Битва за Берлин. Сборник воспоминаний - Дмитрий Лелюшенко

Таким же путем форсировали канал штурмовые группы отряда, которыми командовал старший лейтенант Александр Степанович Климушкин из 120-го гвардейского стрелкового полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии. По сточным трубам и подземным коммуникациям связи он провел бойцов под мост, что возле железнодорожной станции Меккерн-Брюкке, и оттуда стремительным броском ворвался в вокзал. Вскоре весь батальон, возглавляемый Героем Советского Союза капитаном Михаилом Павловичем Карнаущенко оказался на противоположном берегу канала и приступил к штурму привокзального квартала.

В этот же день по всей армии пролетела весть о новом подвиге бесстрашного комсорга полка старшего лейтенанта Леонида Ладыженко. Удивительной храбрости человек. Еще в прошлых боях он ходил в атаку с губной гармошкой. Увидев, что бойцы залегли под огнем противника, Ладыженко прикладывал к губам гармошку и, наигрывая на ней что-нибудь веселое, первым шел вперед, а за ним поднимались в атаку и бойцы. Высокого роста, гибкий, ловкий, он поистине не знал страха в бою. Так было на Северском Донце, под Запорожьем, на Висле, на одерском плацдарме. А здесь, на Ландвере, он переплыл канал ночью, не переставая играть на губной гармошке, давая этим знать, где находится. Под утро гармошка смолкла. Когда к нему подоспели товарищи, Ладыженко показал на окровавленные щеки – пуля пробила их насквозь. Но комсорг не ушел из боя, пока не был вторично ранен, на этот раз тяжело, осколком мины в позвоночник.

Вот какие люди пришли в Берлин!

Захватив несколько небольших плацдармов на той стороне канала Ландвер, войска армии начали штурмовать Тиргартен с юга. Острие удара всех частей, в том числе и наступающих с севера, запада и востока, было направлено на центр острова, где находилась имперская канцелярия – объект 153, – оттуда все еще шли приказы о продолжении бессмысленной борьбы.

Территория Тиргартена напоминала сильно вытянутый эллипс – восемь километров в длину и два в ширину. Это все, что осталось от фашистской империи, – остров, охваченный огненным кольцом, которое неумолимо сжималось.

В западной части Тиргартена раскинулся обширный парк и зоологический сад. В центре парка возвышались два мощных железобетонных бункера из шести этажей каждый – три под землей и три над поверхностью. Двухметровые стены с бойницами и смотровыми окнами, закрывающимися стальными створками, надежно укрывали находящиеся там узлы связи, пункты управления и штабы противовоздушной обороны Берлина. На крышах бункеров располагались зенитные батареи.

Одно из огромных зданий, которыми густо застроена восточная часть Тиргартена, мрачное, угловатое, с массивными квадратными колоннами, занимает целую улицу Фосс-штрассе. Это и есть имперская канцелярия. В ее подземных укрытиях нашел свое последнее убежище Гитлер. Пленные показали, что начиная с марта фюрер нигде не показывался. Нам стало известно, что вместе с ним в подземелье имперской канцелярии находятся Геббельс, Борман, начальник генерального штаба Кребс, заменивший на этом посту Гудериана, и многие другие высокопоставленные чиновники – всего около шестисот человек. Туда сходятся все нити руководства войсками третьего рейха, и от того, как скоро будет взято это гнездо, последняя цитадель Гитлера, зависит окончание боевых действий не только в Берлине, но и на всей территории Германии.

Севернее имперской канцелярии, около Бранденбургских ворот, находится Рейхстаг – высокое здание с куполом. Оно было повреждено прямыми попаданиями бомб и теперь представляло собой массивную коробку, удобную для обороны.

Оперный театр, дворцы, музеи – все это гитлеровцы превратили в опорные пункты и мощные узлы сопротивления.

Каждый шаг здесь стоил нам труда и жертв. Бои за этот последний район обороны Третьего рейха отмечены массовым героизмом советских воинов. Камни и кирпичи развалин, асфальт площадей и улиц немецкой столицы были политы кровью советских людей. Да каких! Они шли на смертный бой в солнечные весенние дни. Они хотели жить. Ради жизни, ради счастья на земле они прокладывали дорогу к Берлину через огонь и смерть от самой Волги.

Два дня – 29 и 30 апреля – войска фронта, преодолевая возрастающее упорство противника, особенно батальонов СС, все глубже вгрызались в правительственные кварталы Берлина. Войска 8-й гвардейской армии и 1-й гвардейской танковой генерала Катукова – с юга, войска 3-й Ударной генерала Кузнецова и 5-й Ударной генерала Берзарина – с востока и севера, танкисты 2-й гвардейской танковой генерала Богданова – с запада, войска маршала Конева – с юго-запада.

Вечером, 30 апреля, когда я вернулся со своего наблюдательного пункта в штаб армии в район Иоганнистали, мне позвонил командующий фронтом маршал Г.К. Жуков. Он спросил:

– Есть ли надежда, что к празднику Первого мая мы очистим полностью Берлин?

Я ответил, что, судя по сопротивлению противника, которое, правда, ослабевает, надежды на скорую капитуляцию у меня нет.

На этом наш разговор и закончился. Маршал Жуков не дал никаких указаний, так как знал, что задача нам всем ясна.

Настроение было хорошее, бодрое: скоро конец войны. Работники политического отдела армии пригласили меня поужинать, а заодно поговорить о предстоящих делах. В политотделе находились писатели Всеволод Вишневский, Константин Симонов и Евгений Долматовский, композиторы Тихон Хренников и Матвей Блантер. Пока накрывали на стол, Тихон Хренников сел за рояль и спел песенку из кинофильма «Свинарка и пастух», а Матвей Блантер – «В лесу прифронтовом». Собрались сесть за стол. В эту минуту ко мне подошел дежурный политотдела и сказал, что меня срочно вызывают к телефону. Я прошел в комнату дежурного, взял трубку. Говорил командир 4-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенант В.А. Глазунов. Взволнованно, немного в приподнятом тоне он доложил:

– На передний край сто второго гвардейского стрелкового полка тридцать пятой дивизии прибыл с белым флагом подполковник германской армии. У него пакет на имя командования русских войск. Немец просит немедленно доставить его в вышестоящий штаб для передачи важного сообщения. Ему удалось перейти канал на участке Висячего моста. Фамилия этого подполковника Зейферд. Сейчас он находится в штабе дивизии. У него есть полномочия германского верховного командования. Он просит указать место и время для перехода линии фронта представителям верховного командования Германии.

– Ясно, – ответил я. – Скажите подполковнику, что мы готовы принять парламентеров. Пусть он ведет их по тому же участку, где перешел сам, через Висячий мост.

– Ваше указание я сейчас же передам в штаб дивизии, – сказал Глазунов.

– Огонь на этом участке прекратить, парламентеров принять и направить на мой передовой командный пункт, я сейчас же выезжаю туда.

Вслед за тем я вызвал к телефону начальника штаба армии В.А. Белявского и приказал обеспечить меня надежной связью. Затем доложил обо всем по телефону командующему фронтом и вместе с генералами Пожарским и Вайнрубом выехал на свой КП.

Еще не зная, с чем придут парламентеры, я чувствовал, что назревают серьезные события.

Едва успел перешагнуть порог рабочей комнаты, как на столе затрещал телефон. В трубке услышал хорошо знакомый мне голос писателя Всеволода Вишневского, который с самого Одера находился при 8-й гвардейской армии. Узнав о том, что я на своем КП ожидаю парламентеров – представителей верховного командования Германии, Всеволод Вишневский взмолился всеми богами, даже назвал меня родным отцом, лишь бы я разрешил ему приехать на КП и присутствовать при переговорах. Я решил, что такое событие не должно пройти мимо наших писателей. Они ведь тоже шли вместе с войсками, по мере сил помогая нам. И многие из них погибли как солдаты. Кому, как не писателям, рассказать обо всем знаменательном в жизни наших воинов. Я пригласил Вишневского к себе.

После этого я вызвал к телефону генерала Белявского и приказал прибыть ко мне с офицерами и переводчиками разведотдела штаба армии.

Наступило томительное ожидание. В комнате только я и адъютант. Прошло полтора часа. Глубокая ночь, но спать совершенно не хочется. В голове проносятся воспоминания. Война длится уже четыре года. Перед глазами Волга, теперь далекая и в то же время близкая; по ней разлилась горящая нефть, бушующее пламя пожирает все – баржи, лодки. Вот листовки геббельсовской пропаганды, гитлеровцы сообщали в них нашим бойцам, что «будут считать дезертиром того, кто не сдастся в плен на западном берегу Волги, а всех тех, кто уйдет на восточный, запишут в списки злостных дезертиров…». Вот Запорожье, ночной штурм, Никополь, Одесса, Люблин, Лодзь. И вот наконец Берлин. Отстояв священные рубежи на Волге, советские воины стоят теперь на Шпрее. Опустив на время оружие, они ждут парламентеров от руководителей вермахта, тех самых, которые еще недавно были уверены в близком конце Советского государства. Парламентеры от главарей Третьего рейха. Не думают ли теперь эти главари, что у нас короткая память, и мы уже забыли о миллионах убитых, о десятках миллионов вдов и сирот, о виселицах и душегубках, о Майданеке и других лагерях смерти?..