Имам Шамиль - Шапи Казиев

Положение стало критическим. Воронцов сжег палатки, закопал пушки и начал отступление. Он решил пробиваться вниз по течению Аксая к Герзель-аулу, откуда к нему на выручку выступил отряд Фрейтага.

13 июля войска наместника форсировали Аксай и с непрерывными боями пошли вниз через Белгатой, Центорой, Шуани, Урдали и Алерой. На этом пути все ужасы лесных боев повторились, но с той существенной разницей, что теперь войска отступали, а горцы их преследовали и беспрепятственно нападали со всех сторон. «Убивали их и валили, как сжатые снопы и срубленные деревья»,— писал хронист Шамиля. Не менее ужасную картину рисовал очевидец из отряда Воронцова: «Около едва только прочищенных завалов образовались новые, составленные из трупов людей и лошадей, сваленных одни на другие». Уже женщины и дети вступали в дело, отбирая у обессилевших солдат лошадей и имущество. И был даже уведен в чащу мул, на котором везли казну отряда.

Во всем отряде обороняли теперь лишь ослабшего Воронцова, которого несли в железном сундуке. Холод и голод превратили отступление в сплошной кошмар. Для большинства пищей стали сок деревьев да дикие коренья. Если у кого оказывался початок кукурузы, за него предлагали большие деньги, но никто не хотел быть богатым трупом. Когда отряд уже не в силах был двигаться, устраивали стоянки, чтобы отдохнуть и собрать уцелевших.

На одной из таких стоянок пропала корова, которую специально держали для Воронцова, нуждавшегося в свежем молоке. Оказалось, что корову зарезали и съели ширванские милиционеры во главе со своим начальником Джавад-ханом. Опасаясь расправы за содеянное и считая дело конченым, Джавад-хан нанял за 100 золотых монет проводника, который тайными тропами вывел его из леса.

Спасение пришло нежданно. Шамиль получил известие о смерти своей жены Патимат. Он должен был торопиться на похороны, но опасался, что без него Воронцов может выскользнуть из лесной западни. Наибы убедили имама, что и сами справятся и что полный разгром Воронцова неизбежен.

Весть о том, что Шамиль покинул место битвы, в лагере Воронцова встретили с ликованием.

18 июля к Воронцову сумел пробиться Фрейтаг с семью батальонами, 300 казаками и при 13 орудиях. Блокада была прорвана, и 20 июля остатки войск добрались до Герзель-аула.

Роберт Фрейтаг был сыном немецкого пастора, начал службу прапорщиком в 1821 году, участвовал в Польской кампании 1831 года, а в 1838 году попал на Кавказ уже старшим адъютантом штаба Кавказского корпуса. Здесь он командовал войсками на Лезгинской кордонной линии, затем Куринским егерским полком, а с 1842 года — 2-й бригадой 20-й пехотной дивизии. За спасение Воронцова он получил чин генерал-лейтенанта.

Экспедиция Воронцова, вошедшая в историю под названием «Сухарной» или «Даргинской», стоившая 3631 человека убитыми, множества пленных, огромных материальных потерь и не принесшая никакой пользы, закончилась.

Оплакивая своих генералов Пассека, Викторова, Фока и Василевского, Воронцов горестно вздыхал: «Грозил мне шайтан Шамиль, и дело вышло так, как он сказал».

Вернувшегося в Тифлис Воронцова ждало новое огорчение. В придуманный еще Нейдгардтом открытый для всех почтовый ящик его канцелярии было подброшено анонимное письмо, в котором говорилось: «Эй ты, собака Воронцов! Да переломает Аллах ноги твои, отсечет руки твои, ослепит глаза твои и сделает немым язык твой. Ты навлек на нас несчастье. Из-за твоего злополучия пали на нас пять бедствий. Ты погубил большинство наших мужчин, загнав их в место гибели. На нас напала холера. Налетели на нас тучи саранчи и навлекли на нас голод. Произошло сильное землетрясение, которым разрушены дома и некоторые селения. Нас обрадовали твоим прибытием и мы, радуясь тебе, зря истратили три миллиона». Авторов письма так и не нашли, а содержание его стало широко известно.

Представ перед императором, Воронцов ожидал гневной отповеди. Однако Николай был милостив, возвел Воронцова в княжеское достоинство и оставил на прежних должностях.

Растроганный Воронцов просил царя о прощении и предлагал вернуться к системе Ермолова. Николай и его Генеральный штаб согласились, что следует на время воздержаться от крупных экспедиций и принять за правило неспешное продвижение в горы, надежно утверждаясь на занятых позициях.

Ведено

После уничтожения Нового Дарго Шамиль не захотел возвращаться на пепелище и решил построить новую столицу Имамата. Выбирая место для ее устройства, Шамиль остановился на ровном месте посреди лесов, у реки Хулхулу, неподалеку от ичкерийского села Ведено. Земля была выкуплена у ее владельцев, и скоро здесь развернулось грандиозное строительство новой столицы. Она получила название Дарго-Ведено или просто Ведено.

Был составлен план поселения, сделаны чертежи построек с учетом их будущего назначения.

Все поселение, наподобие форта, было выстроено не из камня, как это делалось в Дагестане, а из дерева. Столица была окружена глубоким рвом с подъемными мостами, высоким валом и крепким забором с часовыми. Внутри помещалось множество разных построек, в том числе и сама резиденция имама. Последняя, по горским понятиям, была настоящей крепостью, в центре которой стоял сам дворец Шамиля.

Дворец имама представлял собой почти правильный квадрат, обнесенный высоким забором. У ворот стояла стража, не пропускавшая вовнутрь никого без особого разрешения.

Шамиль жил в двухэтажном флигеле из трех комнат и крытой галереи по периметру. Вокруг, вдоль забора, располагались комнаты жен и детей, которые были самыми большими, а также комнаты тещи Шамиля и воспитательницы его детей. Сюда от флигеля Шамиля были проложены деревянные тротуары в виде подмостков, служившие защитой от грязи.

С комнатами жен соседствовали кухня и столовая, буфет, пекарня, чуланы, помещение с бассейном и фонтанами. Здесь же была и семейная кладовая, где стояли цагуры — резные лари для муки, хранились продукты и вялилось мясо.

Отдельные помещения были отведены для содержания высокопоставленных пленников и заложников.

Все комнаты имели камины, двери, выходившие на общую галерею, и небольшие окна. Стекла имелись лишь в окнах Шамиля и его жен, остальные были закрыты промасленной бумагой.

Мебель заменяли полки вдоль стен, на которых хранилась домашняя утварь, одежда и постельные принадлежности. Полы были покрыты войлочными паласами и домоткаными коврами. У дверей в галерее стояли большие кувшины с водой, черпаки и тазы для умывания. В дальнем левом углу двора находилась конюшня.