Вениамина. К нему снова пришло обидное ощущение бесполезности и ненужности в чужой непонятной игре. Он снова был мальчиком-пажем при королеве и не мог избавиться от этой привычно-унизительной роли. Не мог или никогда не хотел? Они продрались сквозь сырые кусты и выбежали на поляну возле узенькой речки с медленной темной водой. Лозинский резко остановился и осмотрелся по сторонам.

— Черт, — пробормотал он, — этого не хватало!

— Что случилось? — прерывистым от быстрого бега голосом спросила Маргарита.

— Кончилась охота, — сказал Лозинский. — Черт!

— В чем дело?

— Граница сектора. Дальше идти нельзя. Видишь? Он показал на противоположный берег речки. Там на деревьях

висели желтые кружки. Аккуратный ряд этих кружков тянулся вдоль реки, исчезая справа и слева за деревьями.

Родился детеныш в Сухой роще. Последний детеныш этого года. Его мозг, маленький и примитивный, в тот же момент стал частью единого целого, той необходимой ячейкой, которой не хватало для восстановления парасвязей нервного конгломерата. Второй раз за этот день Сверхмозг вынырнул из небытия.

Теперь он знал причину: неизвестные существа в лесу, вспышка и смерть — все увязывалось в стройную логическую цепочку.

«Почему они убивают? — подумал каждый монс в лесу. Каждый в отдельности и все племя, как один. — Они тоже разумные. Разве разум может убивать?»

Сверхмозг снова сделал попытку быть услышанным и снова потерпел неудачу. Безмолвие в ответ. Непонимание… Нет… показалось… только показалось… Сверхмозг уловил слабый отклик. Не ответ — надежда. Словно эхо, едва различимое. У Черной речки.

Сверхмозг чувствовал, что от распада его отделяет гибель только одного зверька. Сейчас он еще мог сопротивляться уничтожению, хотя бы пассивно. Племя могло скрыться, уйти. Но смерть лишь одного монса превратит племя в глупых, неразумных животных, подобных тушканчикам или сурдам. И гораздо более беззащитных. Племя потеряет разум.

Так случится, если чужие не успеют понять… Хотя бы кто-то из них. Но все они глухи. Все, кроме, может быть, одного. Того, что почти услышал. Там, у Черной речки…