Воспоминания пропащего человека - Николай Свешников

— Знаю. — говорит, — я эту книжечку, знаю, но только она очень редко попадается: бывала она у меня раз-другой, а теперь нет.

Так я и не нашел этой книжечки.

Проходит года два посте этого, прохожу по Апраксину, Матюшин и зазывает: зайдите-ка, говорит, господин, ко мне, вот я сегодня купил разные книжонки исторические. Захожу, смотрю, у него лежит на прилавке стопка, так в пол-аршина вышины. Начинаю разбирать. Все такая дребедень неподходящая. Смотрю дальше и вдруг вижу — эта самая книжонка и попадается. Как тут быть, думаю: если ее одну выбрать, так он сейчас догадается и заломит за нее баснословную цену. Дай, наберу побольше дряни, может быть, он вместе-то и не обратит на нее внимания. Ну, и выбрал я еще несколько штук, не помню уже именно сколько. Спрашиваю: сколько это стоит? Он начинает перекидывать, доходит до этой книжки, откладывает ее в сторону и говорит:

— Вот за эти хоть два рублика, а за эту рубликов восемь.

— Что вы, — говорю, — разве возможно за такую маленькую и пустяшную книжонку восемь рублей?

— Ах, не скажите, что пустяшная, у меня тут давно какой-то господин эту книжечку спрашивал, так десять рублей давал, только бы достать ее.

Что тут делать? Я — торговаться, да за все-то, кажется, рублей семь и заплатил. Так вот он какой был Матюшин, не мог запомнить личность, кто у него спрашивал книжечку, а все-таки помнит, что ее искали», — пояснит писатель.

Впрочем, несмотря на то, что Матюшин продавал свой товар дорого, библиофилы охотно его посещали, потому что у него действительно был хороший выбор книг по всем отраслям знания, а особенно ни у кого нельзя было найти такого выбора мелких и редких брошюр, оттисков и журнальных статей, как у Матюшина. Частенько он берег и такой товар, который, по мнению других книжников, считался прямо бумагою. Однажды за границу искали полные коллекции «Русского инвалида» и «Северной пчелы» и не могли найти этих изданий не только у торговцев, но и в редакциях, а у Матюшина они нашлись, и он, конечно, взял за них столько, сколько хотел.

Пожар уничтожил все его собрание, у него сгорели такие книги, каких теперь уже и не отыщешь. После пожара он так же, как и другие, открыл торговлю на Семеновском плацу, но, проторговав года два, должен был прекратить ее по случаю болезни (его разбил паралич). Устарелый, больной и обедневший, он умер в 1869 году. Некоторые из старых собирателей книг и до сих пор вспоминают о нем как о знатоке и любителе своего дела.

После Матюшина старейшим из книжников Апраксина рынка следует считать Иова Герасимовича Герасимова. Он был уроженец Ярославской губернии Рыбинского уезда, деревни Харитонова, и был совершенно неграмотный.

Иов Герасимов родился в 1796 году и, еще мальчиком, по собственным его рассказам, был отправлен в Москву, где и находился прислугою в трактире.

В 1812 году, когда, по случаю нашествия Наполеона, стали высылать всех из Москвы, хозяин его, в числе прочих, также отослал в деревню.

— Дал он нам шестерым, — говаривал Иов Герасимович. — пуд каленых орехов на дорогу, разделили мы их и пошли домой. В деревне меня взяли в подвозчики, я подвозил провиант к войскам, а когда кончилась война, поехал в Петербург и здесь первое время торговал сбитнем на Сенной.

Затем Иов Герасимов начал торговать лубочными картинами, сказками, соломонами и другими мелкими изданиями, а в двадцатых годах текущего столетия он уже является самостоятельным и дельным книжником. Так, когда после наводнения 7 ноября 1824 года в складе Синодальной типографии оказалось громадное количество попорченных водою книг, то он купил их более десяти возов за сто рублей.

«Все книжники, — рассказывал он, — боялись и подступиться к этим книгам, потому что многие из них совсем смокли и слежались, как кирпичи, да и не знали, какую цену давать за них, ведь тут их смоченных-то было на несколько тысяч. Я тогда был еще молодой и смелый. Вот и пошел и говорю: я слышал, что здесь продаются моченые книги, если угодно, так я куплю их. — А сколько ты дашь? — спрашивают. — Да вот, — говорю, — есть у меня сто рублей, отдам последние, может, я выберу что, а может, и свои денежки потеряю. — Там подумали, потолковали что-то между собою, да и велели забирать. Вот я и принялся их возить. Больше десяти возов вывез. А сколько же мне пришлось и выбросить их, и как жалко-то было… Посмотришь, бывало, книга хорошая, денег стоит, а развернуть никак нельзя, — вся слепилась. Ну, значит, и бросай ее. Все же, слава богу, я много выручил на них, наверно не могу сказать сколько, а, должно быть, не одну тысячу выручил: с этой покупки я и жить пошел. Ведь тогда книги-то ценились не по-нынешнему», — добавлял он.

Около сороковых годов у Иова Герасимова было уже несколько книжных лавок. Несмотря на свою безграмотность, Герасимов обладал такою замечательною памятью, что если он раз видел какую-нибудь книгу, то непременно запоминал ее так хорошо, что знал, кто ее автор, сколько должно быть томов или частей, сколько раз, где и в каких годах она издавалась. Но особенно он был большой знаток в старинных книгах церковной печати: этот товар был его коньком, и он скупал его почти у всех других торговцев. Он лучше других знал все старинные церковные книги и по печати мог определить, из какой типографии вышла та или другая и при каком патриархе, царе или императоре.

Надобно отдать ему справедливость, он не замыкал в себе это знание и охотно делился им с прочими книжниками и другими лицами. К нему частенько заходили люди ученые и поучались от него церковно-славянской библиографии. Покойный Н.С. Лесков мне не раз говорил, что он много почерпнул знания в старинных книгах от Иова Герасимовича.

После пожара Герасимов поторговал года два на Семеновском плацу, перебрался сначала в Апраксин двор, а затем, в скором времени, перешел в Александровский рынок, где до конца своей жизни и торговал в еврейском пассаже. Умер он в 1884 году в преклонной старости. Года за два или за три перед смертью он ослеп, но все-таки постоянно целый день просиживал за выручкой и сам наблюдал за торговлей, которую вели его внуки.

Василий Васильевич Холмушин начал книжную торговлю в двадцатых годах. Первое время он торговал на развалке, раскладывая свой товар на рогожке, а с 1830 года перевел торговлю в постоянное помещение. В пятидесятых годах он имел в Михайловском проезде, против книжной линии, довольно большую лавку, в которой занимался торговлею, преимущественно народным товаром. Он торговал синодальными изданиями, житиями святых и другими духовными книгами; затем — оракулами, письмовниками, песенниками, московскими романами, каковы, например, «Битва русских с кабардинцами»[212], «Киевская ведьма, или Страшные ночи за Днепром»[213] и т. п., повестями вроде «Гуака»[214] и «Английского милорда»[215], сказками и картинами лубочных изданий. У него очень много было собственных изданий, но почти все они были народные и преимущественно мелкие. Его покупателями в большинстве были торговцы на ларях и на столиках, каковых было несколько на Сенной площади, по Невскому проспекту и в других улицах — разносчики по Петербургу, а также провинциальные торговцы и офени.

Кроме Петербурга. Холмушин ездил сам и посылал своих приказчиков торговать также и по ярмаркам — в Нижний Новгород, в Ирбит, в Ярославль, в Кострому, в Ростов Ярославский, Рыбинск и другие города. Он вел большое дело с Москвою, покупал и выменивал там разные книги на свои издания.

Из его учеников и приказчиков вышли также очень деловитые торговцы, каковы, например, Д.Ф. Федоров, И. А. Архипов, Ив. Семенов и др.

В начале шестидесятых годов, чувствуя себя уже устарелым и, вероятно, потрясенный громадным убытком, причиненным ему пожаром, Василий Васильевич передал хозяйство сыну Александру Васильевичу[216]: последний стал уже менее обращать внимание на народный мелкий товар, а старался расширить торговлю более крупными и ценными книгами, но это у них не привилось, и дела их стали ухудшаться.

В 1872 году умер Александр Васильевич, а в 1874 году — и Василий Васильевич. По смерти В. В. наследники выбрались из большой лавки, находившейся в каменном корпусе, в так называемой инструментальной линии, и перевели торговлю в металлический корпус в книжную линию. Но внук В.В. Александр Александрович и тут почему-то не мог продолжать торговлю и прикончил ее совсем. Только впоследствии, получив в наследство после своего родственника Василия Гавриловича Шатаева довольно богатую лавку с товаром, он опять принялся за торговлю и опять занялся производством мелких народных книжек и картин.

Дмитрий Федорович Федоров, дальний родственник Холмушина, сначала жил у него в мальчиках 6 лет, а затем был приказчиком на отчете у Иова Герасимова. Прослужив два года у Герасимова, он по предложению своего хозяина взял совсем за себя лавку, в которой торговал. Но Федоров не преследовал той торговли, которой держался его учитель Холмушин, так же мало обращал внимания и на церковные книги, которые так любил И. Герасимов: он любил поторговать теми книгами, которые читались более образованною публикою. Он до некоторой степени старался быть последователем Александра Филипповича Смирдина, но только с тою разницею, что последний предпочитал почти исключительно так называемую изящную литературу и предпринимал издания не с одною целью получить барыши, а хлопотал, более всего, о распространении этой литературы, а Дмитрий Федорович придерживался учебного товара и книг по разным отраслям знания и вел торговлю более спекулятивно.