Воспоминания пропащего человека - Николай Свешников

Фальсификация производилась таким образом: в хорошие книги, оказывавшиеся неполными, вкладывали листы из других книг, подходящих по формату и по печати, на титулах подчищали численность томов, чисто, почти незаметно; из какой-нибудь нестоящей и рваной книги вклеивали конец и затем отдавали в переплет. Все эти переработки были настолько аккуратны, что только опытный человек мог заметить такую фальшь: такими книгами букинисты нередко снабжали своих покупателей. Впрочем, надо сказать, что они частенько бывали и вполне полезными для некоторых господ, потому что без них иному довольно трудно было бы найти нужную книгу, а они хорошо знали, у кого из книгопродавцев какие имелись редкости, а также знали и то, кто каких книг более придерживался.

Когда у них не было своего товара, а у них зачастую его не случалось, то они брали его на снос из лавок Апраксина рынка, то есть брали книги, чтобы только «предложить» покупателю, и если продавали, то обязаны были заплатить условленную цену, а если нет — возвращали их обратно. Но не всегда у них были готовые покупатели, приходилось их разыскивать. Тогда, наложив мешки товаром, а иные, вместо книжек, и пустыми ящиками из-под сигар, ходили по улицам и, останавливая богатых господ, преимущественно военных, предлагали им интересные или выдающиеся сочинения. Конечно, богатые господа на улице у них не покупали, но очень часто, принимая их предложения, делали им заказы. Излюбленным местом ловли покупателей служили им военная академия, академия наук и университет. Для этого некоторые из них постоянно, от 2 и до 4 часов, бродили около сказанных зданий и каждому, выходящему оттуда, предлагали свои услуги.

Но самая блестящая у них торговля была в то время, когда войска находились в лагерях. В лагерях, исключая той поры, в которую производились маневры, доступ к офицерам, пажам, кадетам и проч. был гораздо свободнее, чем в казармах, а потому у них и сбыт интересного товара был несравненно изобильнее. Иные из них, которые были, как говорится, покрепче, зарабатывали в лагерное время, в продолжение полутора-двух месяцев, по пятисот рублей. Следует заметить, лишь бы только не оскорбить кого, что в те времена военные люди были как-то падки вообще на все то, что считалось недозволенным цензурою, и за томик лондонского или брюссельского издания на русском языке платили десятки рублей. Надо сказать правду, что тогда многие из них цены деньгам не знали. Деньги для них зарабатывали крепостные крестьяне, а потому таким господам стоило только написать своим родителям или управляющим, и им высылалось на все нужное и излишнее.

Когда же войска выходили из лагерей, то букинисты расходились по дачам. Так, они ездили торговать в Царское Село, в Павловск, в Петергоф, в Лесной корпус, в Новую Деревню и другие дачные места, в которых в прежнее время господа проживали частенько до глубокой осени.

Следует также сказать, что между ними была большая солидарность-сообщительность. Так, в городе они ежедневно сходились в одном трактире на углу Большой Мещанской, ныне Казанской улицы, и Вознесенского проспекта, где для них была отведена и особая комната. Сходясь тут, они перекупали и выменивали друг у друга товар, передавали один другому адреса господ, а иногда составляли компанию и отправлялись за покупкою; тут же они уговаривались, кому куда идти торговать Если удавалось купить товар или расторговаться, то они опять собирались в тот же трактир и совершали разные сделки. Конечно, сделки эти заканчивались чаепитием, закускою, а иногда и попойкою.

Отправляясь торговать в лагеря, они все останавливались в одной харчевне, и у них между собою были распределены полки, где кому торговать. А когда они перебирались на дачи за Неву, то их пристанищем был трактир Налисова на Черной речке. Здесь им также отведено было особое помещение, в котором они одни угощались и спали и оставляли товар, когда нужно было съездить за чем-либо в город.

Кроме торговли по домам, в лагерях и по дачам, букинисты являлись еще посредниками торговли между рынком и магазинами. Очень часто случалось кому-нибудь из апраксинцев купить хорошие книги, которые он считал выгоднее продать в магазин, чем постороннему покупателю, потому что по рынку хотя и ходило много собирателей книг, но последние были уверены, что в рынок попадали книги за бесценок, и старались приобрести их дешево, почему иной книжник, хотя и состоятельный, отчасти совестясь сам нести книгу в магазин, отчасти не имея времени, посылал букиниста продать ее. Кроме того, в те времена на рынок много попадало так называемого темного товара. Этот товар таскали переплетчики, служащие в типографиях, а зачастую и прислуга сочинителей и издателей книг.

Лавочникам было неудобно самим носить такой товар продавать в магазины, чтобы не выказать себя с неблаговидной стороны, то есть чтобы не обнаружить занятия темною торговлею, и они отдавали его всегда на комиссию букинистам, которые и распродавали по магазинам. В магазинах хотя и знали, каким путем приобретен товар, но не отказывались покупать повыгоднее, а особенно у кого подобные книги находились на комиссии, потому что, распродав комиссионные экземпляры, оставленные, положим, из 20 %, — могли их заменить более дешевыми. И это в старину практиковалось почти у всех книгопродавцев: в иных магазинах пользовались такою выгодою сами хозяева, а в иных приказчики без ведома хозяев.

Впрочем, в магазины букинистам случалось ходить и с своим товаром; им приходилось довольно часто и самим покупать в домах хорошие книги, а еще чаше случалось у разных писателей выменивать новые издания. Приобретя такой товар, они прежде всего отправлялись к Вольфу, в то время еще только начинавшему торговать и по новости покупавшему лучше других.

Маврикий Осипович Вольф и сам ходил по рынку, собирая нужные или просто недостающие в его магазине книги, а в 6 часов вечера принимал всех книжников, приносивших ему книги на продажу. Близ задних дверей магазина у него был поставлен стол и стул, и вот туда приносили мешки с книгами, выкладывали их на стол, а Маврикий Осипович садился на стул и рассматривал товар. При покупке он любил поторговаться и никогда не назначал сразу окончательной цены. Он покупал новые и подержанные книги, и никогда не справлялся, каким путем достались они тому, кто приносит их.

Но нередко у букинистов случался и такой товар, который не только не покупали магазинах, но и на толкучке трудно было сбыть. Тогда они тащили его к Ивану Тимофеевичу Лисенкову, в полной уверенности, что хотя и дешево, но все-таки продадут. Хотя я имел в виду описывать только типы апраксинцев и других букинистов, но полагаю, что не лишним будет сказать несколько слов и о Лисенкове.

Иван Тимофеевич Лисенков, — как видно из его воспоминании, напечатанных в весьма редкой книжке «Материалы для истории русской книжной торговли» (Спб. 1879)[236], — в молодых годах служит у московского книгопродавца О.Л. Свешникова[237], в течение восьми лет ездил торговать по ярмаркам, преимущественно по Малороссии, Новороссии и к Макарию, что ныне Нижегородская, а в 1826 году перешел на службу к М.П. Глазунову, который поручил ему заведовать его книжным магазином в С.-Петербурге. Прослужа 10 лет у Глазунова, в 1836 году он открыл собственный довольно большой магазин, который находится, как я уже упоминал, по Садовой улице в доме Пажеского корпуса. Сам по себе, он был большой оригинал. Одевался он по-немецки, всегда чисто выбритый и всегда в цилиндре. В обращении со всеми постоянно был вежлив, тих и, кажется, никогда ничем не возмущался.

Иван Тимофеевич не отказывался ни от какого товара, который ему приносили, покупал все и без выбора, почему букинисты, распродав ходовые книги по другим магазинам, с остатками всегда направлялись к Лисенкову. Принесет, бывало, ему букинист пачку пуда в полтора и положит на выручку.

— Здравствуйте, Иван Тимофеевич!

— Здравствуйте, здравствуйте, почтеннейший. — отвечает Иван Тимофеевич, снимая шляпу и кланяясь.

— Вот, Иван Тимофеевич, я вам принес книги хорошие. Не купите ли?

— Покажите, покажите, почтеннейший, посмотрю, — и, развязав пачку, начинает рассматривать книги.

— Да, книги, все книги, хорошие книги, — приговаривает он, рассматривая, и затем спрашивает: — А сколько же стоят ваши книги?

— Восемь с полтиной. Иван Тимофеевич.

— Восемь с полтиной дорого. Нет, я так не куплю. Кабы подешевле, я бы купил.

— А сколько для вас стоят, Иван Тимофеевич?

— Семьдесят пять копеек, извольте.

— Что вы, что вы, Иван Тимофеевич? За такие книги и в таких переплетах…

— Да-с, и переплеты хороши. Только я больше не могу дать. Если угодно, я вам помогу завязать пачку.

— Нет, покорно благодарю, Иван Тимофеевич. Да вы покупайте.