В тот день… - Вилар Симона

Мирина слышала это со своего места на лестнице и, охнув, кинулась наверх. Добрыня же позвал Златигу. Пусть дружинник кликнет стражей, дабы увели куда надо отравительницу.

Загорка выла как резаная, когда ее уводили. Люди на улице собрались, болтали всякое, на двор Колояровичей указывали.

– Не дело это, что дурная молва о ближниках Дольмы пойдет, – вздохнул сокрушенно Добрыня. – Нам, Озар, надо чисто все проведать да отчитаться. А тут… Ох, не ладно все это.

Они вышли из дома, стояли вдвоем с волхвом на гульбище, смотрели, как Лещ и Бивой закрывают калитку. Отец и сын отравленной Голицы смотрели друг на друга, бурно дышали. Хорошо еще, что стражники их удержали, не позволили растерзать Загорку. Но кары ей теперь все равно не избежать.

Добрыня снял удерживающий волосы ремешок, тряхнул головой: во тут дела какие. И к Озару обратился:

– Как считаешь, ведун, если эта девка Загорка такая прыткая, то могла ли она и хозяина Дольму порешить?

Озар посмотрел на воеводу почти весело.

– Ты сам хоть веришь в то, что говоришь? Кто же сочтет ее мастерицей так ловко метнуть шип каленый? Нет, убийцу Дольмы я уже знаю. Но вот кто его на это надоумил – вопрос.

– Так что же ты тянешь, Озар? Раньше ты более прыткий был, соображал быстрее. Или хочешь, чтобы твои приятели-волхвы начали в подземных пещерах пухнуть с голоду? Учти, я могу приказать, чтобы их перестали кормить, так что поторопись с дознанием.

Озар приблизился к воеводе. Они с Добрыней смотрели друг на друга как враги, но Озар был в услужении, его наняли – и он согласился. Теперь же сказал:

– Идем, я все поведаю тебе, Добрыня. Я не только бока тут отъедал, но и работал до ломоты в затылке от размышлений.

Они долго беседовали, вновь расположившись в истобке, и никто не смел к ним даже подойти. Мирина больше не выходила из своей горницы, а Вышебор притих, не требовал, как было сперва, чтобы Добрыня его навестил да почет былому соратнику выказал. О дворне и говорить не приходилось: все понимали – сейчас что-то решается.

Добрыня внимательно выслушал волхва. И про то, как Озар расспрашивал каждого в усадьбе, как решал, кому может быть выгодна смерть купца Дольмы. Рассказал ведун и о том, как пришел к выводу, что убийцей мог быть именно Жуяга. Он даже расставил перед воеводой свои чубышки, объясняя, кто и где находился в тот день в Почайне и что мог совершить. В итоге доказал – метнуть шип в хозяина было удобнее всего именно Жуяге. И теперь осталось Озару разобраться в том, кто мог плешивого Жуягу на это надоумить.

– Знаешь, как говорят в народе, Добрыня: комар лошадь не повалит, пока медведь не подсобит. Вот и тут так же. Был за Жуягой кто-то, кто его подвел к смертоубийству. Сам бы он вряд ли ни с того ни с сего на подобное пошел.

Добрыня не забыл, что, когда по его наказу волхва привели в усадьбу Колояровичей, холоп Жуяга повел себя странно. Воевода, как и волхв, тоже это приметил. Теперь же спросил: а разве Вышебор, за которым находился Жуяга, не мог метнуть? Ведь оба, и калека, и Жуяга, находились как раз в том месте, откуда можно было попасть в Дольму. К тому же ранее Вышебор был умелым воителем, руки, небось, не забыли, как оружие метать. Озар же подумал, что воевода явно не питает симпатии к старшему Колояровичу и ему пришлось бы по душе, если бы именно этот калека оказался душегубцем. Но Добрыня не стал настаивать на своем, когда волхв пояснил, почему Вышебору невыгодно было избавляться от брата: оказывается, благонравный Дольма покрывал кровавые забавы старшого и даже потворствовал им.

Воевода не на шутку расстроился.

– Не ожидал я такого от Дольмы, – молвил он, сокрушенно покачав головой. – Однако сейчас выносить сор из избы не позволю. Не ко времени. Позже разберусь с Вышебором. Ишь что задумал тать: девок-невольниц резать! Это ему не в походе на непокорных, это в самом стольном граде он такое непотребство творил. Но говорю же, сейчас то дело прошлое.

Озар бросил суровый взгляд на княжьего дядьку.

– Люб тебе Вышебор или не люб, но вижу, что ты всех их готов покрывать. А причина в том, что Дольма был известным христианином, купца и его родню выбрали, чтобы привлечь киевлян к новой вере. Но вот что я скажу тебе, Добрыня: семейка эта – настоящее змеиное гнездо. К примеру, тот же Вышебор считает, что имеет право убивать низших по положению. Да и Мирина могла желать избавиться от мужа, который грозился услать ее обратно в леса. Радко, который уверяет, что любил строгого брата, тем не менее на его красавицу-жену позарился. Поэтому и он мог желать избавиться от Дольмы, чтобы потом сойтись с милой его сердцу Мириной.

– Тут навряд ли, – подперев голову кулаком, возразил Добрыня. Задумчив был. – Потерять сердце от несравненной красы Мирины младшему Колояровичу легко, но вот сойтись с ней в браке он не сможет. Радко крещеный, как и сама Мирина. А у христиан не позволено брать за себя жену брата. Это грехом считается и кровосмешением, да и дети помирать будут в таком союзе. Вот если бы ни Радко, ни Мирина не пошли в тот день в Почайну на обряд, то по старым языческим верованиям Радко мог бы взять вдовицу старшего брата. А теперь – нет!

– А они это знали? – поинтересовался волхв.

– Ну, попы про это говорили. Не глухие же Радомил с Мириной, чтобы не услышать? Так что если бы хотели сойтись, то отказались бы от крещения. А так… Нет, если они и милы друг другу, то оба понимали, что стать мужем и женой им теперь не позволят. Выходит, и умысла валить Дольму у них не могло возникнуть.

Озар лукаво посмотрел на воеводу, его глаза так и лучились иронией.

– А ведь ты бы не хотел, чтобы я на них указал. И сам Радко тебе по нраву, да и в городе его любят. И Мирина слишком хороша, чтобы ее, христианку и жену известного купца, объявили головницей. Так что тебе нужно на самом деле, княжий дядька? Истина или удобный убийца, чтобы выставить его перед князем и ромеями?

– Мне нужна истина. И пока мне из всего, что ты поведал, самым подозрительным кажется Бивой.

Добрыня оглянулся в окно, откуда через двор была видна калитка, подле которой на завалинке сидел пригорюнившийся сын Голицы. Здоровенный парень, он сейчас выглядел таким унылым, что и его вислые усы казались поникшими в печали по своей родительнице.

– Вон как убивается, – покачал головой воевода. – А я ведь знаю, что парень этот дерзкий, самоуверенный и не раз в кулачных боях себя проявлял. Дольма даже подумывал его к себе в охранники пристроить, поднять в доме по положению. Нравился ему Бивой. Нравился и сам по себе, и тем, что интересовался новой верой. И вдруг этот силач заартачился и не пожелал идти на обряд крещения в тот день. Странным мне это кажется. Словно бы Бивой не хотел быть на месте убийства и тем самым рассчитывал от себя все подозрения отвести. А ведь ты говорил, что дружен он был с Жуягой плешивым.

– Да, они приятельствовали. Однако какой резон Бивою избавляться от Дольмы? Тот его возвышал, добрым хозяином был. Уж не надеялся ли Бивой, имея толику крови Колояровичей, наследство получить? Смешно и наивно. Он хоть и простой парень, но тут должен был понять, что есть еще два брата Дольмы, да и жена. Которая к тому же оказалась в тягости.

– Бивой, возможно, и прост, как ты говоришь, а вот матушка его новопреставленная, оказывается, имела свои виды на вдовицу Мирину. Ну, если взять в расчет то, о чем поведала отравительница Загорка.

– А вот насчет Голицы ты правильно приметил, воевода, – даже подмигнул княжьему дядьке волхв. – Эта кухарка что-то знала о тайне госпожи. Она к ней близка была с первых дней, как Мирину от древлян привезли. Видать, та ей и доверилась, когда поняла, что надо завести ребенка. Голица наверняка помогала, хотя позже эта хитрая баба решила выгоду свою поиметь и стала давить на хозяйку. А как поняла, что саму ее отравили, то решила, что это Мирина задумала от нее отделаться. Поэтому на нее и указывала перед смертью. Но все это не касается убийства самого купца Дольмы. Ибо я просто не представляю, что какая-то кухарка могла уговорить плешивого Жуягу пойти на такой риск, как смертоубийство господина. Не пошел бы он на это из-за Голицы и даже ради своего приятеля Бивоя, что бы ему те ни пообещали. Да и сама идея Голицы со сватовством только в ее глупой голове могла родиться. Какая бы слава разнеслась о вдове известного всему Киеву Дольмы, если бы его вдовица сошлась с бывшим холопом? Так что это были пустые надежды хитрой, но недалекой кухарки. Да и родня Мирины, братья ее мужа вряд ли бы такое позволили. Радко, так тот скорее бы пришиб Бивоя, если бы он на его ладу стал рот разевать.