Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Валерий Викторович Выжутович

гнилыми настроениями. Я знаю, что вы питали Шепилова материалами, который приходил ко мне со схемами и пытался доказать, что перестройка управления нанесет вред, так как все заводы зависят друг от друга… Если исходить только из этого, то нужно нашу промышленность объединять с промышленностью капиталистических стран… Вы вылезли с гнилым нутром…»

Спор на хозяйственную, казалось бы, тему приобрел опасный для одного из спорящих оборот. Запахло «идеологической диверсией»…

Эстафету разноса подхватил председатель Госплана СССР Иосиф Кузьмин, сменивший на этой должности Байбакова: «Как же вы, не считаясь с элементарными обязанностями и чувством долга перед партией, как вы можете вести параллельную деятельность… Правильно Никита Сергеевич сказал о том, что во время перестройки руководства промышленностью т. Байбаков не был согласен с этим делом. Я непосредственный участник этого и видел, как вся его деятельность была направлена на составление различных схем. Сколько, Никита Сергеевич, приносил Вам т. Байбаков схем — что ни утро, то новая схема: то сохранить сырьевое министерство, создать Наркомтяж, создать Госснаб; он говорил: вы провалите народное хозяйство. Но, как видите, ничего не провалилось…» (РГАНИ. Ф. 17. Оп. 165. Д. 150).

То совещание в Кремле стало предвестием отставки Байбакова. Примерно через месяц первым заместителем председателя Госплана РСФСР был назначен В. Н. Новиков — глава Ленинградского совнархоза. Председателя никто не спрашивал, согласен ли он с этой кандидатурой: «Как-то за чашкой чая я спросил его: “Володя, тебя "подсадили" под меня?” — “Да, Николай. Так мне сказали наверху”».

Развязки долго ждать не пришлось. В начале мая 1958 года Байбакова вызвали к секретарю ЦК КПСС А. Б. Аристову. Состоялась беседа с ним и с Д. С. Полянским, назначенным в тот год председателем Совета министров РСФСР. Байбакову предложили занять должность председателя Куйбышевского совнархоза. Он потом рассказал, как протекала беседа:

«— Почему туда собираетесь меня направить? — поинтересовался я.

— Ведь ты нефтяник, а там большие перспективы в развитии нефтяной промышленности. Ты же принимал активное участие в создании “Второго Баку”.

— Нефть есть и на Сахалине. Я готов поехать туда.

— Ну зачем же так далеко, — миролюбиво улыбнулся Аристов.

— Если есть право выбора, то я просил бы направить меня в Краснодарский край, с которым связана частица моей жизни. Именно в этом крае я бывал очень часто в качестве и начальника Главного управления Наркомата топливной промышленности, и заместителя наркома, и министра. Мне пришлось и уничтожать, и восстанавливать краснодарские нефтепромыслы.

Аристов сказал, что у него нет таких указаний, но о моей просьбе он доложит Хрущеву.

На том разговор закончился, и я вернулся в Госплан. Вскоре мне позвонил Полянский и сообщил, что Никита Сергеевич удовлетворен моим согласием работать в совнархозе. Он ожидал, что я буду сопротивляться, как некоторые министры, которые после ликвидации министерств отказались работать в совнархозах. Но главное, Хрущев согласился с назначением меня председателем Краснодарского совнархоза. Он полагал, что это будет для меня хорошей практической школой, ибо я, видимо, оторвался от жизни, возражая против организации совнархозов».

Через два дня на том же самолете, которым доставили из Краснодара в Москву супругу и вещи Полянского (тот сдал пост первого секретаря крайкома Дмитрию Матюшкину), Байбаков вылетел к новому месту работы. В краснодарском аэропорту его встретил не секретарь крайкома и даже не председатель горисполкома, а какой-то сотрудник партаппарата. Дежурно спросил: «Как долетели?» — и проводил к машине. Только в эту минуту Байбаков до конца осознал, что оказался на посту, несоизмеримом с его прежним положением.

Держись, корова из штата Айова!

В Краснодаре он поселился на Красной улице, вблизи здания, где размещался аппарат совнархоза. Приехал сначала один. Жена, сын и дочь прибыли позже: детям дали завершить учебный год.

В крайкоме партии и крайисполкоме Байбаков встретил старых знакомых, потом стал на них опираться в работе. Его предшественник Д. Д. Королев, бывший помощник А. И. Микояна, расстался с должностью без сожаления: его отозвали в Москву, где он чувствовал себя уютнее. Насколько уютно чувствовал себя сам Байбаков на новом месте? Вероятно, не очень. Тридцать лет управлявший только нефтью и газом, он впервые получил в руки многоотраслевое хозяйство. Нефтяная промышленность там тоже имелась, но наряду с ней — огромные посевные поля, десятки промышленных предприятий, морские порты, курорты Черноморья…

На Кубани Байбакову пришлось заниматься всем сразу. Но больше всего — сельским хозяйством и пищевой промышленностью. Удельный вес пищевой продукции Краснодарского совнархоза в общем объеме производства превышал 50 %. В то время на территории края находилось более 60 совхозов различных направлений: виноградарских, по производству фруктов и овощей, выращиванию семян сахарной свеклы… В крае действовали крупнейший в мире завод шампанских вин «Абрау-Дюрсо», крымский консервный комбинат… Для коренного нефтяника все это было внове.

Богатые кубанские черноземы при благоприятных погодных условиях дают высокие урожаи. Но провозглашенный в крае лозунг «Догнать и перегнать Айову по производству кукурузы» так и остался лозунгом. Местные аграрии не учли всех природных и хозяйственных особенностей штата Айова, где в то время снимали по 50–55 центнеров кукурузы с гектара, тогда как на Кубани — всего 25–30 центнеров.

Байбаков собрал агрономов и велел им проанализировать причины такого существенного расхождения в урожайности кукурузы. Оказалось, что качество почв Айовы и Кубани, количество удобрений, вносимых в почву, и солнечный градиент идентичны, но по количеству осадков эти районы резко отличаются. В Айове в год выпадает осадков в среднем в 3–4 раза больше, чем на Кубани, поэтому так разнится урожайность этой культуры.

«Учитывая это, — вспоминал Байбаков, — я на одном из пленумов крайкома партии предложил более активно заняться вопросами мелиорации земель под посевы кукурузы, используя для этого созданные водоемы при сахарных заводах и тонкостенные трубы, которые мы начали изготавливать на предприятиях совнархоза. К сожалению, на мой призыв отозвался лишь секретарь Малороссийского райкома партии. На следующий день после заседания крайкома он пришел в совнархоз. Мы обсудили конкретный план действий по орошению 40 гектаров земель под посев кукурузы и вскоре приступили к осуществлению этого плана. На орошаемые земли были проведены водопроводы от действующих насосных станций Малороссийского сахарного завода и осуществлены два полива — в феврале (для влагозарядки почвы), когда сахарный завод закончил переработку свеклы, и в августе — перед началом работы сахарного завода. Эти два полива сыграли решающую роль в получении высокого урожая кукурузы, в чем я убедился, приехав в район на праздник урожая. Разница была поразительной. На контрольном участке был собран урожай в 27 центнеров с гектара, а на опытном поливном участке (площадью